Форум "Дюмания"

 Отправлено: 29.09.14 21:00. Заголовок: Иной ход

Фандом: " Виконт де Бражелон"
Размер: макси
Пейринг- персонажи " Виконта"
Жанр: - может, повесть?( на роман не тянет)
Отказ: Мэтру.

 Отправлено: 30.10.14 12:26. Заголовок: Вольер , ой! Не ожи..

Вольер , ой!
Не ожидала, что вы возьметесь за чтение фика, но как приятно!
Бутылки выпью все, не отрываясь, как Атос в Амьене.
А вино и вправду хорошее?

 Отправлено: 30.10.14 12:55. Заголовок: Стелла пишет: А вин..

Стелла пишет:

цитата:

А вино и вправду хорошее?

Лично не пробовал, но, думаю, неплохое. Это купажи на основе винограда Сира, который мне нравится и который отлично вызревает в Руссильоне. ) Ценовая категория: от 5 до 20 евро за бутылку.

 Отправлено: 30.10.14 13:16. Заголовок: Если попаду во Франц..

Если попаду во Франции к весне, буду знать, что покупать.

 Отправлено: 30.10.14 16:03. Заголовок: Стелла от 5 до 20 ев..

Стелла от 5 до 20 евро- цена недорогих молодых вин.Но это не значит ,что они плохие или некачественные.Так что покупайте смело.Плохо только, что в отличие от Вашего дорогого Атоса Вы совсем не пьете.А отрывок-хорош.Атос в нем сдержаннее чем в Каноне, ну а Луи вообще озверевший.Для возведшего этикет в абсолют короля, его собственное поведение в этом отрывке- ни в какие ворота Да, и чувствуеться , что почти за два года Рауль так и не почувствовал себя отцом, только любящим мужем. В нем нету такого сильного отцовского чувства, которое сразу возникло у Атоса.

 Отправлено: 30.10.14 16:33. Заголовок: А знаете, ведь далек..

А знаете, ведь далеко не всякий мужчина сразу ощущает себя отцом. Для многих это скорее факт биографии, чем ощущение. Для того, чтобы это ощутить по-настоящему, надо с ребенком возиться или, на крайний случай, видеть его постоянно.
И что до Атоса, я не считаю, что он сразу, прямо так в Рош-Лябейле, ощутил себя любящим отцом. Он же сам говорил, что высох душою и понадобилось , я уверена, немало времени, чтобы он ощутил любовь.
А могло это произойти не раньше, чем ребенок потянется на руки.

 Отправлено: 30.10.14 17:14. Заголовок: Ну отцом -то я думаю..

Ну отцом -то я думаю атос себя ощутил прямо в Рош - Лябей, а вот любовь пришла скорее всего , когда Раулька стал узнавать его , тянуть ручонки, прижиматься или когда сказал свое первое слово-ПАПА.

 Отправлено: 30.10.14 17:27. Заголовок: А вот слово "пап..

А вот слово "папа" Рауль никогда не говорил Атосу. Ни-ког-да! Просто потому, что его в детстве никто не надоумил просветить, что Атос его отец.
Любого в доме, кто осмелился бы на такое, Атос бы не просто выгнал, а отправил бы подальше от Блуа.
И вот тут вы меня надоумили,Констанс1 .
А не потому ли граф прогнал жену Блезуа, что она что-то на счет этого сходства Атоса и воспитанника говорила? И отправил далеко- к родственникам в Париж!

 Отправлено: 30.10.14 17:35. Заголовок: Стелла годовалому ре..

Стелла годовалому ребенку не обьяснишь, что человек , которого он любит не папа а опекун Ну и папа выговорить легче и понимали это все.Это уже позже Раулю обьяснили , что Атос -опекун.А то , что жена Блезуа могла вслух и громко озвучить, что дескать уж очень похож воспитанник на опекуна,и это дошло до ушей графа вполне себе допускаю

 Отправлено: 30.10.14 17:39. Заголовок: Если ребенку, когда ..

Если ребенку, когда он видит графа, говорят, что пришел хозяин дома, граф, его благодетель и опекун, ребенок кого угодно назовет папа, но только не этого человека.

 Отправлено: 30.10.14 17:54. Заголовок: Стелла, мама или пап..

Стелла, мама или папа-это первые слова которые ребенок говорит-без вариантов.и голос крови у малышей-коротышей развит так , что мама не горюй .пришедшего за ними родителя чувствуют через закрытые двери , не видя.Узнают по шагам.если пришла например мама , а ждали папу реветь начинают даже еще не увидев.Пришел не тот кого малыш ждал.Но если Вы считаете , что первым словом Рауля было мама в сторону кормилицы... но это сомнительно, сильный голос крови в этом возрасте

 Отправлено: 30.10.14 18:02. Заголовок: Констанс1 , вы думае..

Констанс1 , вы думаете, я не знаю как бывает с детьми? При мне мои дети и внуки первый раз и сказали слово.
Так вот, у дочери и у сына это было имя собачки, которая у нас жила " Дезя"
У внучки- " аба".- папа. У старшего внука- саба- дед.
Что изречет младший внук ждем в ближайшее время.
Если ребенок не слышит вокруг себя слово - папа или мама он и не скажет его- нет у него такой информации. И я не верю, что Рауль настолько вундеркинд, что способен был услышать его. А с сельскими детьми никто не дал бы ему тусоваться.

 Отправлено: 30.10.14 18:10. Заголовок: А детских песенок ем..

А детских песенок ему тоже не пели , а колыбельных. там мама точно упоминаеться и папа тоже

 Отправлено: 30.10.14 18:15. Заголовок: Констанс1 , ну вы уж..

Констанс1 , ну вы уже увлекаетесь , право!
Нет, суровый граф регламентировал колыбельные и провел цензуру на предмет слов " мама " и " папа".
А вы знаете, к слову, о чем пелось в средневековых французских колыбельных?
А может, вместо колыбельных Атос( как вспоминал Рауль), просто сидел рядом или держал руку у него на лбу?

 Отправлено: 30.10.14 19:11. Заголовок: Ну не воспитываються..

Ну не воспитываються нормальные маленькие дети без песенок, попевок( это мелодия+ движения), колыбельных.А если сидел и просто руку держал пока Рауль засыпал, тогда тем более папа.

 Отправлено: 30.10.14 19:17. Заголовок: Не думаю, что воспит..

Не думаю, что воспитание малышей тогда и теперь строилось на одной основе. тем более, вряд ли это знала кормилица Рауля. Кормилица же Атоса вбивала ему в голову истории повешенных.

 Отправлено: 30.10.14 19:32. Заголовок: Это когда он уже спо..

Это когда он уже способен был понимать истории про повешенных, а не когда первык слова лепетал.

 Отправлено: 30.10.14 20:57. Заголовок: Глава 33.Монаршья ..

Глава 33.Монаршья справедливость.

В то время как Атос и Гримо ждали возвращения капитана, в королевских покоях разыгрывалась комедия, исполненная внутреннего трагизма.
Людовик не забыл ни сцену объяснения с графом де Ла Фер, ни, особенно, объяснение с д'Артаньяном. Последний был куда откровеннее Атоса. Д'Артаньян появился у дверей кабинета, где Людовик работал с Кольбером и, едва взглянув на мушкетера, король сделал ему знак войти.
- Итак, - Его величество презрительно поджал губы, отчего лицо короля сразу приобрело поразительное сходство с королевой-матерью.- Что сказал граф де Ла Фер?
- Граф пожелал немедленно быть арестованным!- дАртаньян с трудом скрывал нервную дрожь, бившую его.
- Каков наглец! Что он о себе вообразил?
- Граф де Ла Фер не наглец, сир, он порядочнейший человек.
- Если он требует своего заключения, значит он согласен с тем, что оно справедливо!- воскликнул король.
- Или считает, что так он заставит задуматься короля, что он послал на смерть невиновного.
- Он предполагает, что я могу изменить свое решение?- поразился Людовик.- Он что же, говорил вам это?
- О нет, сир! Граф де Ла Фер — человек деликатный и вслух бы мне о таком не стал говорить. Но я знаю его столько лет, что мне не сложно прочитать его мысли.
- Так вы его защищаете, капитан? Вы защищаете того, кто оскорбил вашего короля?
- Сир,- проговорил мушкетер, делая вид, что рядом не стоит красный и напуганный Кольбер,- сир, мой друг никогда никого в жизни не оскорбил. Если он сказал вам правду, то это только потому, что он вступился за своего сына.
- Его сын осмелился нарушить мой приказ.
- Сир, - д'Артаньян говорил спокойно, но в голосе его прослушивались уже яростные нотки,- Ваше величество послали на заклание виконта, который виновен только в том, что с пятнадцати лет был верен королевской власти, и никому боле. Бражелон десятки раз мог найти себе более благодарного властелина, но он — порядочный человек и принесенная клятва для него священна. Он умел отличать принцип королевской власти от короля, а вы предали этот принцип.
- Вон!- не помня себя, закричал король.- В Бастилию, к графу, в камеру!
- Благодарю вас, Ваше величество! - не скрывая издевки, поклонился мушкетер. - Это достойная награда за сорок лет беспорочной службы. По крайней мере, нам с графом не будет скучно.
- Д'Артаньян, вы слишком много на себя берете!
- Сир, я иначе не умею,- с неподражаемой серьезностью ответил капитан.- Спросите у любого, как относится к своей службе гасконский дворянин и вам ответит каждый: в Гаскони все делают с душой и всегда верны своему сюзерену.
- Я напомню вам ваши слова, когда придет время!- Людовик схватил перо.
- Сомневаюсь, сир, что у вас будет такая возможность, если вы отправляете нас с графом в Бастилию. Из нее не выходят. К тому же нам с графом не двадцать лет …
- И у вас нет шансов пережить меня, хотите вы сказать? Д'Артаньян, вам отлично известно, что короли долго не живут!
- О, Ваше величество ждет долгое царство, - покачал головой мушкетер.- Долгое и славное. Главное — не начинайте его с несправедливых деяний, сир.
- Вы осмеливаетесь учить меня?
- О, нет, Ваше величество,- грустно покачал головой старый мушкетер.- Я только предостерегаю вас. Я много повидал на своем веку, я много чего храню в своей памяти, сир... Я помню Францию, растерзанную войнами, мои друзья и я немало нашей крови пролили на ее полях. Ваш покойный батюшка, король Людовик 13, не имел ни времени, ни условий для того, чтобы воплотить в жизнь все, что они задумали с кардиналом Ришелье. Теперь вам предстоит осуществить их мечту. Сир, вокруг вас много людей, у которых совсем не такие благородные помыслы, как они хотят их представить вам,- и мушкетер бросил взгляд в сторону Кольбера.- Берегите преданных вам людей, Ваше величество.
- Вы хотите, чтобы я их берег, но они сами предают меня. Ваш друг и вы — вы позволяете себе учить своего короля, вы устраиваете мне допрос, и хотите, чтобы я терпел подобную наглость со стороны простых дворян?- Людовик от полноты чувств хлопнул ладонью по столу.- Запомните капитан и при случае передайте своим друзьям: во Франции только один король и он не потерпит неуважения к своему престолу.
- Увы, сир, но я смогу передать ваши слова только графу де Ла Фер!- не удержался от сарказма д'Артаньян.- Остальных друзей я, наверное, уже не увижу. Кому прикажете сопровождать меня в Бастилию?
- ДАртаньян, вы отдаете себе отчет в своих словах? Вы обязаны были арестовать господина де Ла Фер.- Людовик вскочил со своего места и в гневе заходил по кабинету.
- Ваше величество, я простой солдат, я, быть может излишне прямо выражаюсь, но вы не пожелали услышать графа де Ла Фер, который представляет истинный цвет французского дворянства, потомка Монморанси и Роанов.
- Ваш друг помнит только их девизы и на деле показал, что для него король - не монарх.
- Мы опять вернулись к тому, с чего начали, Ваше величество,- устало склонил голову капитан. - Готовьте приказ на меня, я сам себя посажу в тюрьму и сделаю это и с моим старым другом. Можете не сомневаться, сир, этот приказ я исполню. Граф ждет меня в моей карете.
Людовик, ошеломленный и растерянный, переводил взгляд с мушкетера на Кольбера, словно ожидал подсказки, что же ему сделать с непокорным воякой.
Потом, словно решив поставить точку в этом вопросе, протянул руку и, взяв перо, начертал чуть дрожащей от волнения рукой приказ об освобождении графа де Ла Фер.
- Вот вам бумага, дающая волю вашему другу, - произнес он вполголоса.- Езжайте и скажите ему, что он свободен. И верните ему его шпагу. Для него лучше будет, если мы с ним и с его сыном больше не встретимся, - король протянул руку мушкетеру и тот поцеловал ее. - Идите, д'Артаньян и возвращайтесь поскорее. Вы мне нужны, помните об этом. Я пока еще совсем не знаю тех, кто мне служит,- добавил Людовик про себя, глядя, как д'Артаньян, подняв обломки шпаги с пола, затворяет за собой дверь кабинета.

 Отправлено: 30.10.14 22:06. Заголовок: Стелла, прекрасно на..

Стелла, прекрасно написано!

 Отправлено: 31.10.14 19:19. Заголовок: Увлекательно! Стелла..

Увлекательно!
Стелла, в вашем ходе событий получается, что заговор Арамиса уже был, и эту сюжетную линию вы оставили без изменений?

 Отправлено: 02.11.14 10:25. Заголовок: Глава 34. Объясн..

Глава 34. Объяснение.

Бурные события, происходившие при королевском дворе, оставили для читателей в тени Арамиса и Портоса. Но Арамис слишком долго пребывал на задворках политических кулис, и для него пришло время выступить к рампе. Портос же и вовсе не признавал жизни в полумраке. Оставаясь невидимым для читателя и для дАртаньяна с Атосом, епископ ваннский тем ни менее был в курсе и дворцовых интриг и любовных коллизий. После ареста Фуке д'Эрбле на какое-то время устранился от двора и политики, но гигантская тень генерала иезуитского ордена незримо витала над всем, что творилось в Европе и Новом Свете. Могущество, которым обладал генерал, могло спорить с могуществом папы Римского, а возможно, и намного превосходило его власть потому что было тайным. Щупальца Ордена протягивались и во дворцы знати и в хижины виллан. Повсюду у иезуитов были свои соглядатаи, свои исполнители тайных деяний.
То же, что задумал осуществить ваннский епископ, не было беспочвенной фантазией. Много лет назад его бывшая любовница подарила ему тайну, знание которой либо могло его убить, либо возвеличить с годами. Именно знание этой тайны и привело Арамиса к вершинам Ордена. Но честолюбивому епископу тайной власти было мало: он жаждал престола, жаждал выйти из мрака на ярко освещенный трон Святого Петра.
Свой замысел д'Эрбле намеревался осуществить во время празднества в Во-ле-Виконт, но неожиданная немилость, в которую впал его покровитель и друг Фуке помешала ввести в действие грандиозный замысел генерала. Людовик, мучимый ревностью и завистью, покинул дворец, оставив в полнейшей растерянности и сюринтенданта Николя Фуке и его главного распорядителя - епископа ваннского.
Теперь Арамису предстояло собирать воедино все распавшиеся нити заговора и искать новой возможности провести свой план. Положение осложнилось еще и тем, что дАртаньян, почти неотлучно находившийся при короле, нюхом старого вояки учуял, что его друг что-то готовит. Явная растерянность Арамиса, когда король покинул Во, и последовавшая за ней вспышка ярости — ярости, так редко вырывавшейся на поверхность у сдержанного епископа, сказали мушкетеру больше, чем десяток докладных.
Но Арамис оставался его другом, другом с которым его связывала и прожитая жизнь, и старинная клятва. Мучимый подозрениями, д'Артаньян, улучшив момент, когда епископ по делам епархии все же объявился в Париже, попросту подловил его у архиепископа парижского. Деваться д'Эрбле было некуда, оставалось только изобразить радость при виде друга. Арамис любил капитана, любил, как любят своего брата, как любят прошедшую молодость, как любят самого себя; но, что лгать самому себе: бывший мушкетер боялся д'Артаньяна, боялся его проницательного взгляда, боялся его насмешливого нрава, а больше всего боялся теперь его верности королю.
- Дорогой друг, какими судьбами вы здесь?- Арамис изобразил радость при виде друга.- Уж не стали ли вы, чего доброго, подумывать о Боге?
- Судьба здесь не при чем, Ваше преосвященство,- рассмеялся мушкетер, пожимая протянутую руку и отметив про себя, что у прелата дрожат пальцы.- Я вас специально искал.
- Специально? Что-то случилось?
- Это « специально», милый друг, называется « дружба». Вы с Портосом после празднества в Во исчезли, словно из Франции уехали. Никаких следов! Вы что, заговорщики, чтобы скрываться даже от друзей?
- Д'Артаньян, вы можете меня в таком подозревать, я знаю, но как вы могли такое подумать о Портосе?- криво улыбнулся Арамис.
- Да, Портос никогда сам не полезет в политику, но с помощью друзей, которых у него трое, с ним такое случалось. Я начал волноваться за вас. Тем более, что Атосу сейчас вообще не до нас, я решил вас отыскать самостоятельно.
- А что с Атосом?- забеспокоился Арамис, обрадовавшись, что можно сменить тему.
- Не с Атосом, а с Бражелоном, точнее с его женой, - ответил дАртаньян, пристально следя за реакцией друга. « Неужели Арамис не в курсе происшедшего? Не поверю!»- подумал мушкетер. Но Арамис выглядел взволнованным по-настоящему.
- Что произошло?
- Случилось то, что и должно было случиться: Лавальер стала любовницей короля, и об этом узнал виконт.
- И... он выгнал ее?
- Она ушла в монастырь, но...
- Какие могут быть при этом «но»?
- Ну, мой милый, вы тоже не сразу ушли в аббаты!
Арамис пропустил намек мимо ушей.
- На то были причины, вы должны это помнить, дАртаньян.
- Вот и здесь тоже нашлась причина: Его величество собственной персоной явился за Луизой и увез ее, не дав ей даже принять послушание.
- И что же Атос?
- Именно, «что Атос?»: вы как всегда хорошо поняли нашего графа. Он явился к Людовику требовать от него ответа.
- Атос в своем репертуаре: он так и не пожелал понять, с кем имеет дело.
ДАртаньян при этих словах прелата вздрогнул.
- Атос прекрасно понимает, что другого короля у нас нет,- глухо ответил капитан.- Атос чтит принципы рыцарственности.
- А Людовик приказал его арестовать, не так ли?
- Арамис, вы знаете нашего короля; конечно, на другое он в гневе не способен.
- И арестовать графа пришлось вам, капитану королевских мушкетеров?
- Арамис, вы зрите в корень! Но я немного поспорил с Его величеством, и в результате все осталось, как есть: я на своем посту, а наши друзья — на свободе в одном из своих поместий.
Арамис хотел спросить, в каком из трех, но ему пришло в голову, что Атос мог до поры до времени не говорить гасконцу о Шато-Турен, и он промолчал.
- Значит, Атос и Рауль в безопасности, - помолчав, заговорил прелат,- а вы стали человеком, которого слушается король. Поздравляю, это мало кому удавалось!
- И я готов быть защитой своим друзьям!- сказал мушкетер, глядя прямо в глаза друга.
- Я никогда в вас не сомневался, д'Артаньян!- ответил ему Арамис, не пряча глаз. - Как и я для своих друзей готов на все!
- «Он что-то затевает!»- решил д'Артаньян.
- «Надо действовать быстрее: капитан что-то знает!»- понял Арамис.

 Отправлено: 02.11.14 10:27. Заголовок: http://f6.s.qip.ru/X..

 Отправлено: 02.11.14 22:59. Заголовок: Ну, теперь понятно. ..

Ну, теперь понятно.
Ох, как события накалились! И, буду уже не оригинальна, иллюстрации замечательные!

 Отправлено: 03.11.14 09:24. Заголовок: Глава 35. Фав..

Глава 35. Фаворитка.

Вытащить мнимого Марчиалли из тюрьмы оказалось намного проще, чем прятать его все эти месяцы после провала с празднеством в Во и ареста Фуке. Портос был надежным стражем, но он никак не мог охватить своим умом все хитросплетения сюжета, рассказанного ему Арамисом. Поэтому прелат ограничился тем, что убедил Портоса получше стеречь узурпатора, который претендовал на королевский трон и которого они рассчитывали упрятать в надежную тюрьму. Про то, что в Шато-Турен живет близнец Людовика Портос не догадался; барон верил сказке, рассказанной другом, считая, что узурпатор просто человек, обладающий необыкновенным сходством с королем. Причуда природы, не более того, как объяснил ему это д'Эрбле, но это сходство опасно вдвойне: и для узника, если в нем признают узурпатора и для Портоса, которого непременно уличат в сговоре с ним.
Мысленно Арамис просил прощения и у Портоса за то, что втянул его в сомнительную историю и у Атоса, который понятия не имел, кого прячет в его замке генерал иезуитов. Д'Эрбле надеялся, что в ближайшее время сумеет довести до конца свой план. Успех был не за горами, а с ним и все почести, которые мог дать король, обязанный всем епископу ваннскому.
Принц Филипп, всю свою сознательную жизнь проведший в ограниченном забором пространстве, рвался на свободу, и Портосу с каждым днем становилось все труднее удерживать его в пределах Шато-Турен. Узник затребовал верховые прогулки под честное слово ни с кем не общаться, и Арамис, к полному недоумению друга, разрешил их. Барон писал растерянные письма и Арамис поехал на юг сам, чтобы на месте решить, как быть дальше. Если бы не тайна рождения принца, тайна, которая могла стать роковой для любого, проникнувшего в нее, Арамис непременно рассказал бы обо всем Атосу. Кто лучше графа мог бы оценить права Филиппа на престол и кто строже Атоса мог бы судить об этом плане прелата?
Все так отлично шло к триумфу: подготовленное празднество в Во, до мелочей продуманная подмена одного брата другим... Все полетело к чертям из-за ревнивой вспышки Людовика, раздосадованного пышностью приема. Не сорвись он в ночь и не умчись со свитой, оставив растерянного Фуке и рвущего на себе волосы Арамиса, все сейчас было бы прекрасно; покорный и послушный король на троне, Лавальер, которую он бы помирил с мужем (Арамис успокаивал себя, прекрасно зная, что Рауль не из тех людей, которые способны простить предательство), герцогские титулы у Портоса и Атоса и, наконец, кардинальская шапка у него, д'Эрбле. А в недалеком будущем - папский престол.
Сладкие мечты, которым может и не сбыться... И все же Арамис с упорством, достойным более великой цели, чем рокировка братьев на царском престоле, искал подходящую ситуацию.
Бурный роман короля с Луизой де Бражелон натолкнул его на интересную мысль и Арамис отправился в Русильон за принцем.
Вечерело, и нежная серебристо-сиреневая дымка лежала на окрестных холмах и прятала горы вдали. Первое, что увидел епископ подъехав поближе, это была фигура всадника, одетая в черное и в полумаске из черного бархата, скрывавшей верхнюю часть лица. Таинственный и мрачный незнакомец был неподвижен, как статуя Командора и даже конь его не шевелился. Арамис ощутил, как по его спине пробежала дрожь: незнакомец словно олицетворял несчастье, приближение которого д'Эрбле ощущал последнее время все сильнее. Но бывший мушкетер был не из тех людей, что способны уступить призрачным страхам. Он забрался так далеко от Парижа не для того, чтобы поддаваться чувствам: сейчас все было поставлено на карту, и отступать было бы недостойно воина и дипломата.
- Монсеньор!- окликнул он всадника, подъехав почти вплотную к принцу.
- Господин д'Эрбле,- Филипп очнулся от своих грез.- Я задумался и не услышал, что кто-то подъехал.
- Вам следует быть внимательнее, мой принц!- поклонился ему прелат. - Пусть тут и безлюдно и, кроме господина дю Валлона никто вас не тревожит, все же не следует быть слишком беспечным. Я вижу, что вы вняли моим советам и не снимаете маску, но та же маска может пробудить любопытство у тех, кто вас случайно заметит. Человек в маске запоминается, как нечто не совсем обычное, а ваша царственная осанка может привлечь внимание местных контрабандистов. Вы их не заметите, зато вас он сумеют выследить без труда.
- Так что же вы предлагаете, монсеньор?- чуть раздраженно спросил Филипп, тронув коня и направляя его к замку.
- Я предлагаю вам сменить обстановку, Ваше высочество, и заменить это уединенное место на блеск Парижа и королевские покои.
- Что это значит, господин д'Эрбле? Вы снова поманите меня надеждой, а потом заставите вернуться в небытие?
- О, нет, сир!- Арамис склонил голову перед принцем, как перед королем.- На этот раз все пройдет великолепно! Я не собираюсь дважды подвергать вас такому испытанию души и нервов. На этот раз все будет зависеть только от вас, мой принц. Я посвящу вас в свой план, но не среди этих скал, где нас может подслушать даже дрозд, даже полевая мышь. А мне кажется, что все они могут быть шпионами Людовика, - нервно передернул он плечами.
Всадники въехали под своды полуразрушенных крепостных стен, где их встретил обеспокоенный Портос, не знавший, броситься ли ему искать своего пленника или ждать его дома. Портос был один за всех, и эта роль его несказанно утомила. Другу он обрадовался так трогательно и чистосердечно, что Арамис опять ощутил укол совести: он бессердечно использует его дружбу.
«Все будет хорошо в этот раз и Портос будет вознагражден так, что быстро забудет о всех своих неудобствах в замке!» - успокоил себя прелат.
Была в его плане только одна тонкость, которую Его преподобие Рене надеялся разрешить, как духовник. Впрочем, епископ надеялся, что принц получил в этой части воспитание в духе знатных юношей. От встречи его с Луизой зависело слишком много.
Назад ехали в карете епископа, с его кучером, который был глухонемым. Портос, которому было уже невмоготу сидеть на одном месте, сопровождал карету верхом. Иногда он забирался к путникам, чтобы поспать и под аккомпанемент его храпа они спокойно могли говорить обо всем.
Филипп горел мрачной уверенностью в успехе и Арамиса даже немного пугал фанатичный характер принца. Он начал бояться, что Филипп, при малейшей заминке или какой-нибудь неудаче в ходе замены может сорваться, прореагировать слишком бурно и выдать их всех своей несдержанностью. Не приученный владеть собой так, как это умел Людовик, которого с детства готовили к роли властелина, принц-близнец мог выдать себя любой мелочью в этикете. И Арамис вновь и вновь экзаменовал Филиппа по тетради заметок, которой вооружил своего ставленника на престол.
Они не стали въезжать в Париж и устроились в Нуази-ле-Сек, где Арамису был известен каждый дом и каждый сад. В былые времена аббат д'Эрбле не раз использовал подземный ход, который вел из дома, избранного для свиданий с герцогиней де Лонгвиль, в архиепископский дворец. Вряд ли он мог пригодиться теперь, но, в случае чего можно было бы укрыться и там, где никто не стал бы искать заговорщиков.
Епископ оставил Филиппа и Портоса в доме, строго-настрого приказав барону не выпускать Филиппа из виду, и уехал на разведку.
Париж был все тот же: шумный, грязный и полон сплетен. Арамис начал замечать за собой странную черту: он начал уставать от условностей света. Безмерное честолюбие толкало прелата вперед и вперед: он все больше отрывался от старых привязанностей и друзей в погоне за эфемерным успехом. И только старая клятва заставляла его оборачиваться назад и с нежностью убеждаться, что он все еще нужен друзьям. «Пришло время и мне сделать что-то для старых верных мушкетеров» - убеждал себя Арамис, с рассеянным видом оглядывая гостиные и салоны своих высокопоставленных знакомых. Но пока его взгляд блуждал, мозг работал, анализируя, сопоставляя и вычленяя нужные факты, новости и сплетни.
Парижский бомонд занимала последняя новость, но о ней говорили шепотом и намеками: король настолько увлекся мадам де Бражелон, что подарил ей особняк, где Луиза и ожидала появления на свет ребенка. Мадам никого не принимала, пребывая в великой печали.
Не принять епископа ваннского, которого она знала, как одного из близких друзей графа де Ла Фер, она не сможет. А дальше... кто знает? Арамис не собирался становиться официальным духовником Луизы: этого никогда не позволит король, который недолюбливал Арамиса. Но оказаться в доме королевской фаворитки, понять, что там происходит, каковы тонкости взаимоотношений любовников, какова внутренняя планировка дома - все это необходимо было знать прелату, чтобы успешно воплотить свой план.
Казалось, в этот раз все благоприятствовало заговорщикам. Даже такая непростая помеха, как оспины на лице короля — и та, волею господа, была устранена: Филипп тоже, как и его брат, переболел опасной болезнью, и она оставила на его щеках и теле тот же след.
И господин д'Эрбле тщательно готовился к визиту к Луизе. Госпожу де Бражелон с некоторых пор предпочитали называть Лавальер, словно возврат к девичьему имени мог как-то обелить ее проступок. Увы, в длинной цепи королевских любовниц она была не первой и не последней. Но Людовик, желая предать своей связи почти официальный статус, пока беременность Луизы не бросалась в глаза, требовал ее присутствия на всех приемах и появлениях короля в свете. Для Луизы это стало тяжелой повинностью и она, хоть и пребывала в печали, свою беременность стала использовать как повод отказаться от посещения всевозможных визитеров. Просьба об аудиенции, переданная епископом ваннским удивила и встревожила Лавальер. Все, что напоминало ей о замужестве, было для нее болезненным ударом и визит епископа, старого и закадычного друга графа де Ла Фер, грозил ей бедами. Но не лишенная мужества, Луиза все же решилась принять его: если господин дЭрбле нес ей дурные вести лучше встретить их достойно.
Арамис, одетый в светское платье, только подчеркивающее его моложавость, показался ей коварным и опасным искусителем. Со стороны же прелата это был своеобразный расчет: фаворитка не увидит в нем духовное лицо, так будет проще объяснить свой визит. Предварительно он выяснил, что король в это время занят государственными делами, и они с Его величеством не столкнутся в покоях Лавальер.
«Когда все закончится и Филипп займет место Людовика, я найду способ вернуть Луизу к мужу!» - утешал себя несбыточной надеждой Арамис. Говорил себе это в сотый раз, зная, что Рауль никогда не простит падшую жену, как бы не любил ее.
Фаворитка приняла его в гостиной. Она была на последних месяцах беременности и д'Эрбле понял, что и короля она, если бы это было в ее силах, предпочла бы не принимать. В таком виде женщины избегают появляться на глаза кого-либо, кроме домодчадцев. Епископу Луиза просто побоялась отказать в визите.
Он помог ей сесть на диван с галантностью человека, привыкшего ухаживать за дамами. Хозяйка и гость молча смотрели друг на друга, но Арамис пошел в бой первым. Делать вид, что он не в курсе всего, что произошло за годы, прошедшие после его посещения молодоженов, было бы глупо. Молодая женщина отлично это понимала, но уйти от разговора не было никакой возможности. У нее оставалась слабая надежда, что от епископа она сможет узнать о том, как растет сын. Не будь этого, она бы отказалась принять д'Эрбле так же, как отказывала в этом другим.
- Итак, Ваше преосвященство, я очень надеюсь, что вести, которые вы мне принесли о моем сыне, самые обнадеживающие. Как мой мальчик? Здоров ли? Спрашивает ли обо мне?
Арамис слегка опешил: он не подумал, что Лавальер объясняет себе его визит таким образом.
- Но, сударыня, я не видел никого из тех, кого вы подразумеваете под вашими вопросами. Я набрался смелости навестить вас по совсем другому поводу.
- Вы не от ...господ?- она так и не смогла вымолвить их имена. Лицо ее сразу приняло холодное и высокомерное выражение, совсем не идущее ко всему ее облику.
- Нет, я никого из них не видел и не решился бы вмешиваться в ваши дела, мадам. Если моим друзьям будет угодно, они найдут способ связаться с вами.- Арамис сразу отбросил добродушный вид. Сражение предстояло совсем не шуточное.
- В таком случае, господин епископ, мне придется напомнить вам, что я бы не хотела, чтобы Его величество знал, что я кого-либо принимала в его отсутствие.
- Я постараюсь сделать все, сударыня, чтобы мое посещение никого не смутило,- поклонился Арамис.- Но мне все же, я надеюсь, будет позволено изложить цель моего визита?
- Простите мне излишнюю резкость, господин д'Эрбле, но я — верная раба Его величества и более всего боюсь огорчить или рассердить короля.
- Вам не о чем беспокоиться, сударыня,- успокаивающе поднял руку прелат,- я не стану смущать вас длинными речами или пугать врагами, которых у вас не может быть...
- Вы ошибаетесь, монсеньор, враги у королевской фаворитки есть всегда,- печально улыбнулась Луиза.
- Вы бы хотели, конечно, чтобы у вас их не было, мадам?
- Я никому не хочу мстить или преследовать кого-то только за то, что я занимаю свое непрочное положение, на которое, да-да, на которое у меня достаточно завистников. К тому же мои недоброжелатели стоят так высоко, что не имеет смысла сопротивляться их власти.
- Однако же...- начал Арамис.
- Его величество поселил меня в этом доме только с целью оградить меня от всякого преследования, монсеньор. Но скажите мне, господин д'Эрбле, неужели вы совсем ничего не знаете о моем сыне? О, как это жестоко со стороны его родни, лишать ребенка материнской ласки! Впрочем, - добавила она враждебно, - это вполне в стиле графа.
- Вы не можете судить о том, что не знаете!- неожиданно для себя вспылил Арамис.-
- Я сужу о том, что он сделал со мной и моим ребенком,- Луиза неожиданно разрыдалась, а Арамис с досадой понял, что разговор не состоится: Лавальер не в том состоянии, чтобы говорить с ней о чем-то серьезно.
- Мадам, вы разрешите мне прийти к вам еще раз? - прелат встал, прощаясь.- Я обещаю вам, что в мой следующий визит я постараюсь порадовать вас вестями о вашем сыне.
- Вы действительно готовы это сделать для меня?- поразилась бедная женщина.
- Я постараюсь сделать все, что в моих силах,- поклонился Арамис.
- Тогда я готова принять вас в любое время, монсеньор!- воскликнула Лавальер, молитвенно складывая руки.
- Рауль чрезмерно строг,- подумал, выходя от Луизы, епископ. - Если он согласится дать малышу видеть мать, Луиза — мой верный помощник. А там — там... Господь поможет нам.

 Отправлено: 03.11.14 09:25. Заголовок: http://f6.s.qip.ru/X..

 Отправлено: 04.11.14 09:07. Заголовок: Глава 36. Письмо..

Глава 36. Письмо Атоса.

Несколько дней епископ дал Луизе, чтобы успокоиться и привыкнуть к мысли, что сын для нее может быть не утрачен навеки. Он не стал писать Атосу или Раулю, но узнать, что друзья живы и здоровы и находятся в Бражелоне не составило труда.
С этой утешительной вестью Арамис собрался к Лавальер, когда однажды по утру был озадачен новостью, мгновенно разнесшейся по городу: Лавальер родила мальчика. Следующая новость поразила еще больше: король вознамерился признать сына официально, и ребенка тут же удалили от матери.
- Эта женщина самой судьбой осуждена быть несчастной,- сказал себе Арамис.- Счастливое материнство — не ее удел.
Был канун Рождества, но о том, чтобы явиться с визитом через неделю после родов не могло быть и речи. Арамис, мрачный и недовольный всем на свете, пребывал в меланхолии. Его деятельный ум не хотел мириться с вынужденным безделием именно тогда, когда необходимо было действовать. В Нуази и нашло его письмо от Атоса. Атос писал ему на этот адрес, как было у них договорено еще со времен Фронды, если не ранее. В монастыре был свой человек, всегда знавший, где находится аббат д'Эрбле. Последнее время Атос не писал другу вообще, и вдруг весточка от графа! Но весточка оказалась весьма солидным конвертом и содержала несколько листов, исписанных твердым, острым почерком Атоса.
Епископ перечитал письмо несколько раз, потом отложил плотные листы в сторону и прошелся по комнате. Было о чем подумать и от чего прийти в ужас: Атос никогда еще не был с ним так откровенен, никогда еще не позволял себе так раскрыть свою душу.
« Арамис, друг мой, я пишу вам, потому что с такими мыслями я не могу обратиться даже к духовнику. Но вы не просто человек, обличенный духовным саном - вы мой близкий друг. Нам с вами не нужны слова, чтобы понять друг друга, но я все же вынужден прибегнуть к ним: нас с вами разделяет расстояние, которое ни вы, ни я не можем теперь преодолеть. Вас держит ваша епархия, меня — Рауль. Да, именно Рауль - я не рискую покидать дом ни на минуту. Виконт в ужасном состоянии, к тому же к нам, как я не стараюсь его оградить от новостей из Парижа, сплетни все же доходят. Я надеялся, что присутствие ребенка заставит виконта собраться с силами, посвятить себя воспитанию сына. Увы, все это оказалось пустыми надеждами: Бражелон даже не хочет понять, как ребенку необходимо сейчас его внимание и отеческая забота.
Простите меня, что я докучаю вам своими жалобами, но я действительно не вижу, что можно сделать: Рауль настоял, чтобы ребенка забрали от матери и, судя по тому, что с ней происходит, Роберу действительно не место в одном доме с королевской любовницей. Но и виконт не ведет себя так, как должен вести себя в такой ситуации отец. Похоже, виконт утратил самого себя, начисто лишился воли к жизни. Я начал думать о том, чтобы уехать из Бражелона, где все напоминает ему о прошлом. Для начала подумываю о Ла Фере, если это не поможет - остается Шато-Турен. Если я еще медлю, так это из-за Робера: все же Блуа подходит для ребенка больше.
Я не говорю этого никому, но все идет к тому, что заниматься мальчиком придется мне. Рауль слишком занят собой, своим горем и видит все вокруг только в черном свете, хотя именно в Робере он мог бы найти, куда приложить свои душевные силы. Но его горе слишком свежо, его несчастье всецело его поглотило. Я боюсь, что в ближайшие месяцы, если не годы, ничего не изменится в его отношении к окружающему. Время идет, ребенок растет сиротой при живых родителях, о матери он уже не вспоминает вообще, но и отец относится к нему, как к чужому. Пока я жив, я буду делать все, чтобы он не чувствовал себя одиноким и заброшенным, но и у меня силы уже не те и времени у меня осталось не так много.
Мой друг, я так долго испытывал ваше терпение своим многословием, чтобы вы могли понять, почему я прошу именно вас стать в случае чего опекуном моего внука. Все бумаги на этот случай я подготовил. Рауль тоже не возражает. Само собой, я уверен, что и д'Артаньян и Портос по мере сил помогут вам в этой непростой роли. Втроем, если так будет суждено, вы сумеете воспитать мальчика достойным дворянином и наследником нашего рода.
Робер рожден в законном браке: у него не будет тех проблем, что были у меня с Раулем, когда мне пришлось долго и мучительно искать пути утвердить его в роли наследника. Я думаю, вы сумеете объяснить ему всю историю его семьи так, чтобы у него не было повода стыдиться своего имени. Я бы очень хотел, чтобы он никогда не делал ошибок, которые совершили его дед и отец.
Не думайте, мой друг, что я выжил из ума, что мне все мерещится в черном свете; наоборот, я как никогда ясно вижу, к какому итогу я пришел, а если уж быть совсем точным, пришла моя семья.
Может быть, вас удивит, что я обращаюсь к вам, Рене, а не к д'Артаньяну, или к Портосу, который знал меня едва ли не с первых дней моего появления в Париже после известной вам истории с миледи. Но дАртаньян связан службой и мне не представляется возможным нагружать его подобной просьбой, которая может поставить его в двусмысленное положение перед королем. Портос — прекрасный, добрый и великодушный человек, лучшего воспитателя для мальчика, чтобы сделать из него воина не найдешь, но Портос при всех его прекрасных качествах не сможет дать Роберу нужного образования и он не так искушен в науке права, как вы, мой друг.
Но вы, Арамис, именно вы обладаете теми талантами, которые необходимы, чтобы дать ребенку достойное воспитание и понять, чего хочет его душа. Я стремился воспитать из Рауля достойного дворянина, воина, преданного рыцарским идеалам. Я смиренно признаю свою ошибку: я не сумел воспитать в нем душу, способную противостоять измене. Я не нашел в себе мужества объяснить ему, что в жизни преданность всегда идет рука об руку с подлостью, вера с неверием, а дружба и любовь могут соседствовать с предательством.
Постарайтесь сделать так, чтобы наша дружба была для Робера путеводной звездой, источником веры в друзей.
Еще раз простите мне мою слабость: я, глядя на Бражелона, и сам утратил былое мужество.
Ваш Атос.
P.S. Вы должны помнить по парижским временам мою бронзовую шкатулку: в ней я хранил все свои бумаги. Она в бюро в моем кабинете, ключ вам передадут. В шкатулке вы найдете и мое завещание и все, что вам понадобится для Робера.»
Арамис раз за разом возвращался к письму друга. Правда, что Атос никогда еще не поверял ему свою душевную боль: епископ подозревал, что минуты откровенности бывали у графа чрезвычайно редко и доставались, в основном, д'Артаньяну. Это тоже было для Арамиса поводом ревновать старшего друга к самонадеянному гасконцу. С Рене Атос был всегда открыт для помощи, для философских бесед. Атос никогда не откровенничал на тему женщин, а после миледи эта тема вообще ушла из разговоров друзей. Ирония судьбы была в истории с Мари Мишон. И именно Атос нашел в себе мужество объясниться с Арамисом. Это был первый и последний раз, когда друзья говорили о личном и о связи с ветреной красавицей.
Время все расставило на свои места, и теперь Арамис просто не имел права отказать другу: Атос редко когда просил о помощи.
Письмо подстегивало прелата действовать, но обстоятельства не давали ему нужного рычага, с помощью которого он надеялся стронуть с места этот неподъемный камень королевской власти.
Принц, со своей стороны, тоже рвался в бой. Вынужденное бездействие начало свою разрушительную работу: оно принесло с собой сомнения в удаче, опасения — все то, что способно в решающую минуту разрушить заговор лучше, чем это сделают враги.
«Промедление смерти подобно!» - решил для себя епископ ваннский, решительно, вопреки всем правилам хорошего тона, направляясь к особняку Лавальер.
И, о чудо! Едва заслышав его имя, Лавальер приказала его ввести к себе. Она удивительно быстро пришла в себя от родов, но печаль и боль от сознания, что и этот сын потерян для нее навсегда, не могло не отразиться на ее душевном покое. Арамис не решился ни обманывать ее, ни внушать ей особые надежды. Он просто рассказал ей, что Робер жив, здоров и она не должна терять надежды, что когда-нибудь она увидится с ним. Глядя, как бедная мать плачет от счастья, он решился задать ей вопрос.
- Его величество, надеюсь, не станет вас удерживать в этом доме все время?- спросил он своим вкрадчивым голосом.
- Это теперь мой дом,- вздохнув ответила Лавальер. - Мой покровитель желает, чтобы я покидала его только по его повелению.
- Вы не чувствуете себя узницей, сударыня?- посочувствовал ей прелат.
- Моя жизнь, так или иначе, состоит теперь из долгих дней ожидания и редких минут счастья.
«Значит, Людовик бывает у нее не ежедневно!» - прикинул прелат.- «Это даст нам простор для действий!»
- Такая беззаветная любовь, как ваша, мадам, не оставляет выбора. Таков удел любящих,- назидательно, словно давая отпущение грехов, изрек пастырь заблудшей души.
- О, как бы я хотела, чтобы вы были моим духовником, господин д'Эрбле!- вдруг воскликнула Лавальер.- Но Его величество никогда не разрешит мне выбрать духовника самой.
«И он будет прав!»- улыбнулся епископ.
Лавальер неправильно поняла его улыбку, и он решил поддержать ее.
- Никто не может знать, чем будет руководствоваться в своих решениях Его величество в ближайшем будущем,- подал он надежду фаворитке.- Но я не буду больше утомлять вас. Хочу только пожелать вам, мадам, никогда не терять надежду и не сомневаться, что ваши мечты могут сбыться.
Он ушел, а Луиза еще долго смотрела на закрывшуюся за ним дверь, и беспомощная улыбка витала на ее губах.

 Отправлено: 04.11.14 14:10. Заголовок: Еще одну иллюстрацию..

Еще одну иллюстрацию к предыдущей главе забыла выложить.

 Отправлено: 04.11.14 16:22. Заголовок: Иллюстрации под стат..

Иллюстрации под стать фику - по выразительности. Засмотришься.

 Отправлено: 04.11.14 20:05. Заголовок: Еще не Железная, но ..

Еще не Железная, но уже Маска.Браво Стелла.

 Отправлено: 04.11.14 22:12. Заголовок: Глава 37. Близнец ..

Глава 37. Близнец короля.

Если господин д'Эрбле брался за какое-нибудь дело, он изучал его досконально. У него, как у генерала Ордена, сосредоточены были в руках нити, ведущие во все европейские дворы. Он мог распоряжаться фантастическими богатствами Ордена и ставить на службу ему разветвленную сеть шпионов и воинов Братства Иисуса. Фронда сделала из Арамиса дипломата, служба в мушкетерах - бравого вояку, а Церковь - теолога. Трудно было бы найти человека, более подходящего, чтобы возглавить Орден, чем епископ ваннский д'Эрбле. Смелый, хитрый, изощренный политик, любезный кавалер, гремучая смесь из солдата, церковника и дипломата, Арамис мог быть, в зависимости от обстоятельств, как полезным, так и опасным. Честолюбивый и жадный, он умел добиваться поставленной цели и только со своими ближайшими друзьями бывал искренен и держал слово. Холодный от природы, любимый многими женщинами, он в целом мире теперь любил только добродушного Портоса, неугомонного дАртаньяна и совесть всей их четверки - Атоса.
Но в затеянном им заговоре против короля он призвал на помощь только Портоса, Портоса, которого приходилось теперь впервые в жизни обманывать. Арамис утешал себя, что это во имя его спокойствия и успеха, но ложь от этого не становилась святой правдой. И это было отвратительно...
За месяц наблюдений за особняком Арамис сумел выяснить, как и когда посещает свою даму Людовик. Он раздобыл план дома, и довольно быстро стало ясно, как проще всего провести подмену.
Король приезжал в сопровождении шести мушкетеров во главе со своим капитаном. Иногда д'Артаньяна замещал один из двух лейтенантов, но это бывало редко. Надо было подгадать тот день, когда король явится именно с ними. Присутствие д'Артаньяна делало подмену опасной вдвойне: зоркий глаз мушкетера мог уловить различия в облике двух братьев. Незначительные, практически незаметные для чужого глаза, они могли насторожить тех, кто близко знал Людовика.
Как и во всех домах той эпохи, особняк имел обширные подвалы и чердак над всем верхним этажом. Здание было построено еще во времена Генриха третьего, к переезду в него Лавальер его отремонтировали и заново отделали жилые покои. Но в доме оставалось еще достаточно места, чтобы провести незамеченным день-два.
Людовик, редко болевший сам, терпеть не мог, когда болели другие, в особенности если это были люди из его окружения. К тому же королю всегда не хватало воздуха, и он требовал, чтобы окна оставались открытыми в любую погоду.
Луиза, еще не до конца оправившаяся от родов, мерзла постоянно, но не решалась сказать об этом своему царственному любовнику. Она только поплотнее запахнула шаль, когда ее горничная, заслышав шаги короля, поспешно раскрыла окно. В комнату ворвался холодный ветер со снегом, и его порывом загасило настольную лампу.
Людовик подождал, пока горничная покинула гостиную, и подошел к Лавальер, которая склонилась перед ним в поклоне. Последовала почти неуловимая заминка и Людовик, обняв молодую женщину, помог ей выпрямиться.
- Я скучал, любовь моя, - прошептал он ей на ушко, робко касаясь губами ее ароматных волос. Луиза, удивленная тем, что Людовик, не видевший ее несколько дней, ведет себя как робкий влюбленный, попыталась заглянуть ему в глаза, но уже совсем стемнело, и она могла только пальцами ощутить, как напряжены мускулы его лица.
- Луи, что с вами? Мой король нездоров?- Лавальер положила ему руки на плечи, пытаясь развернуть молодого человека так, чтобы увидеть его лицо в свете фонаря у дома напротив. Людовик осторожно высвободился из ее объятий и, подойдя к окну, собственноручно затворил его.
- Здесь слишком холодно для вас, моя дорогая. Давайте лучше присядем, и вы мне расскажете, как вы проводите дни без меня.
- Сир, мне грустно и тоскливо, я целыми днями думаю о вас и о нашем малыше.
- Мальчик в порядке. Луиза, вы же знаете, что я хочу сделать для нашего Шарля, а это исключает возможность вашей с ним встречи. Мой сын будет официально носить фамилию Бурбона. Он будет воспитываться вместе с детьми Франции. Разве это не должно утешить вас?
- Да, конечно! Но мне бы так хотелось, чтобы меня хоть иногда выслушал кто-то, кроме Вашего величества, чтобы я могла исповедоваться человеку, которому и вы и я можем доверять.
- Вы говорите о духовнике?- чуть дрогнувшим голосом спросил король. - Вы знаете кого-то, кто отвечал бы вашим пожеланиям?
- Я знаю такого человека, это достойнейший пастырь, но я не уверена, что вы примете его, Луи,- прошептала Лавальер.
- Скажите мне его имя!- потребовал король.
- Это епископ ваннский д'Эрбле, - пробормотала Луиза так тихо, что король едва расслышал ее. И тем не менее он вздрогнул при этом так сильно, что Луизе передалась эта дрожь его рук, которыми он вновь обвил ее талию.- Ваше величество, вы против?
- Нет, меня удивил ваш выбор, но я не против!- какая-то не знакомая ранее нотка проскользнула в его голосе. - Я не знал, что этот священник вам знаком.
- Я мало знаю его, мы виделись всего пару раз,- неловко солгала Лавальер, покрываясь краской стыда,- но я много слышала о нем.
- Я тоже слышал о нем, как о человеке необыкновенном. Если вы считаете, что можете довериться ему, я завтра же распоряжусь, чтобы он заехал к вам, моя дорогая Луиза.- Король ощутил, что он не в силах находиться и далее в гостиной. Быть на месте чужого человека, изображать любовь, которую испытывает другой, оказалось не просто трудно: это оказалось невозможно. Ему стало невыносимо жаль Лавальер: бедняжка даже не догадывается, что рядом с ней сидит совсем не тот человек, ради которого она пожертвовала всем на свете! Что-то стронулось в его душе, какое-то сомнение в своем праве на содеянное промелькнуло на лице, но темнота в комнате надежно прятала все зримые проявления эмоций.
«Это глупо и опасно, именно сейчас начать сомневаться в успехе или предаваться размышлениям. Все прошло слишком гладко, мой брат, наверняка, уже где-то спрятан со всей надежностью, на которую способен господин д'Эрбле. Пройдет еще совсем немного времени, я войду в королевские покои, как хозяин, как король и мир не заметит подмены. А дальше... дальше, если и будет он удивлен, то кто решится в чем-то перечить королевской власти? Вряд ли найдется еще кто-то, кроме графа де Ла Фер, у кого хватит смелости и гордости бросить в лицо королю свою шпагу.»
А пока осторожность требовала, чтобы он покинул возлюбленную. Мушкетеры, сопровождавшие Людовика, разбившись на пары, по очереди охраняли дом. Никто и не надеялся, что Его величество покинет фаворитку раньше утра.
Лже - король, никем не замеченный, пробрался на чердак, где спокойно дождался утра. С рассветом к нему зашел Арамис.
- Ну, что?- Филипп поднял голову и пристально вгляделся в черты ваннского епископа.
- Все в порядке! Людовик надежно спрятан. В дальнейшем я переправлю его в такие места, откуда ему не выбраться до самой смерти.
- Вы хотите убить его?- принц отшатнулся.
- Никогда, сир! Но его судьбу должен решить мой король. Как вы прикажете, так мы и поступим с узурпатором,- улыбнулся своей двусмысленной улыбкой епископ.
Что испытывал принц, садясь в карету, где ощущался еще запах флердоранжа (единственных духов, употребляемых Людовиком), осталось никому не ведомым. Страх, сомнения, неуверенность в правильности содеянного — все это он спрятал под маской брезгливого пренебрежения. Он вступал в новую жизнь, в которой он собирался исправить все ошибки, допущенные его братом.

 Отправлено: 05.11.14 20:11. Заголовок: Глава 38. Крах. ..

Глава 38. Крах.

Д'Артаньян с самого утра чувствовал, что день не задался. Людовик, вернувшись от Лавальер, не стал его принимать: Его величество, никогда не спавший больше пяти часов, отправился досыпать те часы, что не доспал у фаворитки. У капитана образовался избыток свободного времени и д'Артаньян решил его использовать на сочинение письма Атосу. Этому занятию он предавался мысленно не раз, теперь же надо было использовать момент. Но письмо, так складно написанное в уме, не желало ложиться на бумагу. Д'Артаньян не был мастером эпистолярного жанра: это не было его призванием, и перо с чернильницей наводили на него уныние. Испортив 2-3 листа отличной веленевой бумаги, капитан бросил бессмысленный труд: проще самому прогуляться в Блуа и все сказать Атосу, чем тратить время на слова, которые неподвластны его перу.
В девять утра король встал, но на малое леве никто из королевской семьи не явился. Не позвали и капитана. Д'Артаньян пожал плечами и пошел проверять караулы. Он уже заканчивал обход, когда в дверях столкнулся с Арамисом. Пораженный неожиданной встречей мушкетер уже открыл рот, чтобы поприветствовать друга, но д'Эрбле, суховато раскланявшись, скользнул к дверям королевской опочивальни. Д'Артаньян опешил.
- Ваше преосвященство, вы к королю?- он даже не пытался скрыть свое удивление.
- Вас это удивляет, капитан д'Артаньян?- Арамис чуть сдержал шаг.
- Еще бы! Я, начальник королевской охраны, не удостоился чести быть вызванным сегодня к королю, королевская семья не почтила утренний леве, а вы, с утра пораньше - и у короля? Ничего себе! Когда это вы успели стать доверенным лицом, Арамис?
- Я думаю, все немного проще, мой друг!- улыбнулся своей двусмысленной улыбкой прелат. - Потерпите немного и вы все узнаете,- и епископ ваннский, дружески кивнув мушкетеру, скрылся за дверью.
Д'Артаньян проводил его взглядом, чувствуя, как холодок страха прошел по его спине. Почему-то особенно остро вспомнилась Королевская площадь и они с Арамисом, стоящие друг против друга. Тогда рядом был Атос, сумевший предотвратить несчастье. И д'Артаньяну, болезненно ощутившему свою беспомощность, стало ясно, что не надо было исписывать бумагу, достаточно было просто бросить клич: « Один за всех, и все — за одного!» Почему-то он был уверен, что спасать надо в этот раз Арамиса. Только вот от чего спасать, капитан пока не видел.
А в спальне короля тем временем разыгрывался очередной акт трагикомедии, достойной пера Мольера. Филипп, в отличие от своего брата, оказался очень чувствителен к холоду. Манера Людовика везде и всюду распахивать окна настежь сыграла с лже - королем злую шутку. В результате, к утру Филипп был простужен так, что потерял голос. Д'Эрбле не знал, смеяться ему или плакать: король мог отдавать приказания только шепотом, и это спасало положение на первое время. И речи не могло быть о приеме послов или работе с министрами. Король остался в постели, и к нему примчался его врач. Этот визит насторожил Арамиса: врач знал о своем пациенте такие мелочи, которые не знали даже близкие. Поэтому д'Эрбле сделал первое, что пришло ему в голову: заявил, что король решил сначала исповедаться. Фигура Арамиса, непонятно когда и как выступившая из тени и сразу показавшая себя близкой к престолу - ближе, чем кто-либо из окружавших королевскую персону, поразила окружение Людовика. Его мало кто знал при дворе; кто-то мог бы вспомнить, что епископ вообще был представлен королю сюринтендантом Фуке, что не прибавило бы Арамису почтения в королевской семье, но никто уже и не вспоминал, что епископ ваннский был в числе тех, кто составлял договор Мазарини с принцами и Парламентом. А ведь именно тогда Арамис приобрел полезные связи в Парламенте и среди дворянства мантии.
Как бы то ни было, именно Арамис был сейчас рядом с принцем, играющим роль монарха. Для начала уже за это следовало бы благодарить судьбу.
С огромным трудом Филипп передал просьбу Лавальер о духовнике и Арамис задохнулся от радости: на это он даже не рассчитывал. Теперь он мог думать, что будет в курсе замыслов нового короля хотя бы на то время, что король будет изображать из себя влюбленного.
Но пока Его новоявленное величество изображал больного, состояние которого ухудшается с каждой минутой. К сожалению, это, в немалой степени, оказалось правдой. Через час-другой Филиппу уже не надо было притворяться: у него начался сильный жар, и Арамису не оставалось ничего другого, как отдать пациента в руки врачей. Всех посторонних из спальни удалили, и даже Их величества королева-мать и Мария -Терезия не были допущены к королю.
Арамис, одолеваемый страхом, что врачи обнаружат тайну или сам Филипп в бреду раскроет всю историю похищения и подмены брата братом, то метался из угла в угол приемной, то замирал у окна, сжимая четки похолодевшими пальцами. Но лицо его не выражало всех эмоций, терзавших прелата: холодная и беспристрастная маска посредника между богом и человеком отпугивала желающих задать вопрос.
«Как это нелепо, какая это издевка судьбы!- думал тем временем д'Эрбле, перебирая своими холеными пальцами бусины четок,- дойти до вершины, использовать все, что только способен использовать человек для достижения великой цели и споткнуться о банальную простуду! И я бессилен что-либо изменить... Сколько еще может продлиться это ожидание? А Портос — он там сторожит Людовика, не подозревая, что с минуты на минуту за ним могут прийти, чтобы его арестовать. Арестовать? Но на каком основании? Но кто решится арестовать гиганта Портоса? Кроме д'Артаньяна он не сдастся никому...
Господи, реши же наконец, на чьей ты стороне, кто из братьев должен остаться на троне? Если Филиппу суждено быть королем, то дай мне силы дождаться этого решения. Если же ты намереваешься покарать узурпатора, то дай мне время спасти Портоса!»
Ближе к полудню врачи вышли, наконец, из королевской опочивальни. Все головы повернулись в их сторону, все разговоры мгновенно стихли.
- Его величество желает видеть господина епископа ваннского!- медленно и торжественно проговорил личный врач короля.
Все внимание присутствующих и королев в том числе, переключилось на Арамиса, который отделился, наконец, от оконной шторы, за которой пребывал последний час. В полной тишине, сопровождаемый взглядами двух десятков глаз, Арамис пересек приемную и проследовал в спальню короля. Не сдержавшись, королева Анна ударила веером по стоявшему рядом с ней инкрустированному перламутром столику.
- Кто такой этот епископ? Откуда он взялся? Кто посмел звать его к королю?- она встала с исказившимся лицом.- Какая наглость!
- Это приказ Его величества!- чуть не заикаясь, выдавил из себя камердинер короля.
- Это приказ короля! Невозможно! Король не мог звать к себе чужого, неизвестного мне священника и отказываться принять родную мать! Как его имя, кто-нибудь может мне сказать, как зовут этого человека?
- Это шевалье д'Эрбле, епископ ваннский, Ваше величество!
- Шевалье д'Эрбле?- Анна побледнела. О, это имя она предпочла бы никогда больше не услышать — о слишком многом оно напомнило гордой испанке! Молодость, Бэкингэм, Фронда и все, испытанные в связи с ней унижения: вот что означало для королевы это имя, неразрывно связанное в ее памяти с тремя другими.
И вот один из этой проклятой четверки, не довольствуясь тем, что хранит в своей памяти слишком много тайн и воспоминаний о королевской семье, задумал отодвинуть ее от сына, встать между ней и королем! В Анне проснулась львица, у которой хотят отобрать детеныша. Горе тому, кто посмеет влезть в ее отношения с сыном!
Королева решительно встала и направилась к дверям. Людовик может приказывать, кому и как хочет, но в этот момент она не королева - она мать, а матери сын не указ, если она чувствует, что что-то угрожает ее сыну. Никто не посмел препятствовать Анне Австрийской, когда она отворила дверь и решительно приблизилась к кровати. Лежавший в ней молодой человек был в жару. Он, правда, уже не бредил, но выглядел плохо.
Анна поднялась на ступени кровати и села рядом с сыном в кресло. Она окинула комнату быстрым взором и встретилась глазами с Арамисом. Прелат прочитал явственную угрозу в ее взгляде и чуть вздрогнул: королева-мать ничего не забыла и не собиралась прощать. Епископ с поклоном уступил ей место и отошел поближе к дверям, лихорадочно решая, не пришло ли время скрыться им с Портосом подальше от престола, предоставив братьям самим решать, кто сильнее.
Внезапный шум за стеной привлек его внимание: тайная дверца, соединявшая коридор со спальней короля и совсем незаметная на фоне обивки, внезапно раскрылась от резкого толчка, и на пороге возник Людовик в сопровождении д'Артаньяна. Грозно нахмурив брови, истинный король оглядел всех присутствующих и увидел в своей постели молодого человека. Сознание, что кто-то посмел завладеть его кроватью, так потрясло короля, что он уже ни на что не обращал внимания. И он не заметил, как Арамис незаметно выскользнул за дверь. Но исчезновение прелата не прошло незамеченным для д'Артаньяна и это наполнило его душу страхом. Еще не вглядевшись толком в лицо лежащего человека, капитан понял, что произошло что-то невероятное и епископ причастен к этому. В следующее мгновение он шагнул к постели, повинуясь приказу короля и еще не успев понять, кого видит перед собой, положил руку на эфес шпаги. Возглас Людовика остановил мушкетера.
- Кто вы?- король стоял над больным, пристально вглядываясь в его черты и задыхаясь от непонятного волнения. Матери, вставшей было ему навстречу и тут же отпрянувшей назад, он не видел.- Кто вы и как смеете распоряжаться королевским ложем?
Филипп не отвечал и, в свою очередь, приподнявшись на локтях в полном ошеломлении, задыхаясь от испуга, смотрел на своего близнеца. В отличие от Людовика он сразу понял, кто стоит рядом с ним. Странное оцепенение охватило его. Словно бред его продолжился наяву и в нем он, как в зеркале, видел самого себя, склонившегося над кроватью. Больное горло не могло издать членораздельной речи, и он только сипел, пытаясь сказать хоть слово.
Людовик, властный и привыкший повелевать, к тому же троном приученный быстро решать возникшие затруднения, резко отдернул занавеси кровати, заставив брата рвануться назад, в тень.
- Капитан д'Артаньян, арестуйте этого человека!- скомандовал он, бросая в лицо брата лежащий в ногах двойника халат.- Поместите его пока у себя в комнате и постарайтесь, чтобы его никто не увидел. Наденьте на него маску и ждите: я вам сейчас же передам приказ о заключении его в Бастилию. Ну, что же вы стоите? Вы что, не видите, что перед вами самозванец?
- Будет исполнено, сир!- по - привычке ответил мушкетер, выступая вперед и кладя руку на плечо Филиппа. В голове у него была только одна мысль: «Арамис! Портос! Как вас спасти?»
Так же машинально, как делал это в подобных случаях, он произнес положенную фразу: «Сударь, вы арестованы по приказу короля!». И эти, такие обыденные для капитана мушкетеров слова заставили его, наконец, осознать, что происходит. Перед ним стоял король, безмолвный, с дрожащими руками, не попадая в рукава, натягивающий на себя халат. Никто не решался помочь Его величеству, потому что напротив него стоял точно такой же король и, сузив потемневшие от гнева глаза и сжимая кулаки, мерил своего двойника пылающим взглядом.
- Матушка!- внезапно воскликнули оба брата, обращаясь к Анне Австрийской. Один голос, голос Людовика, прозвучал требовательно и звонко. Другой, хриплый и до неузнаваемости искаженный больным горлом, вырвался у Филиппа, который первый и последний раз в жизни обращался так к матери. Отчаяние и боль покинутого ребенка вырвали у больного этот крик, больше похожий на предсмертный стон и старая королева бросилась к тому, кого вынуждена была когда-то предать. Дорогу ей преградил Людовик.
- Матушка, Вы не можете отличить сына от самозванца, королева не в состоянии понять, кто король, а кто наглец, присвоивший себе право, данное только нам при рождении?- с величественным видом произнес Его величество.
Этот вопрос окончательно сломил Анну, и она в полуобмороке упала назад в свое кресло.
Д'Артаньян в полной тишине снял руку с плеча Филиппа.
- Монсеньор, Вы арестованы по приказу Его величества короля Людовика 14, - произнес он глухим голосом. Принц опустил голову и пошел к выходу, но капитан остановил его: - Сначала — ко мне, монсеньор.
- Капитан д'Артаньян,- Людовик протянул мушкетеру приказ, который он торопливо набросал на листе,- не медлите ни минуты. Как только вы вернетесь, у меня будет для вас новое поручение.
Король проводил арестованного нетерпеливым взглядом и круто повернулся к матери, беспомощно лежавшей в кресле.
- Мадам, может быть Вы объясните мне, наконец, кто этот человек?
- Это ваш близнец, сир, ваш младший брат!- прошептала королева-мать, закрыв лицо руками. - Это мое возмездие, сын мой!