Форум

Перед разлукой

Фандом: А. Дюма, 20 лет спустя
Автор: я
Пейринг: Атос, Рауль
Размер: мини
Жанр: пропущенные сцены, размышления героя «о смысле жизни»
Описание: фик продиктован желанием автора хоть как-то объяснить себе сравнения отцовских чувств Атоса с отношением любовника к своей возлюбленной, которые употребляет в своём романе Дюма. Автору кажется, что подходящее объяснение он нашёл ☺

Кто может знать при слове «расставанье», какая нам разлука предстоит…
О. Мандельштам, «Tristia»

При виде такой щедрой и чистой юности Атос невольно замечтался. Перед ним пронеслась его собственная юность, вызывая в его душе полузабытые сладостные воспоминания, подобные скорее запахам, чем мыслям. Между его прошлым и настоящим лежала глубокая пропасть. Но полет воображения - полет ангелов и молний. Оно переносит через моря, где мы чуть не погибли, через мрак, в котором исчезли наши иллюзии, через бездну, поглотившую наше счастье.
Первая половина жизни Атоса была разбита женщиной; и он с ужасом думал о том, какую власть могла бы получить любовь и над этой нежной и вместе с тем сильной натурой.
Вспоминая о пережитых им самим страданиях, он представлял себе, как будет страдать Рауль, и нежная жалость, проникшая в его сердце, отразилась во влажном взгляде, устремленном на юношу.
Подобную щемящую жалость, появлявшуюся в душе при взгляде на сына, граф не единожды испытывал в последние недели, проведённые ими в Бражелоне.
Для него это было время напряжённого ожидания письма от Арамиса. Время, окрашенное сознанием скорой разлуки с любимым сыном. Атос прекрасно сознавал, что никто не сможет ему поручиться, что их расставание не окажется расставанием навсегда. Это заставляло его, как никогда раньше, дорожить каждой минутой, которую он проводил с Раулем, обостряло все его переживания.
Он собирался стать участником опасного предприятия. Раулю предстояло отправиться в действующую армию. Его могли убить при осуществлении дерзкого плана заговорщиков. Сын мог погибнуть в первом же сражении. Каждый из этих так медленно тянувшихся дней мог оказаться последним днём, который они проведут вместе.
И каждый вечер такого дня, когда письмо, известившее бы графа о необходимости немедленного отъезда в столицу, ещё не пришло и не нарушило покоя в их с сыном уютном мирке, граф встречал со вздохом облегчения. Значит, судьба решила подарить им ещё один день! Но с каждым таким днём ему становилось всё труднее не выдавать своей тревоги. Атос изо всех сил старался казаться спокойным и беззаботным. Но когда Шарло подавал ему очередной запечатанный конверт, граф не мог контролировать напряжённый поворот головы и бледность, внезапно заливавшую лицо, сдерживать дрожь руки, протянутой за письмом к подносу. Письма, которые он вскрывал с таким трепетом, оказывались приглашением на приём в доме какого-нибудь представителя блуаской знати или очередным отчётом управляющего.
Атос ругал себя за недостаточную выдержку, прилагал все усилия, чтобы вести себя так, будто ничего не происходит, занимался текущими делами, наносил визиты и принимал гостей у себя. И постоянно чувствовал, что если для слуг и соседей ему удаётся создать видимость того что в поместье Бражелон всё идёт давно заведённым порядком, то такого внимательного наблюдателя, в которого вдруг превратился его собственный сын, провести сложно.
Почтительность и благоговение, с какими Рауль относился к нему, теперь радовали Атоса, хотя раньше, бывало, вызывали досаду: граф видел, что из-за них сын сдерживает искренние порывы своих чувств. Рауль уже давно привык заменять по-детски непосредственные выражения привязанности уважительными фразами и почтительными поклонами. Теперь же эта, зачастую стеснявшая обоих и мешавшая их общению, почтительность юноши позволяла избежать вопросов, на которые Атос не мог ответить откровенно.
Виконт никогда бы не посмел расспрашивать опекуна о тех его делах, которые он сам не желал обсуждать. Невозможность узнать что-либо непосредственно от графа и постепенно охватившее его беспокойство лишь усиливали наблюдательность Рауля, и Атос не раз ловил на себе вопросительно-тревожный взгляд сына.
Граф теперь часто задумывался о том, каким запомнит его сын, если им не суждено будет больше увидеться. В его обращении с Раулем стало меньше строгости, прибавилось нежности и ласки. О том, что живым может не вернуться не он, а Рауль, Атос старался не думать. Эта мысль неизменно вызывала у него приступ ужаса. Граф закрывал глаза, словно отказываясь видеть мир, в котором не будет сына, и с горячностью принимался шептать молитву, прося Господа уберечь его дорогого мальчика от гибели на поле битвы.
Но и оставлять Рауля в Бражелоне Атос не хотел. Виконт должен стать солдатом королевской армии, участвовать в боях под её знамёнами, чтобы ни у кого даже мысли не возникло, что между этим убеждённым роялистом, преданным своему монарху юным офицером, и фрондёрами, подготовившими побег опального герцога, существует какая-то связь. Атос уже раздобыл для мальчика пару рекомендательных писем к полководцам, но по приезде в столицу намеревался представить Рауля герцогине де Шеврёз. Раз уж у графа были основания полагать, что из предстоящей переделки живым он может не выйти, он хотел понять, что же теперь, по возвращении из изгнания, представляет из себя мать его сына? Обрадуется ли она его появлению? Пожелает ли принять участие в судьбе юноши, хлопотать о его представлении принцу Конде, заботиться о его будущности? Если так, он спокойно встретит и арест, и смерть. Но вдруг, выслушав своего нежданного гостя, герцогиня сделает вид, что не узнаёт себя в героине его необычайного рассказа? Лишь со смехом скажет: «Что за чудесную историю вы мне тут рассказали, граф! какая сумасбродка эта Мари Мишон! Ах, сударь, как вы меня позабавили, право, доставили несколько весёлых минут…. А теперь, если ко мне у вас больше ничего нет, прощайте!» Тогда, если с ним самим случится беда, у его сына во всём свете не останется более никого. От одной этой мысли Атоса бросало в дрожь и он почти сожалел, что ввязался в заговор. Если бы можно было повернуть время вспять, лишь бы ничто не нарушало его привычного течения! Отказаться от сделанного ему предложения, не ставить под угрозу жизни свою и Рауля, жить так, как они жили прежде! Каждый день видеть рядом с собой сына, слышать его звонкий голос и смех, любоваться блеском его глаз, радоваться улыбке,– воистину, он был безумцем, ради какой-то химеры согласившись подвергнуть такому риску своё хрупкое счастье.
…Неожиданное появление в Бражелоне гасконца Атос счёл добрым знаком. Он довольно быстро убедился, что несмотря на 20 лет разлуки д’Артаньян сохранил к нему искреннюю дружескую привязанность. Атос же всегда любил младшего товарища, как своего сына. Граф с растерянной улыбкой припомнил это сравнение, избранное им ещё в дни их молодости. Оно по-прежнему было ему дорого, но теперь он сам подивился его странности: настолько разным было его отношение к Раулю и д’Артаньяну. Впрочем, его чувства к родному сыну вообще с трудом поддавались описанию словами!
Графа слегка тревожило, как его старый друг воспримет появление Рауля: проницательного как сам дьявол гасконца вокруг пальца не обведёшь. Однако тот наличие у известного ранее своей ненавистью к прекрасному полу Атоса незаконного сына воспринял внешне довольно спокойно, а к самому юноше отнёсся с неподдельным дружелюбием. Это вселило в Атоса надежду: если с ним случится несчастье, а мать виконта не захочет принять в нём участие, д’Артаньян, в память о друге, позаботится о его сыне.
Эту идею Атос обдумывал, когда, пожелав мушкетёру доброй ночи, поднялся к себе в спальню и в задумчивости прохаживался по ней из угла в угол. Наконец, решение было принято: в тот момент, когда д’Артаньян решил, что хозяин замка Бражелон улёгся в постель, Атос сел к столу, зажёг лампу, и принялся за письмо, в котором указывалось, у какого нотариуса находится завещание, составленное им несколько недель назад. В письме также содержалось пожелание, согласно которому, в случае смерти графа де Ла Фер его душеприказчиком и опекуном виконта де Бражелон до достижения им совершеннолетия становился лейтенант королевских мушкетёров господин д’Артаньян. В ту же ночь Атос написал ещё одно письмо, открывавшее виконту де Бражелон тайну его происхождения. Граф предчувствовал, что ждать оставалось недолго.
Действительно, на следующее утро к концу завтрака были поданы два письма, извещавшие его о необходимости немедленно ехать в Париж. В тот же день Атос и его сын покинули свой дом, не зная, доведётся ли им вернуться. По дороге в Париж Атос изложил Раулю свои планы относительно его будущей военной службы. По приезде в столицу всё устроилось как нельзя лучше и вот теперь, быть может, в последний раз, граф смотрел на своего безмятежно спящего сына, любуясь им, молясь за него, благословляя его, прощаясь с ним…
В эту минуту Рауль очнулся от своего безоблачного сна без всякого ощущения тяжести, тоски и усталости: так просыпаются люди нежного душевного склада, так просыпаются птицы. Глаза его встретились с глазами Атоса. Он, должно быть, понял, что происходило в душе этого человека, поджидавшего его пробуждения, как любовник ждет пробуждения своей любовницы, потому что и во взгляде Рауля выразилась бесконечная любовь.

Форум "Дюмания"