Форум

Удушающий, тяжелый аромат, исходивший от роз и глициний, которые обильно цвели в самом дальнем уголке сада, казалось, давил на голову и на плечи, из-за чего все тело будто налилось свинцом, а глаза слипались. Юный Рауль де Бражелон уселся поудобнее, привалившись спиной к изгороди, и закрыл глаза. Конечно, это ребячество, как любит выражаться Гримо. Но, тем не менее, другого выхода он не находил. А ведь и вины-то его в случившемся не было ровным счетом никакой. Ну, если только все дело в его неуклюжести. Самое же плохое в том, что господин граф рассердится. И может быть, скорее даже наверняка строго его накажет. Рауль поежился, нет, наказания он не боялся, в конце концов, ему восемь лет, он уже мужчина! Но стыд-то какой! И позор. Господин граф ему доверял, а он обманул его доверие. Да еще и сбежал, как самый последний и подлый трус.
А ведь день начался так прекрасно, с утра беды ничто не предвещало; сразу после завтрака, Рауль отправился в кабинет к своему опекуну, ему всегда нравилось сидеть рядом, наблюдая, как господин граф работает. Граф, как обычно, мягко улыбнулся ему и позволил остаться. Он хотел было попросить господина графа достать ему книгу, потому что сидеть просто так ему быстро наскучило, но в этот самый момент в кабинет вошел Гримо и доложил, что к графу приехал маркиз де Лавальер. Граф, взяв с Рауля честное слово, что он ничего без спроса трогать не будет, вышел. Рауль честно ничего и не трогал, просто забрался в кресло графа, это ведь ему не запрещалось. Кресло было большое, очень неудобное, и Рауль, пытаясь усесться так, чтобы лучше рассмотреть красивый чернильный прибор и разложенные на столе бумаги, нечаянно задел локтем чернильницу. С минуту он глядел, как по бумагам графа медленно расплывается черная лужа, а потом быстро вскочил с кресла и опрометью бросился к двери. Опомнился он только в саду, в самой дальней его части, и сразу же пожалел о своем позорном бегстве. Разумеется, это более чем глупо, граф все равно все поймет, ведь кроме Рауля в кабинете никого не было. И потом, он же не нарочно, поэтому ему следовало дождаться опекуна, признаться во всем и с достоинством понести заслуженное наказание. А что теперь? Теперь господин граф, во-первых, ни за что не поверит, что он не специально, а во-вторых, решит, что он испугался, а это недостойно дворянина. Рауль всхлипнул, ну как теперь показаться на глаза графу? Уж лучше он до конца дней своих останется здесь, где его никто не найдет. А еще лучше было бы вообще уехать куда-нибудь далеко-далеко, туда, где его уж точно не отыщут. Конечно, господин граф будет беспокоиться, но он непременно ему напишет, что вернется домой только после того, как восстановит свою утраченную честь. Он совершит что-нибудь…необыкновенное, какой-нибудь смелый, отчаянный поступок. Например, спасет какую-нибудь прекрасную даму от напавших на нее разбойников, которые отобрали у нее драгоценности. Или вытащит эту самую даму из реки, когда она случайно оступится на мостике и упадет в воду. Или поможет ей выбраться из охваченного огнем дома. Тогда он вновь сможет смело посмотреть графу в глаза, и тот уже не будет считать его трусом. Да, именно так и следует поступить: добраться до берега моря (интересно, как долго придется ехать и какое оно, море?), сесть на корабль, а потом… Что будет потом, Рауль придумать не успел, потому что ветви кустарника, скрывавшие его, раздвинулись и знакомый голос позвал:
- Виконт, вы здесь?
- Да, господин граф, - вздохнул Рауль.
- Слава богу! – воскликнул граф де Ла Фер и вдруг…уселся на землю прямо рядом с Раулем. – Подумать только, - кажется, он совсем не сердится, по крайней мере, тон его голоса был скорее взволнованным, нежели сердитым, - как здесь все разрослось, надо бы сказать садовнику, - задумчиво проговорил он. – Что вы здесь делали, виконт? – а вот теперь в его голосе появились строгие нотки.
- Я…- замялся Рауль.
- Прятались от наказания.
Виконт кивнул, после чего, набравшись храбрости, поднял глаза на графа. К его удивлению, взгляд опекуна был вовсе не строгим, а насмешливым.
- Решили, что я накажу вас за непослушание, и сбежали. А потом сидели тут и воображали, что совершите множество подвигов, чтобы восстановить свое доброе имя?
- Откуда…господин граф, как вы узнали? – удивлено распахнул глаза виконт.
- Ну, видите ли Рауль, - улыбнулся граф де Ла Фер, - у моего отца, помнится, был очень красивый турецкий кинжал, который ему некогда подарили, и кинжал этот мне во сне даже снился, до того мне хотелось взять его в руки. А надо сказать, что трогать его мне было строжайше запрещено, потому как я был в ту пору еще ребенком, вот как вы сейчас. Я много раз просил отца просто подержать это сокровище, да что там – только прикоснуться к нему. Но отец на все мои мольбы отвечал, что я еще недостаточно взрослый для такого оружия. И вот однажды, когда отец куда-то отлучился, я зашел к нему в кабинет, и…
- Вы взяли этот кинжал, да? – Рауль не сводил с графа восхищенных глаз. Подумать только, опекун тоже когда-то нарушал строгие запреты!
- Ну, разумеется, разве я мог устоять! – улыбнулся граф. - Я хотел сначала только потрогать и положить обратно, никто бы ничего не узнал. Но потом мне захотелось проверить, достаточно ли кинжал острый. А в одной книге я, помнится, прочел, что меч или кинжал может быть таким острым, что разрежет надвое тонкий шелковый платок, стоит его только опустить на клинок. Я взял у матушки из шкатулки с рукоделием платок, который она, как я потом узнал, вышивала в подарок моей тетушке, и…да, да! - разрезал его на две части. Да еще и пальцы при этом поранил и, надо сказать, довольно сильно. Как и вы, я сильно испугался, бросил там, в кабинете, и платок, и кинжал и убежал в сад, где я так же сидел и плакал, не столько от боли, сколько от обиды на самого себя, я ведь нарушил слово, данное отцу. И мне тоже тогда казалось, что честь моя погублена, и мне нужно уехать как можно дальше, совершить подвиг и доблестью и отвагой доказать… - голос графа вдруг стал тихим и грустным; он задумчиво обрывал лепестки у чайной розы и каким-то странным, невидящим взглядом смотрел на изгородь. – Если бы я мог тогда знать, что настоящее бесчестие – это намного серьезнее и тяжелее, и что никакими даже самыми отважными поступками… Ладно Рауль, - он снова посмотрел на сына и улыбнулся ему, - пойдемте в дом, здесь довольно жарко, да и время обеденное, пойдемте.
- Господин граф, - Рауль придвинулся к отцу и нежно прижался к нему, - я нечаянно разлил чернила, клянусь вам. Я…простите меня.
- Я знаю, Рауль, и не сержусь, - граф поднялся на ноги и подхватил сына на руки, - у вас пыльца на щеке, - он провел ладонью по щеке мальчика.
- И у вас, - Рауль смахнул цветочную пыльцу с лица графа и поцеловал его в щеку. – Господин граф, - неожиданно спохватился он, - а ваш отец, он, ну…он все узнал? И он рассердился на вас?
- Разумеется, - рассмеялся граф и осторожно опустил Рауля на землю, - он посчитал, что такому непослушному мальчишке розги пойдут на пользу. Но, - тут же добавил граф, увидев, как Рауль переменился в лице и испуганно вскинул на него глаза, - потом он рассудил, что я уже достаточно наказан за непослушание тем, что невольно сам себе причинил себе боль и в гораздо большей степени - угрызениями совести. И тогда отец простил меня.
Граф ласково потрепал сына по голове, а Рауль вздохнул с облегчением.
- Ну, идемте же, Рауль, а то, знаете ли, даже розги моего отца покажутся сущей мелочью, если мы опоздаем к обеду, и Жоржетта начнет ворчать.
Рауль хихикнул и, крепко взяв отца за руку, направился с ним к дому.

Форум "Дюмания"