Форум "Дюмания"

 Отправлено: 18.11.17 17:38. Заголовок: Виконт де Бражелон, или Триста лет спустя

Фэндом: Дюма Александр (отец) "Виконт де Бражелон или Десять лет спустя"; Чуковский Николай «Балтийское небо» (кроссовер)
Основные персонажи: Рауль де Бражелон, Константин Игнатьевич Лунин, Николай Серов и др.
Рейтинг: R
Жанры: Ангст, Драма, Экшн (action), Психология, Философия, AU, Попаданцы, Исторические эпохи, Дружба, Пропущенная сцена
Предупреждения: Насилие, Смерть второстепенного персонажа, Элементы гета

Описание:
Рауль де Бражелон, получивший восемь глубоких ран, истекающий кровью в своей палатке, сжимая в руке локон Луизы де Лавальер и падая с кровати, мгновенно переносится во времени и оказывается в том же самом месте, только на 277 лет позже. В 1940-м году. Оказавшись в руках квалифицированных специалистов двадцатого века, виконт остаётся жив. Теперь ему предстоит выбрать свой путь в этом мире, раздираемом начавшейся Второй Мировой…
Основная задача – заставить Рауля снова захотеть жить!..

Посвящение:
памяти Николая Чуковского и всем, вернувшимся и не вернувшимся из боевых вылетов

Эпиграф:
"— Как д'Артаньян добр, — тотчас же перебил Рауля Атос, — и какое счастье опираться всю свою жизнь на такого друга! Вот чего вам не хватало, Рауль.
— Друга? Это у меня не было друга? — воскликнул молодой человек".
А. Дюма.

Примечания:
(*) - этим значком помечены во всех главах куски текста, взятые из канона и измененные в соответствии с дополнительным персонажем.


Часть первая
Расохинцы

 Отправлено: 18.11.17 17:44. Заголовок: Глава первая, в кото..

Глава первая, в которой виконт да Бражелон не понимает, где оказался

- Откуда?
- Из Африки.
- Все французы?
- Все.
- Военные?
- Да.

Начальник госпиталя, широкоплечий, ещё не старый мужчина с рыжими усами, в роговых очках, сидел в белом халате в своём кабинете, обхватив руками голову, а напротив сидел секретарь обкома. Перед ними на столе лежала бумага со списком иностранных фамилий.

- Так почему их всех к нам? – видимо, уже не в первый раз спрашивал врач.

Секретарь обкома, набравшись терпения, ещё раз неторопливо пояснил:

- Госпиталь эвакуировали из Алжира в Александрию. По пути французский корабль подвергся нападению… Раненых приняло на борт советское судно, следовавшее в Новороссийск. Часть из них оставили в Новороссийске, в больнице, а некоторых перевезли сюда к нам.

- Нападение? Немецкая подводная лодка? – спросил начальник госпиталя, уже скорее участливо, чем раздосадовано.

Секретарь пожал плечами:

- Немецкая или итальянская, не всё ли равно?

Главврач снова вздохнул, оглядывая список.

- А что с сопровождавшим их медперсоналом?

- Всех оставили в Новороссийске. Среди медперсонала тоже были раненые...

- А, да, кораблекрушение... - задумчиво проговорил начальник госпиталя. - И что же мне с ними делать?

- Каково их состояние?

- Почти все средней тяжести. Двое очень тяжёлых, не знаю, как выдержали столько приключений…

Секретарь поднялся с места:

- Значит, так: вылечить, восстановить документы! – прозвучало, как приказ. – А дальше видно будет...

Главврач вздохнул, тоже поднялся и пожал протянутую руку.

- Да, кстати, - добавил секретарь, - завтра прибудет переводчик. Обеспечьте условия для проведения занятий по русскому языку!

…

Белый свет. Глаза открыть больно, но так хорошо их не открывать!.. Звуки… Кто-то движется и переговаривается рядом. Слов не разобрать. Как будто чужой, совсем непонятный язык. Тело неподвижно. И совсем не хочется двигаться. Просто лежать, дремать, снова провалиться в сон…

Что-то изменилось. Сквозь ресницы – всё тот же белый свет. Фигуры в белом движутся, останавливаются. Они смотрят на него. И говорят о нём.

Глаза открылись, немного привыкли к свету. Один ангел в белом с милым ясноглазым лицом склонился над ним, улыбается, о чём-то спрашивает. Хочется улыбнуться в ответ, но не получается.

Постоянный капающий звук. Тонкие короткие стоны – где-то рядом с головой, постоянно, постоянно. Хочется посмотреть в ту сторону, но невозможно повернуться. Этот звук убаюкивает, глаза снова закрываются, снова наступает сон.


Рауль очнулся и долго смотрел на белый кессонированый потолок. Рядом снова кто-то тихонько разговаривал на незнакомом языке, но уже иначе звучали голоса. Оба мужские: один глухой и хриплый старческий голос, другой – приятный и мелодичный. Рауль вслушивался, пытаясь уловить хоть что-то знакомое в этом странном, резковатом говоре, но ничего понятного так не услышал. Виконт разглядывал длинный узкий стеклянный сосуд, прикреплённый к потолку прямо у него над головой, пытаясь угадать, что это, и слушал равномерный гул, доносившийся откуда-то издалека, со стороны открытого окна, сквозь шелест листвы и гомон птиц.

Вдруг мерная беседа двоих незнакомцев прервалась осторожным восклицанием и последовавшим за ним скрипом пружин. И над Раулем возникло заросшее недельной щетиной лицо с улыбающимися хитрыми глазами. Лицо обратилось к виконту с вопросом и, не дождавшись ответа, показало не очень ровные зубы и отодвинулось из поля зрения.

Рауль повернул голову. Существо, странно одетое, в нелепых белых штанах и короткой белой рубахе, проковыляло к стеклянной двери и на минуту скрылось за ней.

Бражелон шевельнулся, желая почувствовать своё тело. Боли нигде не было. На левой руке что-то мешало. Рауль повернулся ещё, скосил взгляд и разглядел на руке над запястьем белый свёрточек, от которого вверх тянулась прозрачная трубочка. Виконт двинул рукой, свёрточек оказался прилепленным. Тогда Рауль с силой рванул руку, свёрточек оторвался, под ним оказалась игла, выскочившая из вены. Потекла кровь.

В этот момент в приоткрытую дверь вбежала тоненькая фигурка в белом, подскочила к Раулю, что-то быстро щебеча, обработала ранку и перевязала крепко руку. Потом юное создание некоторое время стояло над Раулем, глядело на него заботливыми глазами и обращалось к молодому человеку с вопросами. А Бражелон чувствовал только неловкость оттого, что лежит в присутствии девушки и не может даже попросить прощения за свою неучтивость. Не дождавшись ответов, девушка (или ангел) покачала головой, поднялась, забрала стойку с бутылочкой и вышла в дверь.

Существо в штанах вернулось на своё место, которое обиженно скрипнуло, и всё стихло.

Рауль, приподняв голову, осмотрелся. Он находился в помещении с белыми стенами и двумя окнами. Бражелон понял, что он лежит на кровати, укрытый белой простынёй, и в комнате стояли ещё три такие же кровати. На соседней кровати поверх простыни сидело существо в штанах и глядело в кессонированый потолок. Лежащих в кроватях напротив виконт рассматривать не стал, и перевёл взгляд в окно. Занавески колыхались от сквознячка.

«Я не умер? Как же так?»

Рауль помнил, как он летел верхом на коне, как оглянулся туда, где была его армия, где стоял и кричал что-то ему герцог. Потом неожиданное горячее ударило его в грудь, и он не удержался в седле. Упав с лошади, он нашёл в себе силы подняться на ноги. Он пошёл вперёд, к своей цели, к освобождению… Снова что-то нестерпимо горячее ударило в грудь…

Потом он помнил себя лежащим среди друзей. Помнил слова врача, немилосердные и ужасные о том, что он может остаться жить… Помнил наказ оставаться в полной неподвижности… Помнил, как ему нестерпимо захотелось ещё раз увидеть Её лицо, он помнил своё невероятное усилие, чтобы дотянуться, чтобы достать на груди медальон!.. Он помнил то последнее движение, которым он хотел навсегда завершить свои страдания на этой земле…

А дальше он помнил только ощущение полёта. Такое забытое ощущение из какого-то детского сна... Ощущение длилось долго, сквозь горячую боль в груди, невероятно долго. Больше он ничего не помнил.

Рауль снова закрыл глаза и попытался вернуться в это ощущение. Он вспомнил, как его укачивало. Но ощущение полёта не возвращалось. И Рауль не заметил, как задремал. Проснулся он в темноте. Наверно, наступила ночь. Из-за двери, сквозь занавеску, закрывающую стекло, проникал тихий жёлтый свет.

Бражелон двинулся на кровати. Тело его слушалось. Тогда он поднялся и сел. Ныла слишком туго перевязанная рука. Грудь была тоже стянута плотной повязкой.

«Жив…»

Он свесил ноги и встал босиком на холодные доски пола. Ноги слегка дрожали, и кружилось голова.

Виконт бросил взгляд на то, в чём был одет. На нём были очень широкие белые штаны и такая же широкая белая сорочка.

«Какое уродство… - подумал он и вздрогнул, - где медальон?!»

Рауль ощупал повязку на груди, шею. Привычного шнурка не было. Бражелон почувствовал, как похолодела у него спина, и задрожали руки. Он стал судорожно оглядываться вокруг себя, чтобы найти какие-нибудь привычные вещи, и тут только заметил у изголовья кровати столик, точнее даже не столик, а малюсенький буфетик, на котором лежал на белой салфетке такой знакомый и родной предмет – его медальон – медальон с портретом и локоном Луизы де Лавальер. Рауль бросился к нему, схватил дрожащими пальцами, раскрыл его и припал губами к милому изображению. Затем он повесил на шею шнурок, лёг в постель, сжал в руке своё сокровище и закрыл глаза.


Утром пришла другая девушка, тоже в белой одежде, с чёрными бровями и волосами, и раздала всем тоненькие стеклянные колбочки. Сосед сунул колбочку себе под рубаху. Рауль залез с головой под простыню. Ему не хотелось никого видеть. Он лежал, прижимая к груди медальон, и предавался печальным воспоминаниям, когда чья-то рука бесцеремонно сдёрнула простынь. Рауль увидел девушку с чёрными волосами. Рауль вскочил с кровати, сразу вспомнил, в каком он виде, покраснел и уставился на девушку. Она трясла перед его носом колбочкой, потом начала дёргать Рауля за сорочку, видимо, требуя её снять. Рауль обомлел от такой бесцеремонности и, не зная, что предпринять, просто стоял и смотрел. Тогда девушка, не получившая того, чего требовала, погрозила ему пальчиком, развернулась и вышла за дверь. Сосед что-то сказал, улыбаясь во весь рот.

Рауль лёг снова на кровать и уставился в потолок. Ему стало нестерпимо противно от того глупого положения, в котором он оказался. Хотелось встать и уйти. Но, во-первых, он не мог никуда отправиться в таком виде, а где найти привычную одежду, он не знал. Во-вторых, он не представлял, где находится, куда идти, где искать своих.

Рауль понимал только, что находится в лазарете. Больше всего мучило Рауля то, что он не находил взглядом ни одного привычного для себя предмета. Вообще, ни одного. В комнате было множество вещей, совершенно непонятного назначения. Но те предметы, назначение которых было очевидно, как, например, кровати, окно, занавески, стулья и даже доски пола, имели совершенно непривычный вид.

Дверь снова раскрылась. В этот раз на пороге стоял высокий мужчина, тоже весь в белом. При виде его, все три соседа вскочили со своих мест. Рауль тоже поднялся и вытянулся, как в строю.

«Наверно лекарь, наконец», - угадал Рауль.

Мужчина в белом стал подходить к каждому по очереди, тихо разговаривал с каждым, и, наконец, приблизился к виконту. Следом за врачом семенила девушка-брюнетка и зачитывала сведения из бумаг, которые держала в руках.

Врач долго стоял перед Раулем, молча слушая девушку. Когда она потрясла перед носом злополучной колбочкой, врач приветливо улыбнулся Бражелону и указал рукой на кровать, предлагая сесть. Затем сам опустился на соседний стул. Девушка при этом осталась стоять за спиной мужчины. Рауль глянул на неё и, поколебавшись, всё же сел. Врач взял у девушки колбочку, затем медленно тронул Бражелона правой рукой за левую руку, приподнял её немного, затем вдруг сунул колбочку Бражелону за широкий воротник, Рауль дёрнулся, но не успел отстраниться, врач запихнул колбочку ему подмышку и прижал руку. Затем опять улыбнулся, успокоительно погладил ошарашенного Бражелона по руке и спокойно стал что-то говорить. Так сидел он минут пять, не давая Раулю пошевелиться. Затем он вынул колбочку обратно, глянул на неё, передал девушке, снова улыбнулся виконту, встал и вышел.

Рауля снова охватило чувство омерзения. Он хотел лечь обратно в постель, но дверь опять открылась, и в помещение въехал столик на колёсиках, который толкала обширная женщина, улыбающаяся и тоже одетая во всё белое. На столике располагалась огромная кастрюля, стояли стопкой тарелки и накрытые салфетками блюда. Соседи зашевелились, заговорили и начали подходить к улыбающейся даме.

Рауль почувствовал съестные запахи и понял причину всеобщего возбуждения. Перед виконтом возникло небритое лицо. Человек в белых штанах поставил на буфетик рядом с Бражелоном тарелочку с кашей и кружку, накрытую куском хлеба, показал кривые зубы и пошёл есть свой завтрак. Рауль покосился на еду. Несмотря на то, что он уже, видимо, несколько дней ничего не ел, вместо аппетита появилось отвращение.

Виконт лёг, укрылся с головой простынёй, снова нашёл на груди заветный медальон и сжал его пальцами. Давно привычная боль тоски и одиночества с новой силой сдавила грудь.

«Даже просто умереть не смог, неудачник несчастный!» - подумал Рауль и стиснул зубы в бессильной злобе на самого себя.

 Отправлено: 18.11.17 17:49. Заголовок: Глава вторая, в кото..

Глава вторая, в которой Рауль полагает, что всё понял

- Добрый день! Кто здесь из Франции?

Рауль вздрогнул, услышав сквозь дремоту родной язык. Он мгновенно выпрыгнул из постели сразу на пол и уставился на вошедшую фигуру. Фигура была женской, но со стриженными завитыми волосами. На плечи этой женщины была наброшена белая одежда, но под ней находился весьма странный костюм. Женщина была одета в узкую серую очень короткую юбку, едва прикрывающую колени. Бражелон почувствовал, что краснеет, отдёргивая взгляд от обнажённых толстеньких ног в туфельках. Сверху он увидел нечто вроде короткого камзола, застёгнутого на три большие пуговицы.

Женщина уверенным шагом приблизилась к Бражелону и протянула ему пухленькую, но довольно изящную руку.

- Здравствуйте! – проговорила женщина, кокетливо улыбнувшись, и назвала своё имя, которое виконт не запомнил.

Рауль секунду в замешательстве смотрел на её руку, затем аккуратно взял её в свою, склонился и прикоснулся к ней губами.

Женщина неожиданно вскрикнула и как-то жеманно рассмеялась:

- Ой, сколько учтивости, месьё, право, это, конечно, очень приятно!

Рауль, не понимая, что он делает не так, стоял и слушал её речь. Женщина говорила странно…

Она уселась на стул, на котором только что до неё сидел врач, разложила на коленях какие-то листки и достала карандаш.

- Садитесь, пожалуйста, давайте с вами поговорим, молодой человек! - произнесла женщина, удивлённо глядя на Рауля снизу вверх.

Рауль сел на край кровати, стараясь не глядеть на обнажившиеся коленки, почти касавшиеся его ног.

- Итак, для начала, я запишу ваши данные для удостоверения личности. Назовите своё полное имя…

- Рауль… - хрипло произнёс Бражелон первое слово, и вспомнил, что последний человек, с которым он говорил, был герцог де Бофор неизвестно сколько дней назад.

Рауль откашлялся и начал сначала:

- Виконт Рауль-Огюст-Жюль де Бражелон.

- Дата рождения? – последовал новый вопрос.

- Одиннадцатое июля.

- Год?

- Тридцать четвёртый.

Женщина вытаращила глаза на собеседника и снова как-то неестественно засмеялась:

- Простите, не поняла. Вам сколько лет?

- Двадцать девять, - спокойно ответил Рауль, снова не понимая, что не так.

- Угу, значит… так, - она прищурилась, закусив кончик карандаша, - значит, одиннадцатый…

И Рауль увидел, как карандаш в её пальцах вывел запись: «1911». Бражелон поднял взгляд на её лицо, не понимая, кто из них сошёл с ума, а женщина как ни в чём не бывало продолжала:

- Место рождения?

- Простите, сударыня, - ответил Рауль, начиная терять терпение, - но я не знаю, где я родился…

Женщина сделала неопределённый жест:

- Дело в том, что это не важно, эту информацию проверять никто не будет, мне просто необходимо заполнить формуляр… Ну, давайте хотя бы приблизительно… Где вы жили во Франции?

- Приблизительно в Блуа, - ответил Рауль, начиная нервничать от этого допроса, не понимая его смысла.

Женщина сделала очередную запись.

- Имена родителей?

Рауль побледнел от гнева и холодно произнёс:

- Разрешите узнать, сударыня, с какой целью вы ведёте эти записи? Кто прислал вас ко мне? Кто вы?

Женщина снова сделала жест нетерпения и закатила глаза, что означало, видимо: «Какой непонятливый!», и принялась объяснять:

- Я – ваш переводчик. Моя задача – во-первых, собрать сведения для восстановления ваших утерянных документов, а во-вторых, обучить вас основам разговорного русского. Что вы ещё хотели узнать? Кстати, странный у вас выговор, молодой человек, вы точно француз? Я плохо вас понимаю, хотя училась французскому у носителей языка!..

У виконта голова шла кругом. Во-первых, он тоже с трудом понимал речь женщины. Она, без сомнения, говорила на французском. Но это было какое-то странное, незнакомое наречие. Во-вторых, даже то, что он понимал из этой речи, не вносило никакой ясности в его положение. Рауль решил продолжать расспрашивать. Он хотел узнать многое.

- Где я нахожусь? – спросил он, глядя прямо на собеседницу.

Женщина словно сжалась под этим взглядом и уже другим тоном стала отвечать:

- Вы находитесь в военном госпитале, в городе Адлере. В СССР, - добавила она на всякий случай.

- Что такое СССР? – спросил Рауль, намереваясь получить максимум возможной информации.

Женщина расширила глаза, не понимая, серьёзно ли он спрашивает, но ответила:

- Союз Советских Социалистических Республик – это наше государство.

Рауль несколько секунд глядел на собеседницу, потом задал следующий вопрос:

- Как называется столица вашего государства?

- Москва.

Рауль надолго замолчал, осознавая услышанное. Это было первое название, знакомое его слуху.

- А как я сюда попал? – задал Рауль вопрос, прежде, чем осознал его.

- Вы сюда приехали из Новороссийска. А в Новороссийск вас доставили морем. Из Африки, – был ответ.

Это было второе знакомое название.

- А кто меня сюда… доставил? И зачем?

Тут женщина несколько смутилась.

- Дело в том, что я не знаю всех подробностей… Вроде бы ваше командование эвакуировало какой-то госпиталь в Александрию. Но ваше судно было потоплено подводной лодкой, и вас вместе с другими ранеными французами приняло на борт наше, советское судно...

- Почему в Александрию? Почему нас не отправили домой, во Францию? – спросил Рауль и поразился тому, как изменилось лицо собеседницы.

- Территория Франции на военном положении, вы не знали? – спросила она почти шёпотом.

- Не знал,– Рауль напряжённо ждал разъяснений.

- Во Франции война с германскими захватчиками, - в голосе женщины звучало недоумение.

Рауль молча смотрел на женщину, видел страх в её глазах и не понимал, чем он вызван. Он чувствовал, что с каждым новым ответом вопросов у него становится всё больше.

"Когда всё это произошло? Сколько же я проспал?.."

- Скажите, пожалуйста, какой сегодня день?

- Двадцатое апреля.

- А год?

После паузы женщина, которая стала уже бледнее простыни на кровати Рауля, ответила:

- Тысяча девятьсот сороковой.

- По какому летоисчислению?

Этого вопроса собеседница уже не выдержала. Она как-то особенно посмотрела в лицо Рауля, встала, аккуратно отодвинув стул, попятилась в сторону двери, проговорила:

- По грегорианскому! Простите, мне пора, завтра я принесу вам учебники и тетради, до свидания! – и выбежала вон.

Рауль стоял, смотрел на дверь и тут понял, что в тишине снова слышит гул со стороны окна. Бражелон повернулся.

Окно!

На непослушных от слабости и волнения ногах он медленно подошёл к окну и отодвинул занавеску.

Впереди, над низкими крышами, блестящими на солнце, и над верхушками кустов, далеко-далеко, он увидел море. Сияющее, лазурное, с мелкими беляшками волн. Ниже был город, самый обычный с первого взгляда, с разноцветными стенами домов и скатными крышами. И уже внизу, под окном, Рауль увидел источник постоянного гула. Там текла серая река, и по этой реке с невероятной скоростью двигался огромный зелёный жук. Он приблизился, с громким шумом промчался мимо окна и скрылся за поворотом, и гул ещё долго затихал где-то вдали...

Виконт почувствовал, что теряет равновесие и, отпрянув от окна, вдруг увидел ещё одного жука, ещё больше предыдущего. С распростёртыми крыльями он летел со стороны моря, снижаясь с оглушительным звуком, как показалось, Раулю, прямо в его окно. Рауль заорал, отпрыгнул назад, споткнулся о ближайшую кровать, больно ударился и потерял сознание.


Вокруг было темно. И тихо. Наверно, опять была ночь. Рауль открыл глаза и ничего не увидел. Почувствовал только, что опять лежит под простынёй, но на этот раз он совсем не мог двигаться.

«Этого всего не может быть. Я всё-таки умер, - подумал он спокойно. – А я думал, всё будет по-другому… Как в Священном Писании… Всё не так… Ангелы лечат тело, а душа продолжает страдать!».

Рауль почувствовал себя обманутым в своих самых святых чувствах и ожиданиях. Слёзы полились у него по лицу, но он не мог пошевелить руками, чтобы вытереть их, и они скатывались по вискам на подушку, затекали в уши. Он вспоминал заученные с детства тексты из Библии, в которых описывались испытания души при переходе от жизни к смерти, и старался угадать, на каком же этапе теперь он сам находится…

Наверно, он снова уснул, потому что, когда открыл глаза в следующий раз, он увидел над собой двух человек. Один из них был мужчиной с внимательными карими глазами, а вторая – женщина. Это была вчерашняя переводчица.

«Может это он – Господь Бог?» – подумал Рауль про незнакомого мужчину, но не почувствовал никакого благоговейного трепета.

- Здравствуйте! – обратилась переводчица к виконту, совершенно серьёзно, без вчерашних жеманных ухмылок. - Это доктор Иванов. Он хочет побеседовать с вами, а я буду вам помогать…

- Доброе утро! Как вы себя чувствуете? – спросил доктор через переводчицу.

- Хорошо, - хрипло ответил Рауль и постарался ответить на вежливую улыбку врача.

- У вас ничего не болит? – продолжал расспрашивать тот.

- Нет, ничего, благодарю вас, - ответил Бражелон, хотя голова его гудела после вчерашнего падения.

Тогда доктор приблизился к виконту, наклонился к подушкам, на которых тот лежал и проговорил:

- Тогда попробуем так… - и поднял Рауля вместе с подушками, так, что Бражелон оказался сидящим на постели. Рауль почувствовал облегчение и глубоко вздохнул, но по-прежнему не мог двинуть ни рукой, ни ногой.

Рауль огляделся и понял, что находится теперь в другой комнате, намного меньше прежней, с единственной кроватью. Рауль думал, что из слов врача он узнает что-нибудь важное о своём положении, но врач задавал очень обычные вопросы, а сам ничего не рассказывал. Доктор спрашивал о прежней жизни Рауля, о его службе, о родных. Рауль никогда не видел своей матери, даже имени её не знал, вот так жизнь сложилась… Да, воспитывал его отец. Да, с пятнадцати лет на военной службе. Почему так рано, обычно с восемнадцати? Да, рановато… Но во Франции так принято… В кавалерии. Рауль называл имена принцев, под начальством которых служил, но почувствовал, что эти имена ни о чём не сказали врачу. Нечто иное интересовало доктора в рассказе виконта. Он спросил ещё о друзьях Бражелона, спросил, не женат ли он. Нет, не женат. Мрачная тень легла на чело виконта, доктор понимающе поглядел на него. Затем задал ещё несколько ничего не значащих вопросов.

Бражелон отвечал совершенно спокойно, дружелюбно улыбаясь и глядя в глаза собеседнику. Раз уж он уже умер, хуже теперь не будет. Наоборот, у него появилось лёгкое любопытство, а что же будет с ним дальше, и в чём же смысл всего происходящего.

Закончив свои расспросы и, видимо, удовлетворившись ответами, доктор аккуратно приподнял простынь, которой был укрыт виконт. Бражелон понял, почему всё это время не мог пошевелиться. Его руки и ноги были привязаны белыми бинтами к железному ободу кровати. Рауль задохнулся от возмущения в первый момент, но заставил себя сдержать гнев. К тому же врач сразу потянул за концы бинтов и освободил Бражелона от этих уз. Пока Рауль разминал затёкшие руки, врач поднялся всё с той же добродушной улыбкой, попросил его пока оставаться в постели, пообещал ещё зайти на следующий день, и вышел вместе с переводчицей за дверь.

 Отправлено: 18.11.17 17:54. Заголовок: Ну, вот и хорошо, чт..

Ну, вот и хорошо, что начали выкладывать.

 Отправлено: 18.11.17 17:55. Заголовок: Глава третья. Франсу..

Глава третья. Франсуа

- …Восемь сквозных ранений грудной клетки. Огромная потеря крови, но жизненноважные органы не задеты. Было произведено переливание крови, проводится восстановительная терапия. Сейчас ещё очень слаб, нуждается в покое.

За закрытой дверью ординаторской, в присутствии главврача госпиталя, проходил маленький консилиум.

- Какую проводите терапию?

- Понимаете… Тут дело осложняется тем, что у больного сильная аллергия практически на все препараты. Выражается в покраснении кожных покровов, отёках… Его организм не принимает даже антигистаминные препараты. Очень редкий случай… Мы сейчас отменили ему терапию, только наблюдаем.

- Теперь Вы, доктор Иванов! Что Вы можете сказать?

Высокий и статный доктор Иванов даже не поднялся с места:

- С моей стороны, - начал он, - всё чисто. Товарищ… то есть, как его там… - он глянул в лежащую перед ним историю болезни, - господин де Бражелон совершенно здоров. Подозрения, возникшие у товарища переводчицы, считаю беспочвенными. Контузии у него нет… Ни симптомов ретроградной амнезии, которую можно было заподозрить, ни маниакально-депрессивного синдрома я не обнаружил. Хотя он, по-видимому, серьёзно страдает от душевных ран… Он очень крепок телом и душой… Повторяю, он совершенно здоров! Вы ведь сразу перевели его обратно в общую палату по моей рекомендации? Очень хорошо!

...

В советском военном госпитале виконт да Бражелон пребывал уже больше месяца. Из этого месяца первую неделю он в тяжелом состоянии лежал в палате интенсивной терапии, а остальные недели интенсивно выздоравливал в общей.

Рауль перестал пугаться всего непонятного и постепенно привык к обстановке, в которой вынужден был жить. Например, к тому, что свет, зажигался прямо на потолке от одного движения руки. Или к тому, что маленький деревянный сундучок, стоявший на столике, вдруг начинал говорить разными голосами и петь замысловатую музыку (этот сундучок буднично и равнодушно называли словом «радио» с непривычным ударением на первый слог).

Рауль по-прежнему не понимал физики многих явлений, но даже и не пытался понять. Решив, что находится в загробном мире, он перестал чему-либо удивляться и просто воспринимал все чудеса окружающего пространства, как данность.

Давно привычное чувство тоски не покидало виконта, он постоянно помнил о своём медальоне и продолжал носить его на груди под одеждой. В стенах госпиталя Рауль совсем стосковался по свежему воздуху, по людям, которых он привык видеть часто в своей жизни, очень скучал по отцу… И не знал, суждено ли им ещё встретиться, посмотреть друг другу в глаза, в том мире, или в этом, или в каком-то ещё другом…

Раньше он думал о своей смерти, как о двери, которая обещала ему открыться в вечность, подарить свободу, простор, умение летать, понимание всего того, что недоступно пониманию человеку в его бренном теле… А сейчас Рауль чувствовал, что попал в ловушку. В мышеловку, из которой не будет больше выхода. Никогда! Ни разу за всю вечность! Он потерял всё, чем дорожил в своей жизни, и взамен не получил ничего из того, на что надеялся и во что свято верил.

Однажды ночью Бражелон внезапно проснулся с чётким пониманием:

«Это кара за самоубийство!»

Как бы там ни было, а надо было существовать теперь здесь…


Каждый день, во время между завтраком и обедом, Рауль вместе с другими французами, прибывшими одновременно с ним из Африки, ходил в помещение столовой на уроки русского языка. Язык преподавала уже хорошо знакомая Раулю переводчица. Её методика совсем не нравилась Бражелону, и он всегда оставался в столовой с учебниками после занятий. За время своей земной жизни Бражелон накопил большой опыт изучения иностранных языков, и теперь справедливо полагал, что ему самостоятельно вполне удастся довольно быстро выучить и ещё один язык.

Рауль знал: чтобы заговорить на иностранном языке, нужно на нём говорить. И поэтому виконт частенько затевал беседы с носителями языка, которые его окружали: с соседями по палате, по столику в столовой, с медсёстрами, стал кое-как объясняться по-русски даже с доктором Ивановым. Таким образом, за время, проведённое в госпитале, Бражелон успел набрать кое-какой навык разговорной речи и неплохой словарный запас.

Но больше всего в освоении нового языка ему помогло общение с одним из соотечественников.

Одним из французов, занимавшихся вместе с виконтом, был молодой человек Франсуа де Жоффр. Он носил титул барона, был самым улыбчивым, общительным и самым прилежным в учёбе, как показалось виконту. Этот Франсуа тоже часто задерживался в столовой с книгами после того, как его товарищи уже расходились по палатам.

Так получилось, что Рауль с Франсуа вместе стали заниматься в свободное время (а свободного времени в госпитале у выздоравливающих пациентов было предостаточно). Постепенно они совсем перестали посещать обычные занятия, стали общаться между собой для закрепления на русском языке и подружились.

Однажды вечером они сидели в сумраке столовой у самого окна, смотрели на раскачивающийся над улицей фонарь и разговаривали без учебников и словарей на смеси русского с французским и древним французским.

- Странная у вас речь, Рауль, - говорил Франсуа. – А вы откуда родом?

- Из Орлеана, - отвечал Рауль печально. – Неподалёку от Блуа жил…

- Странно… - Франсуа пытался в потёмках разглядеть лицо Бражелона. – А я из Парижа. А кем вы служили в Африке?

- Адъютантом его высочества, - спокойно сказал виконт.

Франсуа снова в изумлении поглядел на собеседника:

- Какого высочества?

- Герцога де Бофора, - ответил Рауль как ни в чём не бывало и спросил в свою очередь, - а вы кем служили?

Франсуа долго смотрел в невозмутимое лицо Бражелона, потом ответил по-французски:

- Я авиатор.

Рауль не знал, что это означает. Чувствуя, что его не понимают, Франсуа пояснил по-русски:

- Лётчик.

Рауль постарался угадать значение этого слова:

- Вы умеете летать?

- Да, - ответил Франсуа, не сводя глаз с лица своего странного собеседника.

- А как вы научились? – теперь Рауль тоже глядел прямо на него с нескрываемым интересом.

- В лётной школе. Недалеко от Парижа...

- И любой может научиться? – продолжал расспрашивать Рауль. – Я тоже могу научиться летать?

- Конечно, - отвечал Франсуа, - поступайте в училище и научитесь… Если медкомиссию пройдёте. Только… - Франсуа еле заметно усмехнулся.

- Только? – переспросил виконт.

- Просто я заметил, что к вам психиатр ходит… - начал Франсуа.

- Кто такой психиатр? – спросил Рауль.

- Ну, тот дядька, высокий, кареглазый, который к вам заходит с переводчицей нашей…

- А, доктор Иванов!

- Да. Так вот, вы ему не говорите, что служили у герцога Бофора.

- Почему? – искренне удивился Рауль.

- Потому что иначе он вас не в лётное училище направит, а в психушку, вам понятно?

- А что такое психушка? – спокойно поинтересовался виконт.

- Заведение такое, - пояснил Франсуа, тоже совершенно спокойно, - где из отдельных личностей делают послушное стадо…

Рауль снова повернулся к окну. Он абсолютно ничего не понял. Но он уже знал, что люди в этом мире очень странно реагируют на совершенно привычные для него вещи, и совсем не удивляются тому, чего он никак не ожидал и не мог себе представить. И поэтому виконт уже уяснил, что о многих предметах из его прошлой, земной жизни, лучше вовсе не упоминать…

Рауль из бесед с товарищем узнавал о жизни этого государства, в котором им приходилось пребывать, а также события, происходившие на международной арене этого мира.

А мир находился в состоянии войны…

Каждый день Рауль вместе с другими слушал радио и пытался уловить в непонятной речи диктора вести о родине. Каждый день французы просили свою учительницу переводить им новости. И она исправно переводила и зачитывала.

Так они узнавали о том, что французская армия несла тяжёлые потери и отступала. Так узнали они о взятии немцами Парижа. Рауль видел в глазах соотечественников боль и досаду на то, что они, ненужные и бесполезные, сидят в чужой стране в то время, когда их сила и мужество так необходимы родине…

 Отправлено: 19.11.17 18:39. Заголовок: Глава четвёртая. Дет..

Глава четвёртая. Детские сны

"Любопытно: псих, который думает, что он виконт де Бражелон. Крепко же ему врезало... Хотя, вроде у него травма не на голове. Странно, что же это значит, псих воевал во французской армии? Не, видимо, потом свехнулся. Странный, но добрый... Хороший человек этот Рауль. Может, это, и правда, его имя? Тяжело ему далась эта война. А в спецклинике ему легче не станет, это точно. Надо будет ему помочь как-нибудь"...

...

- Какой-какой год?

- Ах, да, тысяча девятьсот одиннадцатый! – спохватился Бражелон, вспомнив, что надо переводить дату рождения на местное летоисчисление.

Франсуа де Жоффр аккуратно вывел цифры на чистом листке.

Они сидели в пустой столовой и выполняли указание комиссара госпиталя. А именно, составляли автобиографию, необходимую для восстановления утраченных документов.

То есть сначала, разумеется, каждый составлял свою собственную автобиографию. Но виконт де Бражелон быстро понял, что его письменная речь, как и устная, сильно отличается от речи французов, привычной для этого мира. Тогда Рауль подождал, пока Франсуа заполнит свой листок аккуратным мелким почерком, и попросил товарища о помощи.

Дата рождения, место рождения, имена и должности родителей… Виконт не знает имени своей матери. Этот пункт можно пропустить… В школе он не учился, занимался на дому с преподавателями. Что же он изучал? Общество, историю, языки, военное дело. В пятнадцатилетнем возрасте поступил в действующую армию. Почему в пятнадцать? По велению отца…

Франсуа делал записи и всё с большим недоумением слушал ответы Рауля.

- А где вы служили? - спросил Франсуа, имея в виду номера частей.

- Сначала у Его Высочества принца де Конде, затем у маршала Тюренна, затем снова Конде…

- А потом герцог де Бофор, я помню…

- Совершенно верно! – как ни в чем ни бывало подтвердил Бражелон.

Франсуа задумался на минуту, потом произнёс, склоняясь над бумагой:

- Значит так... В двадцать шестом году поступил на службу в регулярную армию. Думаю, будет достаточно...

Теперь уже Рауль удивлённо поглядел на товарища. Бражелону было совсем непонятно, по какой причине он не может здесь откровенно заявлять о своём прошлом, о тех людях, которые сыграли в его судьбе значительную роль и чьи имена он привык произносить с гордостью и безмерным уважением. Рауль не понимал, к чему эта хитрость, которую навязывал ему Франсуа, зачем эта игра. Но ничего не произнёс в ответ. Бражелон вспомнил подробные расспросы доктора Иванова, вспомнил так же о предостережении, сделанном товарищем накануне, и ничем не выдал своего сомнения. Только на душе у виконта стало ещё горше и ещё темнее.

- Дальше, - продолжал Франсуа. – В Африку вас кто направил?

- Никто. Я сам решил, - произнёс виконт.

- Угу… добровольцем… - записал товарищ, - и я тоже добровольцем! А вы в каком году?

- В этом, - осторожно ответил Рауль.

- Угу, в сороковом… Был ранен, доставлен в госпиталь… Дальше всё, как у меня, - закончил Франсуа коротенькую и простую историю жизни виконта де Бражелона.

…

Время шло. Медленно протянулся ещё месяц, и наступало 11 июля.

В этот день граждане Франции, находясь далеко за пределами родной страны, узнали страшную весть. Франция капитулировала. Накануне в курортном городке Виши произошёл созыв Национального собрания, на котором власть в стране была передана генералу Петену с наделением его диктаторскими полномочиями. Петен призвал к сотрудничеству с Гитлером. Борьба была завершена.

Французские воины больше не были нужны своей стране.

Множество противоречивых чувств читал виконт де Бражелон в лицах своих соотечественников. Кто-то был огорчён. Кто-то был надломлен. Кто-то был спокоен и ждал возможности вернуться домой, к семье, к родным и близким после долгой разлуки…

Были и те, которые решили остаться в Советском Союзе. Парторг Васильев пообещал им от имени Коммунистической Партии проявить радушное гостеприимство и распределить каждого по мере его желания и способностей на учёбу или работу…

Рауль не мог разобраться в своих мыслях и эмоциях. Ему казалось, что всё это происходит не с ним. Это был какой-то нелепый, глупый сон. Виконт ждал, что этот сон вот-вот прервётся, и он, Рауль, очнётся в своей постели в замке Бражелон, и рядом будет отец, и всё будет как раньше…

Но сон всё продолжался и завершаться не планировал…

Однажды Рауль спросил у товарища:

- А куда вы, Франсуа, собираетесь ехать из госпиталя? Не хотите сделать попытку вернуться во Францию?

Рауль знал, что у Франсуа в Париже осталась жена.

Лицо Франсуа помрачнело, он ответил:

- Нет. То есть, я хотел бы… Но сейчас не время. Сейчас помочь своей родине мы можем, только оставаясь за её пределами.

Они замолчали. После длительной паузы Рауль повторил свой вопрос:

- Так куда же вы теперь?

- Есть одна мысль… Хочу сделать попытку добраться до Англии.

- А зачем вам в Англию?

- Чтобы сражаться! – с жаром ответил Франсуа. – В Англии генерал де Голль…

- Де Голль? - переспросил виконт. - Кажется, это имя одного из тех, кто сопровождал к королю Жанну д'Арк?

- Верно, - подтвердил Франсуа, как-то странно глянув на Рауля, - Шарль де Голль - наследник древнего рода... Он призывает к сопротивлению. Мы выбираем путь борьбы! Мы хотим быть там, где сражаются за свободу!

Рауль поразился огню, вспыхнувшему на миг в глазах собеседника. Виконт сказал:

- Но вы же военный, вы давали присягу! Вас будут считать дезертиром.

- Пусть! – ответил Франсуа с горькой усмешкой. – Пусть эта шлюха⁽¹⁾ считает меня дезертиром! Плевать!

- Что вы скажете, если я решу ехать с вами в Лондон? - спросил Рауль, но в голосе его не было настоящей уверенности.

Франсуа пожал плечами.

- Я ведь лётчик, а вы – кавалерист… - он принялся сбивчиво объяснять виконту, что сам не уверен в том, что следует предпринять в дальнейшем, и что он не имеет права втягивать товарища, ещё не оправившегося от тяжёлого ранения, в это сумасбродное предприятие…

Но всего этого он мог бы и не говорить. Рауль уже и так понял, что Франсуа не берёт на себя ответственности быть проводником для него, виконта, в этом странном мире…

- Возвращайтесь во Францию, виконт, - мой вам совет! Поступайте в лётную школу, живите спокойно! – закончил свою речь Франсуа.

Рауль вздрогнул.

И понял вдруг, что не хочет в эту Францию. Во Францию, сдавшуюся почти без борьбы, во Францию, половиной которой правит какой-то солдат, а другая половина предана в руки иноземного варвара…⁽²⁾

«Это не моя война и не моя Франция, - подумал Рауль. – Свою войну я уже проиграл. А от своей Франции я отрёкся».

- Нет, - ответил Рауль твёрдо. – Я хочу остаться здесь, – а потом помолчал и добавил тихо, - мне, в сущности, всё равно. Меня нигде никто не ждёт…

- Здесь, кстати, тоже есть недалеко лётные школы, - в одобрение этой мысли сказал Франсуа. - Спросите у комиссара госпиталя, он, наверно, имеет возможность направить вас…

«И правда. Раз уж я умер, - усмехнулся про себя Рауль, - почему бы не попросить себе крылья?!»


Через несколько дней Рауля вызвали в кабинет главврача. В этом событии не было ничего неожиданного. Виконт уже давно знал, что выздоравливающих французов начальник госпиталя приглашал на беседу. Но Рауль заметил, что приглашали его соотечественников всегда только строго по одному, и выходившие из кабинета не были склонны распространяться о темах произошедшей беседы.

Постучавшись и войдя в кабинет, Бражелон увидел, что кроме врача здесь присутствовал ещё один человек, совершенно виконту не знакомый. Начав разговор, начальник госпиталя назвал этому присутствующему фамилию виконта, а тому, в свою очередь, пояснил, что перед ним - комиссар госпиталя. Рауль не знал значения этого слова. И так как незнакомец не предложил виконту руку для рукопожатия, Рауль ограничился учтивым кивком в его сторону, как, он заметил, здесь было принято.

Главврач сначала расспросил виконта о самочувствии, сообщил ему, что уже совсем скоро ему предстоит выписка из госпиталя, и, наконец, подошёл к главному вопросу.

- В своей биографии вы указали, что являетесь кадровым военным, э... с пятнадцати лет... - врач оторвал взгляд от бумаг, лежащих перед ним на столе, и с некоторым сомнением посмотрел на пациента.

Виконт спокойно подтвердил правоту этих слов:

- Да, вы совершенно правы.

Тогда начальник госпиталя продолжил:

- Перед нами сейчас стоит вопрос о вашем трудоустройстве по выходе из стен госпиталя. К сожалению, мы не можем обеспечить вас занятием по вашей основной специальности... То есть, на данный момент вы не сможете поступить на военную службу. Поэтому вам необходимо ответить на вопрос, каким вы видите своё будущее в стране Советов, которая гостеприимно предлагает вам все условия для жизни и труда...

Врач замолчал, ожидая какой-то реакции на свои слова со стороны иностранного пациента. Рауль решил воспользоваться паузой и задал вопрос:

- Разрешите узнать, товарищ начальник госпиталя, по какой причине мне нельзя на военную службу?

Главврач глянул на комиссара, до этого момента не участвовавшего в беседе. И комиссар пришёл на выручку. Он отозвался:

- Хотя бы потому, господин Бражелон, что вы не пройдёте в ближайшем будущем ни одну медицинскую комиссию.

- Верно! - подхватил главврач. - Восемь ранений - это вам не шутки. Вас признают временно негодным к воинской службе, поверьте опытному врачу. Итак, - продолжил он, - мы можем также предложить вам обучение по специальности, которую вы изберёте, в том числе курсы повышения квалификации. У вас есть время подумать до полного вашего выздоровления. Или, быть может, вы готовы уже сейчас сообщить нам о вашем решении? Чем бы вы хотели заниматься?

И Рауль понял, что на этот вопрос, которым врач закончил свою речь, ответ у него есть.

- Я хочу летать, - спокойно и твёрдо ответил он, глядя прямо на начальника госпиталя.

- Летать? - удивлённо проговорил врач, снова проглядывая бумаги перед своим носом, - вы разве лётчик? - спросил он.

- Нет, - ответил Бражелон. - Но я бы хотел выучиться.

Главврач откинулся на спинку кресла, бросил взгляд на комиссара, потом снова посмотрел на Рауля.

- Ну уж, товарищ... то есть, господин Бражелон, знаете ли, требования по здоровью, предъявляемые лётчикам, более серьёзные, чем где бы то ни было. Так что, о лётной практике в ближайшее время можете и не мечтать!

Надежда, затеплившаяся было в душе Рауля, растворилась в привычном чувстве тоски. А насмешка, которую он заметил в интонации врача, вызвала в нём презрение к этому человеку и желание поскорее покинуть его тесный кабинет.

- Так что вы подумайте, - поспешно завершил разговор врач, словно что-то почувствовав.

- Постойте, господин Бражелон, - проговорил вдруг комиссар, когда Рауль уже готов был двинуться к двери. - У меня есть к вам одно предложение. Вы очень хотите в авиацию?

- Очень хочу, - ответил Рауль, впервые за долгое время почувствовавший интерес к чему-то, о чём он ещё не знал, но что манило обещанием исполнения несбыточного...

- У нас есть заявка из училища Гражданской Авиации, - спокойно продолжал комиссар. - Пойдёте на аэродром мотористом? Подумайте!

- Пойду! - твёрдо ответил Бражелон. Что тут было думать, если ему всё равно было невдомёк значение этого слова.


И вот, наступил день прощания с госпиталем, с товарищами-соотечественниками, с соседями по палате. Раулю выдали подходящую для путешествия по этой стране одежду, запасное бельё, мешочек с сухим пайком на три дня, а так же выписные документы и письмо в Эмское лётное училище Гражданского Воздушного Флота.

И уже через пару часов Рауль стоял у самого окна в вагоне, уцепившись за поручни обеими руками, и смотрел-смотрел сквозь грязное стекло на летящие мимо деревья, кусты, поля, деревеньки, часовни, снова деревья, речки… В глазах рябило от мелькавших через каждые полторы секунды столбов, но виконт не мог оторвать взгляда от заоконного мира. Поезд то опускался внутрь зелёного коридора, замедлял ход, останавливаясь у каких-нибудь зданий и деревень. Потом опять продолжал путь, разгоняясь до невероятной скорости и взмывая вверх, пролетая над какой-нибудь рекой или долиной, затем снова опускался на землю и неторопливо полз мимо дымящих в небо труб или невысоких домов неведомого городка.

У Рауля захватывало дух, и сердце пропускало удары. Ему вспомнилось, как он совсем маленьким мальчиком бегал во весь дух по зелёному склону берега Луары. Как у него тогда точно так же захватывало дух, как он с разбегу плюхался в воду, подняв фонтан брызг, и хохотал-хохотал от восторга…

Ему вспомнилось, как он в первый раз погнал своего самого быстрого коня карьером вперёд – навстречу стройному ряду неприятельской армии. Он видел нацеленные на него дула, видел дым, слышал хлопки выстрелов и гнал-гнал дальше коня рядом с другими всадниками своего полка, и орал вместе с ними, и чувствовал себя с ними единым целым, и знал, что повернуть нельзя…

И ещё ему вспомнился детский сон, один и тот же сон, который повторялся много раз. В том сне он выходил на край огромного обрыва, смотрел вниз и видел крышу родного дома. Дальше он видел крышу соседнего замка Лавальер, дальше – крыши Блуа, дальше – крыши многих и многих городков и деревень, дальше – реки, дороги, ещё дальше – крыши Парижа (он знал, что это Париж, хотя побывал в этом городе впервые намного позже), и дальше – всю-всю огромную страну, всю Францию. И он отталкивался от края обрыва, взмывал над страной, раскинув руки, как будто раскрывая объятия, и летел-летел… Он на всю жизнь с детства запомнил ощущение полёта из того сна, и никогда оно больше не повторялось в его земной жизни…

А сейчас он стоял в этом душном ящике, который назвали вагоном, вокруг него сидели и лежали люди, грязные, потные, где-то плакал ребёнок, спорили пьяницы, ругались женщины. Кто-то храпел, кто-то тоже смотрел в окно. Но смотрел равнодушно, как будто ездил в поездах каждый день своей скучной и обыкновенной жизни. Но Рауль ничего и никого не замечал вокруг. Он летел по этой неведомой, чужой стране в неведомый и чужой город с названием Эмск. И совсем не знал людей, к которым он едет, не знал, что его ждёт там впереди, в конце этой дороги, не знал, какая судьба ему уготована в этой неведомой реальности...

Он просто смотрел в окно и снова стал тем маленьким, ничего не знающим о большом мире мальчиком, который умел летать!

-----

(1) Игра слов: Pétain – Петен Анри́-Фили́пп – маршал Франции; фр. putain — «шлюха».
(2) Южная Франция подчинялась правительству Петена (режим Виши), а Северная Франция и атлантическое побережье были оккупированы нацистской Германией с согласия Вишистского правительства.

 Отправлено: 19.11.17 19:11. Заголовок: Так все реально и бо..

Так все реально и больно. Страшно оказаться в чужом и не слишком приветливом мире. Но именно так больше всего и похоже на правду.

 Отправлено: 19.11.17 21:08. Заголовок: Глава пятая. Инструк..

Глава пятая. Инструктор Лунин

Константин Игнатьевич Лунин, плотный, крепкий человек сорока двух лет, уже лысеющий заездами со лба, с ясными голубыми глазами на широком лице, стоял на краю лётного поля и с высокого берега смотрел на море.

Раннее утро было тихим, мелкое море почти не волновалось. На востоке заря только-только начинала заниматься, слегка придавая тёмно-синему небу зеленоватые оттенки.

Ровно два года назад он выгнал из дому Лизу. Два года назад, в первую ночь без неё он так и не уснул. Год назад он тоже не мог спать в эту ночь. И сегодня, промучившись в постели несколько часов, он вышел на берег и бродил вдоль моря. Потом пришёл по берегу на аэродром, безлюдный и молчаливый в этот час…

Лунин запрещал себе думать о ней, хотел вычеркнуть её из своей памяти. Но, видно, слишком уж вросли они друг в друга корнями за годы своей семейной жизни. И тем больнее было оторвать, отрубить всё, что было…

Она предала его, и он не мог простить до сих пор. Он всё ещё испытывал боль от её предательства, и боль не становилась тише, несмотря на два прошедших года.

Он смотрел на море, а перед глазами была она, такая, как в тот последний день. Она плакала, просила простить, но он её выгнал. Лунин был уверен в том, что она пойдёт к тому, другому, с которым она встречалась последнее время втайне от него. Но она не пошла к тому, она уехала неизвестно куда. Ну и хорошо, что уехала! С глаз долой…

Мир вокруг постепенно наполнялся привычными утренними звуками. Просыпались птицы, петухи кричали, возвещая приближение нового июльского дня. Потянул лёгкий бриз, и на поверхности моря появились небольшие волны.

«Хорошо, что у нас нет детей, - думал Лунин, - было бы тяжелее».

Он снова спустился по склону к самой воде и погрузил пальцы в набежавшую волну.

Вдруг за спиной послышался звук осыпающейся гальки. Лунин обернулся и увидел, как к его ногам скатился странный предмет. Это был медальончик на шнурке, раскрытый по примеру ракушки. Лунин машинально поднял его и взглянул внутрь. В медальоне было помещено маленькое изображение очень юной светловолосой девушки в старинном костюме.

Вслед за медальоном со склона спрыгнул молодой человек с разметавшимися каштановыми кудрями, и испуганно посмотрел на Лунина и на медальон в его руке.

Лунин ласково улыбнулся парню и протянул ему поднятый предмет. Молодой человек схватил медальон дрожащими пальцами.
- Простите, - произнёс он с сильным акцентом и смущённо улыбнулся.

Видимо, он очень испугался, уронив нечаянно своё сокровище со склона, и теперь дрожь понемногу утихала в его теле.

Лунин хорошо знал молодого человека. Его звали Раулем де Бражелоном. Как персонажа из известной книги. Причем парень утверждал, что это не псевдоним: имя было дано ему от рождения. Выглядел он, надо сказать, подстать имени. Его густые темные кудри до плеч и маленькие закрученные усики весьма вызывающего вида бросались в глаза и порождали насмешливые взгляды у служащих на аэродроме. Парню явно было неуютно под этими взглядами, но он сам, казалось, не мог понять, что же не так. Лунину было отчего-то жалко его.

Это был француз, прибывший из эвакуированного госпиталя в лётную школу на работу мотористом. Парень был определён в экипаж к Лунину, и вот уже неделю исполнял свои обязанности, помогая механику.

Парень был странный. Всегда какой-то потерянный, заторможенный, молчаливый, часто не отвечал на вопросы, обращённые к нему, глядел рассеянным взглядом, как будто не понимая, о чём с ним говорят. Лунин списывал это на трудности понимания чужого языка и начинал говорить медленнее, стараясь объяснить Раулю, что имел в виду. Тогда Рауль улыбался, произносил: «я понял-понял», и лицо его на миг светлело, в глазах загорался огонёк дружеского расположения и доверия.

Он был невысокого роста, но крепкого телосложения, сильный в плечах, с тонкими, но сильными руками, с хорошей военной выправкой. Но вместе с тем движения Рауля были какими-то угловатыми, нелепыми. Ему как будто было неудобно всегда в самой простой одежде, в самых обычных бытовых ситуациях. Руки Рауля, тонкие, ухоженные, без единой царапины или мозоля, с трудом подчинялись хозяину, даже совершая самые простые, привычные для всех действия.

Ещё Рауль с трудом переносил технические запахи и громкие звуки... Он вздрагивал каждый раз от звука довольно тихого мотора «У-2». А запахи бензина, керосина, выхлопных газов, жжёной резины заставляли молодого человека бледнеть, зеленеть и хватать ртом воздух. Лунин решил, что Рауль астматик, и не понимал, как его угораздило попасть на такую неподходящую для него должность.

Механик самолёта откровенно издевался над этим нерадивым помощником, заставлял его выполнять только самую грязную работу, таскать инвентарь, не подпуская к подвижным частям самолёта. Он всё время досадовал на то, что приходится тратить слишком много времени на объяснение самого простого, а на вопрос Лунина, отчего он не начинает обучать моториста основным обязанностям, ухмыляясь, отвечал: «Всё равно он тут долго не протянет!».

- Что вы не спите? – спросил, наконец, Лунин стоящего напротив Рауля.

- Я привык вставать рано, - ответил тот с почтительной улыбкой.

Лунин кивнул на медальон, который Рауль повесил на шею, и спросил:

- Там ваша невеста?

Улыбка погасла в глазах Бражелона, и он ответил:

- Была невеста…

- Как это, была? – не понял Лунин.

Бражелон отвернулся к морю и сказал:

- Полюбила другого.

- А вы?

- Я люблю её…

Воцарилось молчание. Лунин ошеломлённо смотрел на Рауля и думал: «Надо же, и у него тоже…», и спросил просто, чтобы заполнить паузу:

- А как её зовут?

- Луиза, - произнёс дрогнувшим голосом Рауль такое дорогое, милое, любимое имя.

Лунин содрогнулся от такого совпадения, показавшегося ему мистическим. И оттого, что он сам знал страдание любви, ему стало очень жалко молодого человека. И очень захотелось помочь ему, поддержать его. Но Лунин совсем не знал как.

Через минуту он спросил:

- Бражелон, а вы когда-нибудь летали на самолёте?

Рауль удивлённо поглядел в лицо Лунина, ответил:

- Нет, - и смущённо замолчал.

Лунин как-то по-особенному посмотрел в его глаза, потом двинулся наверх по склону и сказал:

- Пойдёмте. Полетаем.


До начала рабочего дня оставался ещё час, поэтому механика не было на аэродроме. Лунин нашёл двух ещё не сменившихся ночных дежурных, и вчетвером с ними и Бражелоном они выкатили «У-2» на старт, притащили всё, что было необходимо для запуска мотора, установили под колёса колодки. Затем Лунин попросил одного из дежурных остаться помочь, и спросил моториста, знает ли он, как проводить предполётный осмотр самолёта.

Бражелон целую неделю до этого наблюдал каждый день, как осматривают самолёт, готовят его к полётам и запускают мотор. Но ответил отрицательно.

Тогда Лунин подвел моториста к винту, объяснил его устройство и назначение, затем показал мотор и шасси. Убедившись в исправности головной части самолёта, Лунин двинулся дальше. Лётчик провёл осмотр самолёта, объясняя помощнику своего механика назначение и название всех частей, кратко объясняя их устройство. Бражелон слушал внимательно и глядел на самолёт с некоторой опаской, как на экзотического зверя в зоопарке, к которому почему-то вдруг разрешили подойти близко.

Самолёт был хорошо осмотрен и подготовлен механиком ещё накануне вечером, поэтому предполётный осмотр занял совсем немного времени.

Окончив осмотр, Лунин снова оказался возле винта.

- Сейчас мы с вами будем запускать мотор, - сказал он Бражелону и поглядел в его лицо.

Моторист кивнул, но напрягся, кажется, ещё сильнее. Дежурный стоял поодаль с огнетушителем в руках и загадочно улыбался, глядя на новичка. Лунин кивнул ему в сторону стабилизатора и принялся объяснять Бражелону, что нужно делать:

- Я буду в кабине. Командую вам: «Повернуть винт!» - и показываю, - Лунин выбросил левую руку в сторону и совершил вращательные движения на уровне плеча. Затем продолжил:

- Вы меня спрашиваете: «Выключено?» - это про зажигание – и делаете так, - Лунин скрестил поднятые вверх руки. – Повторите!
Бражелон повторил вопрос и движение руками.

Лунин одобрительно кивнул и продолжал:

- Я проверяю ещё раз зажигание, подтверждаю: «Выключено!». Получив ответ, вы берётесь за лопасти и поворачиваете винт по ходу. Вот так. Я в это время заливаю мотор. Затем вы ставите винт на компрессию. То есть, с силой проворачиваете его, отбегаете вправо и кричите мне: «Контакт!». Я отвечаю: «От винта!» и включаю зажигание. Повторите!

Моторист проговорил все действия и команды одну за другой.

Теперь инструктор был убеждён, что моторист отлично усвоит последовательность действий, приняв в процессе непосредственное участие.

Лунин забрался в кабину и проделал вместе с мотористом все необходимые действия. Он видел, как Бражелон неуверенно берётся за винт. Роста мотористу не хватало, так что ему пришлось слегка подпрыгнуть, чтобы достать до лопастей, находившихся в горизонтальном положении. В первый раз Рауль повернул винт не достаточно резко, и мотор не заработал. Пришлось повторить:

- Выключено?

- Выключено!

Поворот винта:

- Контакт!

- От винта! – и мотор дружелюбно затарахтел.

Лунин выпрыгнул из кабины и улыбнулся мотористу, который, казалось, сам ещё не верил в то, что у него получилось.

Дежурный убрал колодки из-под колёс. Лунин протянул Раулю шлем и помог натянуть его на густые кудри. Затем подсадил Бражелона в кабину, пристегнул ремни и залез сам на переднее место инструктора и обернулся. Из-под шлема на него напряжённо глядели голубые глаза. Рауль, вцепившись в сиденье, сидел и не дышал.

«Ну, сейчас станет понятно и мне, и тебе самому, есть ли тебе место в авиации», - подумал Лунин. Самолёт тронулся с места. И вот, преодолев расстояние, необходимое для разгона, «У-2» оторвался от земли.

Небо становилось всё светлее. Лунин повёл самолёт вокруг города, набирая высоту. Город лежал внизу тусклым бесцветным ковром, постепенно уменьшаясь в размерах. А неба и моря, слившихся на западе в одно, становилось всё больше и больше…

И вот, в тот момент, когда самолёт пересёк восточную границу города и оказался над водной гладью, впереди, между небом и морем показалась золотая полоска. Самолёт поднимался всё выше, а из-за линии горизонта всё выше и выше поднималось огромное жёлтое солнце! Небо и море вокруг тоже стали жёлтыми. Лунин стал отворачивать от восхода, заходя на второй круг. Сияние охватывало весь небосвод, окрашивая западное небо в зелёные тона. Вот уже и городские крыши внизу загорелись золотистыми огоньками. Эмск своими очертаниями напоминал огромного летящего журавля с длинной шеей и распростёртыми крыльями.

Когда самолёт вновь развернулся на восток, огромное солнце уже поднялось над горизонтом и стало оранжевым. В мире прибавилось красок, теперь уже можно было различить малюсенькие золотые облачка. Лунин кружил и кружил, каждый круг делая всё шире и улетая всё дальше в сказочный простор между морем и небом. Иногда Лунин оборачивался и видел, как Рауль серьёзно и неподвижно глядел из-под шлема на этот огромный мир широко распахнутыми глазами…

Солнце стало нестерпимо ярким, море стало сочно-голубым с золотистыми гребешками волн. Лунин двинулся в обратный путь, снижаясь и приближаясь к городу. Чем ниже опускался самолёт, тем привычнее становился мир вокруг. Теперь Эмск увеличивался им навстречу, а солнце уменьшалось, постепенно до своих обычных ежедневных размеров.

Вот уже виден внизу аэродром с посадочным «Т», вот самолёт снижается и касается земли своим шасси. И вот «У-2» уже стоит неподвижно на траве, и Лунин привычным движением снимает шлем и выпрыгивает из кабины на плоскость. Затем он помогает вылезти Бражелону. Рауль на непослушных ногах и с ледяными руками принимает помощь, и вот они оба уже возле самолёта стоят друг напротив друга. Рауль срывает с головы шлем, из-под которого выпрыгивают непослушные каштановые кудри, и поднимает взгляд на инструктора.

Сколько было в этом взгляде! Лунин, внимательно следивший за учеником, невольно улыбнулся, увидев эти глаза. Был в них ещё не ушедший страх от только что пережитого, и совершенно детский восторг, и удивление, и досада на то, что всё так быстро закончилось, и страстное желание повторить, ещё раз пережить это…

Рауль схватил дрожащими пальцами руку инструктора и произнёс только одно русское слово:

- Спасибо!..

И Лунин понял, что молодой человек просто не знал, как на новом языке высказать всё, что творилось в его душе. Лунин счастливо смотрел на него, крепко пожимая его руку, и думал: «А ты подружишься с самолётом, парень!».

А вслух произнёс:

- А с волосами надо что-то делать…

Затем лётчик-инструктор вместе с мотористом ещё раз совершили короткий осмотр самолёта.

А потом Рауль, шагая рядом с командиром по аэродрому, мысленно говорил:

«Ах, милая Луиза, если бы Вы могли это видеть, если бы только могли!..»

 Отправлено: 19.11.17 21:10. Заголовок: http://s46.radikal.r..

Константин Игнатьевич Лунин

 Отправлено: 20.11.17 09:04. Заголовок: Хорош Лунин. С добр..

Хорош Лунин. С добрым прищуром.
А у меня перед глазами Глебов в этой роли.

 Отправлено: 20.11.17 09:57. Заголовок: Стелла пишет: А у м..

Стелла пишет:

цитата:

А у меня перед глазами Глебов в этой роли.

О нет, только Петр Щербаков! )))

 Отправлено: 20.11.17 15:51. Заголовок: Глава шестая. Эмское..

Глава шестая. Эмское лётное училище Гражданского Воздушного Флота

С прекрасными каштановыми кудрями пришлось расстаться. Местный цирюльник равнодушно, со знанием дела, ликвидировал их механической машинкой. А свои аккуратные маленькие усики Рауль сбрил сам. Точнее, подождал, пока у того же цирюльника закончится работа, и попросил научить его бриться самостоятельно.

С этого дня виконт де Бражелон старался без надобности не смотреть в зеркало.

Постепенно Рауль привык к тому, что его фамилию произносят без приставки «де», привык к отсутствию лакея, привык жить в малюсенькой комнатушке в домике у старой хозяйки возле самого аэродрома. Рауль теперь самостоятельно брился и одевался в простую одежду, подметал пол, стелил себе постель, ел простую русскую еду и пил каждый день чай вместо разбавленного вина, уже не считая это роскошью.

Гораздо сложнее было привыкнуть общаться с людьми, которые его окружали теперь каждый день.

Механики и мотористы, работающие на аэродроме, были простыми людьми из шахтёрских или крестьянских семей, грубоватые, любящие выпить русской водки в шумной компании, отдыхая после работы. У них были совсем другие жизненные ориентиры, нежели у него, совсем другой опыт, другие взгляды. Раулю было любопытно их слушать, но он искренне не понимал, о чём с ними говорить и как с ними дружить.


И они чувствовали его каким-то другим, чуждым себе. Этот новенький моторист не разделял их компании, стараясь в минуты отдыха уединиться. Иногда кто-нибудь пытался пошутить, посмеяться над этим нелюдимым иностранцем, как обычно высмеивают всё, что остаётся недоступным пониманию. Но шутник сразу же напарывался на спокойный, пронизывающий взгляд голубых глаз, на дне которых горела обжигающим холодом жёсткая льдинка. Насмешка исчезала, исчезал и сам шутник, и Рауль снова оставался в одиночестве.

Однажды, уже заканчивая рабочий день, Рауль услышал случайно болтовню механиков. И не стал бы прислушиваться, но вдруг разобрал произнесенное кем-то свое имя. Виконт обернулся. Он увидел механика Ерохина - члена экипажа Лунина. Он курил, сидя рядом с приятелями на бревне возле поленницы.

- О тебе говорим, о тебе, господин, - с нескрываемым презрением крикнул Раулю один из механиков. - Может он тот самый Бражелон и есть? Собственной персоной, а, как считаешь?

Приятели загоготали.

Виконт не раз замечал на себе странные взгляды тех, кто слышал его имя. Как будто это имя было знакомо многим, но никто не считал нужным высказать это прямо.

Рауль не выдержал. Он поднялся и подошел к мужчинам. Встав напротив сидящих, он спросил:

- Откуда вам известно мое имя?

- Ну как же? - продолжая дымить махоркой, произнес товарищ Ерохина. - Бражелон... И эта... Как, говоришь, её?

- Лавальер, - приятели снова мерзко захохотали.

Рауль побледнел. Развернувшись, он шатаясь пошел прочь, не замечая ничего вокруг. Добравшись до домика, в котором жил, и открыв дверь в свою комнатку, он упал на кровать, лицом в подушку и захохотал. Он не мог остановиться, и бабушка-старушка, которая была хозяйкой в этом домике, долго стояла возле открытой двери и не знала, позвать ли кого-нибудь на помощь.

Молодой человек не то плакал, не то смеялся, повторяя какую-то тарабарщину на непонятном языке.

- Я-то думал... Я-то думал, откуда меня знают! Ну как же! Бывший возлюбленный Лавальер! Вот это слава!...


Непосредственный начальник Рауля механик Ерохин был хорошим знатоком своего дела. Лунин всегда был доволен службой самолёта и нередко высказывал благодарность механику за работу.

Хотя ростом он был несколько ниже Рауля, на новенького моториста Ерохин смотрел всегда «свысока», с постоянным насмешливым выражением лица.

- И откуда только таких к нам присылают? – интересовался он в пространство, когда Рауль снова не понимал данного ему задания или совершал какую-то ошибку.

- Ты в школе-то учился, а? – задавал он вопрос.

Не ответить Рауль не имел права, потому что находился на службе, в подчинении у этого человека.

- Нет, - отвечал виконт.

Механик усмехался, нарочно пуская дым махорки в лицо моториста, и наблюдая, как тот, краснея, сдерживается, чтобы не раскашляться.

- А что ты вообще умеешь делать? – был следующий вопрос.

- Фехтовать, стрелять, ездить верхом – отвечал Бражелон.

Моторист снова усмехался и отправлял моториста чистить инструменты.

Рауль очень старался достойно выполнять свои обязанности, постоянно спрашивал названия тех или иных деталей и их назначение. Но всё равно постоянно заслуживал только насмешки и издевательства.

Бражелон видел, что этому сыну какой-то крестьянки доставляло несказанное удовольствие помыкать человеком из дворянской семьи, издеваться над ним и всячески показывать ему своё превосходство в знаниях, умениях и жизненном опыте…

Сливая отработанное масло, ползая под самолётом, вычищая шасси от пыли и грязи, задыхаясь от запаха бензина, виконт де Бражелон вспоминал всю свою жизнь день за днём и думал, за какие грехи он заслужил такое… Отца он уважал безмерно, почитал и слушался беспрекословно с детства и до конца. Ненависть ко лжи и всякому притворству граф де Ла Фер воспитал в сыне тоже с ранних лет. Видит Бог, виконт никогда не позволял себе даже малейшей неправды или несправедливости по отношению к какой-либо живой душе. По отношению к своей любви виконт так же не позволил себе ни разу ни малейшей слабости, и здесь ему не в чем было упрекнуть себя. Ни одним словом, ни одним жестом он не позволил себе оскорбить чувства мадмуазель де Лавальер, её чистоту и невинность. И только одному Господу известно, как тяжело было ему, особенно в последние годы, когда встречи были так редки, а его юношеская влюблённость переродилась в настоящую мужскую страсть…

Ему приходилось не раз лишать человеческое существо дарованной Господом жизни. Но виконт был воином. Он честно и отважно исполнял свой долг, никогда не нарушал приказов, вёл себя всегда как истинный дворянин, верно служа отечеству и королю…

А потом он отрёкся от своего короля, не будучи в силах вынести содеянное им…

«Я не мог больше служить ему верой и правдой, - оправдывался виконт перед самим собой, счищая масло с хвостового оперения «У-2». – Дворянин, потерявший веру в короля, потерявший уважение к Величеству, не достоин больше называться верным слугой его…»

И через минуту уже сам обвинял себя: «Кто дал тебе право судить? Кто ты такой, чтобы осуждать своего короля, Помазанника Божия? Ты ведь не осуждал ЕЁ за то, что она полюбила, за то, что предпочла другого?..»

Те несколько минут отдыха, пока инструктор Лунин был в полёте с кем-нибудь из курсантов, механик Ерохин курил поодаль от самолётов, не отходя далеко от стоянки, а Рауль сидел на траве и укорял себя:

«Уныние – тоже смертный грех, ты забыл об этом? Ты предался унынию, отчаянию. Ты взял на себя право вершить свою жизнь – право, принадлежащие одному только Богу…», - и снова уже бежал вслед за механиком к коснувшемуся земли самолёту, для совершения краткого осмотра перед следующим вылетом.

И в мысли виконта стало прокрадываться искушение: «Интересно, возможно ли умереть после смерти? Что будет?»…


Но с того дня, когда командир экипажа Лунин взял Рауля с собой в полёт, всё стало иначе.

Работы не стало меньше, и отношение механика к мотористу ничуть не изменилось. Но теперь виконт уже смотрел на самолёт Лунина не как на невиданного зверя, а как на небесное чудо, испытывая священный трепет. А знания, которыми обладал грубый, насмешливый механик, казались теперь виконту Божественным откровением. Ведь этот человек знал великую тайну полёта и умел вернуть сломанной, больной машине возможность летать!

А к Лунину, к которому с самого начала проникся уважением, теперь Рауль готов был припасть в молитвенном преклонении. Ведь этот человек (или ангел) был тем, кто летал сам и учил летать других!

И работу свою Рауль воспринимал теперь не как тяжкий унизительный труд, а как великую честь, оказанную ему. Ещё он теперь всё время помнил: он сам был в небе! Он летал! И в его душе поселилось страстное желание пережить это снова. А то, что он постоянно находился на аэродроме, в непосредственной близости от самолёта, сам участвовал в подготовке его к полёту, окрыляло душу и вселяло уверенность в осуществимости желания.


Однажды, через неделю после того памятного дня, инструктор вернулся из последнего за день полёта и сообщил механику, что самолёт стал еле заметно заваливаться на одно крыло. Командир отдал распоряжение проверить элероны. Механик подозвал моториста и задал контрольный вопрос: «Где находятся элероны и для чего нужны?». Рауль поглядел на Лунина и вспомнил из его объяснений, что это те части крыльев, то есть, плоскостей, которые отвечают за крен самолёта в воздухе вправо или влево.

Механик удивился правильному ответу и ничего не сказал. Он провёл необходимый осмотр, установил причину неполадок и, отдавая распоряжения мотористу, быстро привёл механизм в норму.

На следующее утро, помогая Ерохину, Рауль какой-то оплошностью заслужил очередной нагоняй.

- Что мы вчера с тобой чинили, уже не помнишь? Голова у тебя или чайник? – обычным своим издевательским тоном поинтересовался механик.

- Отставить насмешки! – вдруг услышал Бражелон грозный голос за своей спиной и обернулся. Механик уже тоже стоял навытяжку перед командиром экипажа, который подошёл к самолёту и слышал последние слова.

- Будете продолжать в том же духе – получите выговор! – Лунин сурово смотрел на механика. – Доложите о готовности самолёта.
Механик доложил о проделанной работе. Лунин осмотрел отремонтированные части и, видимо, остался доволен.

Рауль знал, что теперь Лунину предстояло совершить пробный полёт, чтобы проверить, как слушаются элероны управления.

- Через десять минут вылет! - скомандовал командир. - Бортмехаником со мной пойдёт моторист Бражелон.

Бражелон от неожиданности вздрогнул и тихо произнёс уставное «Есть!». Механик Ерохин в изумлении поглядел на моториста, затем на командира экипажа, но ничего не сказал. Не его было дело обсуждать решение начальства.

Лунин скомандовал Бражелону быть готовым. Когда тот натянул шлем и забрался на плоскость, командир вдруг приказал ему занять место в передней кабине инструктора. В недоумении Рауль забрался в кабину и приготовился выполнять дальнейшие распоряжения. А Лунин поднялся рядом на плоскость и сказал:

- Будете запускать двигатель…

Рауль уже знал названия, назначение и расположение всех частей управления самолётом в обеих кабинах. Но порядок запуска он помнил смутно. Бражелон глянул на Лунина, и тот, поймав испуганный взгляд моториста, ободряюще улыбнулся ему и стал подсказывать все действия одно за другим.

Мотор заработал с первой же попытки. Механик убрал из-под колёс колодки, очистив взлётную полосу, и Лунин скомандовал мотористу занять место в задней кабине.

- Сначала просто слушайте звук мотора, - сказал Лунин и забрался на инструкторское место.

Самолёт разбежался и взлетел. Рауль прислушивался к звуку мотора и ничего необычного в этом звуке не замечал. «У-2» набирал высоту, поднимаясь над морем и заворачивая в сторону красного солнечного диска. Как и в первом полёте Бражелона охватил восторг, перемешанный со страхом. Как и в первый раз Рауль не мог заставить себя посмотреть вниз, а только глядел на линию горизонта и боялся пошевелиться. Он забыл о задании слушать мотор и думал только о том, что нигде вокруг, ни сверху, ни низу под ногами ничего нет, кроме воздуха, кроме ветра…

И вдруг он услышал прямо у себя в голове голос:

- Бражелон, приём, слышите меня?

Рауль вскрикнул от неожиданности и услышал снова:

- Значит, слышите, понятно.

Голос начал объяснять, как правильно отвечать на позывные, и Рауль догадался, наконец, что это с ним разговаривает Лунин, чью голову в шлеме он видел прямо перед собой.

А Лунин тем временем продолжал:

- Возьмитесь за ручку управления и мягко поверните строго направо на тридцать градусов, затем обратно.

Рауль не знал, что такое тридцать градусов, но не выполнить приказа не мог. Он дрожащими руками в перчатках прикоснулся к ручке, взялся крепко и стал наклонять её вправо. Самолёт тут же стал наклоняться в ту же сторону. Рауль испугался и резко вернул ручку обратно. Самолёт качнуло, дёрнуло, и он вернулся в горизонтальное положение.

- Я сказал – мягко, - прозвучал спокойный голос лётчика-инструктора. – Попробуйте ещё раз, медленно!

Рауль снова взялся за ручку и снова медленно её наклонил. Самолёт так же медленно наклонился в сторону правого крыла. Виконт медленно произвёл обратное действие.

- Хорошо, - теперь в другую сторону!

Моторист проделал то же самое, только влево.

- Очень хорошо, - снова произнёс Лунин. – Машина слушается чётко в обе стороны?

- Так точно! – ответил по уставу Рауль, хотя ничего не успел понять.

- А теперь держите ручку прямо. Чувствуете, - произнёс Лунин через несколько секунд, - машина идёт без крена! Хорошая работа механика!

Некоторое время они летели молча. Самолёт стал заворачивать обратно в сторону города. Пробный полёт подходил к завершению. Рауль вновь сидел, не шевелясь, поглядывая на приближающийся город, и думал: «Я только что управлял самолётом…».

Когда полёт был завершён. Рауль выбрался из кабины, и предстал перед командиром, бледный, с ещё дрожащими руками. Лунин улыбнулся мотористу, протянул ему руку и сказал:

- Благодарю за помощь!

В конце рабочего дня Лунин, как он часто делал, остался с механиком осматривать самолёт и делать распоряжения к следующему дню полётов. Вечером Рауль нарочно поторопился, заканчивая свою работу, чтобы уйти с аэродрома вместе с командиром.

Шагая рядом с Луниным, Рауль поглядывал на него, набираясь смелости, а потом вдруг произнёс:

- Константин Игнатьич, научите меня, пожалуйста!

- Чему научить? – спросил Лунин.

После паузы Рауль ответил:

- Управлять самолётом.

Лунин пристально посмотрел в лицо моториста и спросил:

- Почему же вы не стали поступать в училище курсантом?

- Я хотел. Но меня не допустили, - проговорил Рауль. – Медкомиссия…

- Вы не прошли медкомиссию? – уточнил командир.

- Нет, меня не допустили до неё, - сказал виконт, - у меня было серьёзное ранение. В госпитале мне сказали, что я негоден.

- Хронических заболеваний нет? – спросил инструктор.

- Нет.

Лунин долго смотрел на моториста, потом произнёс:

- Приходите завтра днём.


Следующий день был у Лунина свободным от полётов, потому что его курсанты были в наряде по училищу.

После обеда Рауль пришёл на аэродром. На стоянке самолётов уже ждал инструктор. Подготовка самолёта и запуск мотора не заняли много времени. Через десять минут Бражелон уже сидел в кабине курсанта и слушал, как тарахтит, прогреваясь, двигатель…

- Сначала покружим над морем, - сказал Лунин, поднявшись на плоскость. – Вы попривыкните к управлению. Ноги на педали… - он показал виконту правильное положение рук и ног пилота, объяснил, как держать ручку управления, чтобы машина шла горизонтально, и забрался в инструкторскую кабину.

Действия, необходимые для взлёта, Лунин совершил сам, а когда самолёт набрал высоту, передал управление в кабину курсанта.
- Курс прямо! Держите ручку!

Рауль сидел, вцепившись в ручку обеими руками, и выполнял команды. Лунин объяснил ему, как грамотно поворачивать, как управлять рулём высоты и элеронами. И в какой-то момент Бражелон в восторге заметил, почувствовал, что самолёт, действительно, слушается его действий!

- Ручку направо, небольшой крен... Так, ещё немного, разворот!

Рауль выполнил команду и взял курс на аэродром.

Когда на взлётно-посадочной полосе стало различимо посадочное «Т», Лунин велел убавить газ.

Бражелон убрал обороты двигателя.

- Теперь внимание! - произнёс Лунин. - Сейчас мы пройдём над аэродромом на высоте пяти метров. Запоминайте, Бражелон! Эту высоту нужно уметь определять на глаз.

Самолёт медленно пролетел низко над аэродромом, затем снова поднялся и повернул опять к морю. Когда в середине ветрового стекла снова возникло посадочное "Т", Рауль услышал голос инструктора:

- Сейчас мы пройдём на высоте трёх метров!

Самолёт снова снизился и, не совершив посадки, прошёл над травой, в этот раз ещё ниже.

- Запоминайте! - повторил Лунин предупреждение. - На этой высоте мы убираем газ и выравниваем машину! Повторите!

Бражелон повторил сказанное инструктором, а самолёт тем временем уже снова летел к морю.

- Внимание! Ещё одна высота. Один метр!

Самолёт опустился низко-низко и снова очень медленно "проплыл" над всей шириной аэродрома. Виконт видел, как травинки наклоняются от ветра, создаваемого проходящим над ними самолётом. Раулю показалось, что машина вот-вот коснётся земли, но этого не произошло. Самолёт снова взмыл и опять совершил разворот.

- Теперь идём на посадку! Берите управление!

Лунин давал команды одну за другой, и Рауль выполнял все действия. Как только самолёт коснулся земли и остановился, он услышал:

- Давайте ещё раз!

Снова взлёт, набор высоты, круг над морем.

- Курс на посадочное «Т»!

Бражелон выполнял инструкцию… Машина стукнулась о землю двумя колёсами, остановилась. Лунин выпрыгнул из кабины, дав знак мотористу оставаться внутри, осмотрел шасси. Убедившись, что повреждений нет, снова влез в кабину, и Бражелон услышал:

- Ещё раз!

Снова взлёт…

Так продолжалось бесконечное количество раз. Вокруг уже начинало темнеть. Бражелону уже казалось, что он сроднился с этой кабиной, врос в это кресло, глаза не видели ничего, кроме стрелок на приборах и взлётно-посадочной полосы. А прямо в голове сквозь постоянный гул мотора звучал и звучал голос Лунина. Правда, команды инструктора становились реже. Теперь он давал указания только тогда, когда моторист сам совершал неверное действие. А Бражелон выполнял движения всё чётче и, сам не отдавая себе отчёта, всё лучше и лучше чувствовал свой самолёт.

И вот на очередном круге, когда Лунин не произнёс за весь полёт ни слова, а машина замерла возле посадочного «Т», Рауль услышал:

- Ну, достаточно!

Виконт выбрался из кабины и стянул шлем. У него кружилась голова: всё плыло вокруг. Первые несколько секунд он не видел ничего в надвигающихся сумерках. Перед Бражелоном возникло лицо наставника, который тоже уже стоял рядом на земле.

- Поздравляю вас, молодой человек, вы самостоятельно посадили самолёт!

 Отправлено: 20.11.17 15:57. Заголовок: Глава седьмая. Эмско..

Глава седьмая. Эмское лётное училище Гражданского Воздушного Флота (продолжение)

- Если вы действительно хотите летать, - сказал как-то Лунин, обращаясь к мотористу, - вам надо немного теорию почитать. Справитесь? Если будет что непонятно, спрашивайте!

Вечером после работы Бражелон отправился в школьную библиотеку. Пока старенький смотритель оформлял формуляр на нового читателя и доставал нужную книгу, Рауль с любопытством разглядывал высокие полки, заставленные разноцветными корешками. В небольшой комнате помещался целый город книг с многоэтажными домами стеллажей и узкими улочками между ними...

Смотрителю совсем не пришлось искать книгу, название которой было написано на листочке рукой Лунина. Видимо, она часто пользовалась здесь спросом.

- Вот, пожалуйста, располагайтесь.

Рауль устроился за столом, открыл первую страницу и улыбнулся. Вверху странички был нарисован летящий самолёт, который тянули за верёвочки в разные стороны четыре человечка. Рауль раскрыл словарь и перевёл надписи. У человечка, тянувшего самолёт вперёд, была табличка с надписью "Тяга", человечек, тянувший вверх, звался "Подъёмная сила", человечек, тянувший назад, именовался "Лобовое сопротивление", а тот, кто тянул самолёт вниз, носил название "Сила тяжести".⁽¹⁾

Рауль с любопытством стал переводить текст первой главы и постепенно понял, что словарь здесь почти не нужен. Книга была написана простым языком, так что Бражелону, который много времени посвятил изучению именно письменной русской речи ещё в госпитале, было довольно легко понять смысл текста. Время от времени виконту попадались непонятные слова, за значением которыми он лез в словарь, но он быстро понял, что это бесполезное занятие. Так как незнакомые слова, чаще всего, оказывались специальными терминами, которых Рауль всё равно не знал, ни по-русски, ни по-французски.

Тогда Бражелон попросил у библиотекаря листок и карандаш и стал выписывать непонятные слова на бумагу...

...

Первый полёт каждый день инструктор обязан был совершать один, без курсантов. Это было необходимо для оценки метеоусловий, для проверки исправности самолёта и для личной тренировки лётчика. В этот-то первый полёт почти каждый день Лунин и брал с собой Бражелона в качестве бортмеханика. Поднимаясь на необходимую высоту над морем, инструктор передавал управление своему мотористу и преподавал ему искусство пилотирования.

Но Раулю было ещё очень далеко до того, чтобы воспринять эти навыки как искусство. С трепетным чувством он держал ручку управления, следил за показаниями приборов, выполнял первые нехитрые элементы пилотажа и тренировался чётко и мягко совершать посадку. И к своему удивлению получал в случае успеха незатейливое в своей фамильярности поздравление непосредственного начальника механика Ерохина.

Помимо практических занятий Лунин занимался с мотористом теорией. Точнее, отвечал на многочисленные вопросы, возникавшие у того при чтении учебника. Происходило это между делом, в перерывах, во врем обеда в столовой. Нередко и в вечерние часы после работы Лунин охотно оставался объяснить тот или иной сложный момент своему вдумчивому ученику и не торопился домой, словно его совсем никто не ждал...

Процесс обучения невероятно занимал Рауля. Из той первой книги, рекомендованной Луниным, Рауль узнал очень много о природе вещей, о сущности мира, в котором теперь жил. Самое первое и главное, что поразило виконта до глубины души, было обретённое понимание того, каким образом самолёт держится в воздухе. Раньше Бражелон воспринимал полёты - как божественное чудо. Он, не задумываясь особо, полагал, что воздушный кораблик в небе носит Святой Дух, или какие-то другие Небесные Силы, и не дело человеческого разума вникать в происхождение и действие этих Сил. А оказалось, что всё очень просто и понятно! Оказалось, что воздух - это не просто пустота над головой. Оказалось, что на воздух можно опереться, что на него можно лечь, по нему можно идти, зная только законы распространения воздушных потоков. Это было для виконта да Бражелона откровением.

Кроме объяснения физики пространства и теории полётов Лунин давал Раулю как бы невзначай информацию о материалах, применяемых в авиации, о фотографии, о радиотелеграфии. Очень интересными показались Раулю сведения о метеорологии - науке, объясняющий, казалось бы, самые необъяснимые движения в природе.

"Неужели и там, в обычном мире, где я жил, всё это возможно? - думал Рауль. - Почему это откровение не даётся свыше ищущим, жаждущим знания людям? Ведь всё так просто!"

Но эти вопросы оставались пока без ответа.


Однажды в начале зимы, совершая свой обычный полёт над морем, ещё не покрывшимся льдом, Рауль вдруг услышал, что затих мотор. В первый миг дикий страх охватил Бражелона, но он сразу понял: «Имитация отказа двигателя!».

Это Лунин из своей инструкторской кабины убрал обороты двигателя до минимума.

Что надо делать? Во-первых, не допустить потери скорости. Надо было дотянуть до берега и найти площадку для посадки. Рауль повернул в сторону города. Запас высоты был значительным, и Бражелон смело опустил ручку чуть от себя. Такой простой в управлении самолёт, как «У-2», мог очень долго планировать и при удаче мог сам сесть на ровную поверхность, если бы пилот даже совсем отпустил управление. Рауль это знал и был абсолютно спокоен. К тому же он чувствовал рядом с собой опытного лётчика, который, без сомнения, знал, что делает.

Достигнув береговой полосы, Бражелон повернул и пошёл вдоль линии прибоя. Теперь надо было выбрать место, свободное от растительности и рыбачьих лодок. Рауль смотрел вниз и всё никак не мог решиться на посадку, ему всё казалось, что места до следующего препятствия слишком мало… Самолёт летел уже совсем низко, и Рауль, наконец, решился. Но в тот момент, когда он был уже готов совершить посадку, мотор вдруг снова загудел, машина резко начала набор высоты и повернула в сторону аэродрома. Этот экзамен был завершён.

На аэродроме, выскочив из кабины и представ перед инструктором, Бражелон, как обычно, ждал замечаний.

Лунин долго молчал, глядя на моториста, а потом спросил:

- Ну что, готовы вы полететь самостоятельно?

Рауль, не ожидавший этого вопроса, смутился, но ответил:

- Готов! - и почувствовал, как спина его покрылась холодным потом.

- Тогда, вперёд! – инструктор развернулся и спокойно пошёл прочь. Рауль остался совершенно один рядом с самолётом.

Он снова забрался в кабину и видел, как Лунин сказал что-то стартёру - человеку с флажками, стоящему в начале взлётной полосы - и пошёл дальше, к стоянке, где ждал Ерохин.

Рауль поднял руку. Это был знак для стартёра, что пилот готов ко взлёту. Стартёр замахал флажком.

Сказав себе: «Спокойно! Нечего тебе терять!», Бражелон включил газ на полную. Виконт знал, что нужно делать. Взлёт, круг, а, точнее, прямоугольник, над аэродромом и посадка. Самолёт разогнался, виконт привычным движением потянул ручку управления на себя и оторвался от земли. Неожиданно другие ощущения! Как легко самолёт взлетел! Рауль моментально понял: это из-за отсутствия в кабине инструктора! Набирая высоту, он уже готовился к первому повороту. Напряжённо следя за приборами и выполняя все действия уже почти на автомате, он совершил поворот. Переход в горизонтальное положение тоже наступил неожиданно быстро… Второй поворот... И когда летел вдоль края аэродрома к тому месту, где надо было поворачивать в третий раз, вдруг понял: «Я лечу!». Сам! Один. Только самолёт и он, Рауль, виконт де Бражелон, сын графа де Ла Фер! Буря эмоций нахлынула на него, но уже некогда было в них разбираться. Он уже снова смотрел на стрелки и поворачивал в третий, а затем и четвёртый раз, снижаясь и готовясь к посадке.

И вот посадочная полоса, последний метр до земли и посадка, чуть жёстче, чем хотелось бы, но это было уже не важно.

Он выпрыгнул из кабины, стянул шлем и пошёл в одиночестве через пустое в этот ранний час лётное поле. А навстречу ему уже спешили инструктор и моторист.

- Поздравляю! Молодец! - Ерохин, широко улыбаясь, похлопал своего помощника по плечу.

А Лунин просто протянул ему свою большую ладонь. И это рукопожатие было для виконта важнее многих пышных фраз и горячих слов.


В декабре зима на юге России ничем не отличалась от той пасмурной дождливой зимы, к которой привык Рауль.

Только в начале января выпал снег. А в середине месяца вдруг ударил настоящий мороз в двадцать пять градусов. Вот тогда у виконта де Бражелона начались настоящие трудности. Работы на аэродроме стало больше. Чтобы завести двигатель самолёта и для исполнения остальных давно привычных задач теперь приходилось затрачивать гораздо больше сил и времени. Вся работа происходила в поле, на всех ветрах. Руки костенели, нос и щёки с непривычки синели и белели. И только в перерывах, минут на 10-15, можно было согреться в специально приспособленном самолётном ящике - в таких в разобранном виде транспортировали самолёты.

В ящике была устроена печка-буржуйка. Возле неё собиралось человек десять механиков, все курили так, что от дыма щипало в глазах и невозможно было дышать. Но Рауль, привыкший за полгода и к дыму, и к рассказам бывалых "стариков", ловил вместе со всеми блаженное тепло, терпел боль в отогревающихся руках и ногах, и снова бежал вслед за механиком Ерохиным на ветер, в поле.

Ерохин в эти дни стал молчаливее, перестал цепляться к мотористу из-за мелочей, старался в нужный момент подбодрить помощника, подсказать, помочь. Рауль понимал, что механику тоже нелегко, несмотря на привычку и к климату, и к подобному труду. Виконт видел, как отважно механик справляется с любыми трудностями, как творчески и вдохновенно решает самые сложные и неожиданные задачи, которые в такой мороз случались на каждом шагу, и тоже стал внимательнее и доброжелательнее относиться к этому человеку. Этих двух абсолютно разных людей объединила в эти дни их общая работа и общая ответственность.

Во время полётов было ещё холоднее, чем на земле, хотя это было сложно себе представить. Даже на незначительной высоте полёта "У-2", мороз был ощутимее. В кабине пилот находился почти без движения, злой колкий ветер жестоко стегал по лицу. Совершив посадку, Рауль с трудом выбирался из самолёта, не чувствуя ни рук, ни ног, и сразу старался как можно скорее размять окоченевшие конечности, потому что нужно было готовить самолёт к следующему полёту.

Но все тяжести своей первой русской зимы виконт де Бражелон переносил стойко, не жалуясь и не падая духом. Он даже радовался тяжёлой работе, радовался своим редким самостоятельным полётам, радовался, падая ночью в постель, тому, что через две секунды уснёт без сновидений до самого утра, а завтра опять не будет времени на раздумья и тоску...


Но время на раздумья всё равно находилось. Мысли, как вода, просачивались через малейшие щёлочки, оставленные между практикой и теорией.

"Может, просто людям ещё не доступно понимание всего этого среди их земных забот и страстей, - пытался угадать Рауль. - Быть может, только перешагнув через грань земной жизни, человек способен научиться всему? Или просто человечество должно немного потерпеть? Дорасти до понимания?.."

Виконту, совсем истосковавшемуся в чужом мире среди чужих людей, мучительно больно было оттого, что он не мог, не имел никакой возможности рассказать обо всём, что познал, тем, с кем привык всю жизнь делиться всеми своими радостями и горестями.

"Вот бы явиться во сне отцу, д'Артаньяну или... ей, рассказать, поделиться... Неужели не поймут? Не поверят?"

А между тем в том обществе, в котором Рауль пребывал, он ни разу не слышал упоминания о Боге, о Высших силах, о чём-то привычном и знакомом с детства из церковных книг. Либо существа, окружавшие виконта, сами были этими небесными силами и просто не говорили о себе как о чём-то сверхъестественном. Либо наоборот, этот мир был так далёк от Бога, что Его и не вспоминали... Рауль не мог придумать разумного объяснения. Всё вокруг уж очень не было похоже на то, что он ожидал от Небесного Царствия. Бражелону хотелось спросить кого-нибудь, что на самом деле произошло, когда он погиб, и где он вообще находится... Правда, молодой человек никак не мог сформулировать вопрос, чтобы тот не показался странным и неуместным (воспоминания о докторе Иванове ещё не изгладились из памяти Рауля). И виконт так и не решался заговорить о том, что волновало его больше всего.


Ответ пришёл сам.

Однажды, просматривая корешки книг на библиотечной полке, Рауль остановился взглядом на заинтересовавшем его названии: "История авиации".

На первых страницах книги рассказывалось о самых первых попытках человека оторваться от земли. Упоминание о Леонардо да Винчи и его чертежах летательных аппаратов удивило и насторожило виконта. Рауль сел за стол ближе к лампе и продолжил чтение. Взгляд скользил по странице с текстом и вдруг зацепился за ещё одно знакомое имя. Это был рассказ о турецком учёном Хезарфене Ахмеде Челеби, который, предположительно, перелетел в 1630-м году пролив Босфор на первом в мире планёре. У Рауля похолодели руки.

Он знал эту историю! Байки о Челеби, который, как будто бы, спрыгнул с Галатской башни в Стамбуле и приземлился целый и невредимый на другой стороне Босфора, ходили при дворе Людовика Четырнадцатого. Многие смеялись над этой легендой, но были и те, кого она воодушевляла и вдохновляла на романтические стихи.

Дальше в книге говорилось о попытках полётов в восемнадцатом-девятнадцатов веках и о настоящих планёрах века двадцатого, но Бражелон дальше читать не стал.

Рауль поднялся с места и подошёл к книжной полке, беспомощно оглядывая корешки и не зная, где искать то, что ему было нужно. Подозвав дежурного, виконт попросил его о помощи, и на непослушных ногах побрёл вслед за семенящим по проходу старичком.

Рауль чувствовал себя облитым ледяной водой из ушата. Библиотекарь нашёл нужную книгу и подал её своему постоянному посетителю. "Всемирная история" - значилось на обложке.

Рауль поблагодарил смотрителя и вернулся за стол. Виконт хотел выяснить для себя только один вопрос: почему здешняя мировая история не только совпадает с историей его мира, но и продолжает её?

Открыв привычный русско-французский словарь и учебник по истории, виконт отыскал параграф истории Франции и принялся читать. Сначала он переводил всё дословно, затем стал искать перевод только ключевых слов, потом забыл про словарь совсем, потому что основной смысл текста был ясен и так.

Когда совсем стемнело, библиотечный смотритель легонько тронул Рауля за плечо. Бражелон вздрогнул, как от удара. Смотритель разрешил забрать книгу с собой, и Рауль провёл ночь в своей комнатке за столом перед самой керосиновой лампочкой.


На следующий день моторист Бражелон ошибся с определением высоты, заходя на посадку над совершенно белым заснеженным полем. Он со всего маху бухнул самолёт на ледяную землю. "У-2" споткнулся, клюнул носом посадочную полосу и поломал винт. А начинающий, но везучий пилот всего лишь ударился лицом о ручку управления.

С этого дня командир экипажа Лунин стал совершать пробные полёты один.

…

Лунин был родом из-под Вологды, и, несмотря на одиннадцать лет, прожитые на юге, он до сих пор скучал по родной северной природе и по холодной, настоящей зиме. Такие морозы здесь были редки. Лунин радовался этому ледяному воздуху, от которого щипало в носу, радовался скрипу снега под сапогами, радовался вихрю снежинок, разлетающихся от винта самолёта.

Лунин видел, как трудно переносили холод курсанты, большинство из которых выросло в этих южных краях. Они все теперь постоянно ходили в тёплых лётных комбинезонах, в неуклюжих унтах и шапках-ушанках.

Без сомнения, Лунин видел и то, как тяжело было в такой мороз механикам и мотористам выполнять свою работу. Он и раньше всегда старался помогать своему механику в его нелёгкой работе, отлично разбираясь в авиатехнике и чувствуя свою ответственность и за человека, который находился в его подчинении, и за доверенную ему машину.

Теперь, зимой, пока стоял такой мороз, Лунин ни разу не ушёл с аэродрома до тех пор, пока самолёт не был проверен, подготовлен к следующему дню и затащен в ангар. А согревшись со всеми возле печки, когда уже и механики расходились по домам, к своим семьям, Лунин нередко оставался со своим мотористом Раулем Бражелоном, чтобы объяснить тому очередную главу из книги или разобрать ошибки пилотирования, допущенные утром.


Лунину, за все годы работы с людьми, ни разу не приходилось общаться с иностранцами. Рауль был первым. За двадцать лет своей лётной практики Лунину случалось встречать опытных военных, искусных лётчиков, которые держались великолепно и были достойны своих чинов и своего положения. Но теперь Лунину казалось, что этот молодой человек сделан из другого теста, нежели обычные русские люди. Наблюдая за Бражелоном, Лунин невольно любовался какой-то его особенной статью, великолепным умением владеть собой, его королевским спокойствием. Лунин сравнивал его со сказочным принцем, который по какой-то причине покинул своё сказочное королевство, и решил инкогнито выучиться летать. И вместе с тем было в облике моториста нечто настораживающее. Обычный его спокойный, почтительный взгляд иногда вдруг загорался неожиданным огнём. Как будто острое лезвие вспыхивало вдруг отражённым холодным светом…

В полётах Бражелона не было ничего выдающегося. Наоборот, ему отчего-то было очень трудно справляться даже с простыми заданиями. Реакции его были быстры, но он хуже чувствовал пространство, чем, например, курсанты Лунина. Ему требовалось гораздо больше времени и упражнений, чтобы довести до автоматизма самые необходимые лётчику движения.

Но одна особенность давала Бражелону преимущество даже перед курсантами. Он был самым бесстрашным учеником. Он, как казалось Лунину, совсем не испытывал волнения в воздухе. Рауль с первого раза бросался выполнять даже самые сложные манёвры, на которые у первокурсников не хватало духу. Это бесстрашие вовсе не объяснялось только возрастом (моторист был значительно старше курсантов училища). Бражелон напоминал Лунину человека, который подошёл к самому краю огромной пропасти и спокойно стоит и смотрит вниз. Он будто играл с судьбой. Лунина настораживало такое хладнокровие, и он невольно стал приглядывать за Раулем, подмечая все изменения его настроения.

Когда Бражелон разбил самолёт, Лунин испугался по-настоящему. Подбежав к мотористу вместе с механиком, он помог Раулю выбраться из кабины и первым делом оглядел его, целы ли руки, ноги, заметил сильный ушиб на левой скуле. Бражелон беспомощно озирался, не понимая, что произошло. Вызвав дежурного врача и отправив молодого человека в медпункт, Лунин осмотрел повреждение машины и отправил самолёт в ремонт.

Лунин решил дать Раулю отдых от полётов на неопределённый срок и решил быть к нему ещё внимательнее.


В тот день курсанты Лунина тоже остались без полётов. Инструктора вызвал к себе в кабинет начальник училища и поинтересовался, кто из курсантов совершил аварию. Лунин ответил, что самолёт разбил он сам. Начальник был несказанно удивлён и попросил инструктора объяснить, как же так вышло. Лунин спокойно и, как всегда, без лишних слов пояснил, что ошибся, определяя высоту выравнивания. Начальник согласился с тем, что над снежным полем, действительно, можно ошибиться, но от такого опытного лётчика как Лунин невозможно было ожидать подобной ошибки. Лунин невозмутимо стоял перед начальником, и ничто не изменилось в его лице, как будто он давно привык говорить неправду.

Начальник училища отправил инструктора на медицинское освидетельствование и, получив подтверждение тому, что пилот не был пьян, определил в качестве наказания для него на первый раз строгий выговор.


Следующее после этого происшествия утро выдалось тёплым. Из низких облаков сыпал крупными хлопьями густой снег. Даже если бы самолёт был исправен, полётов в этот день, явно не могло быть. Лунин пришёл на аэродром и заметил Рауля сидящим на поленнице у хозблока прямо под снегопадом. Молодой человек поднялся и поприветствовал инструктора со своей обычной учтивостью. Лунин спросил:

- Как вы себя чувствуете?

- Благодарю вас, хорошо, - был сдержанный ответ.

- Что же вы тут? Пойдёмте в мастерскую! - сказал Лунин, и они вместе направились в цех, где происходил ремонт самолёта.

- Вы, вероятно, получили какое-нибудь неприятное известие? – спросил Лунин, глядя на моториста.

Бражелон усмехнулся и сказал:

- Можно сказать и так…

Они шли молча до самой мастерской. А у входа Бражелон остановился и вдруг спросил тихо:

- Константин Игнатьич, вы верите в возможность перемещения во времени?

- Как это, перемещение во времени? – не понял Лунин.

- Можно ли за один миг миновать триста лет? Умереть и оказаться живым триста лет спустя? И обнаружить, что мир изменился, что ничего привычного уже не существует, что все любимые люди давно умерли, а ты зачем-то всё продолжаешь жить… - Бражелон поднял на наставника взгляд, как будто хотел проникнуть в его душу, как будто от ответа Лунина зависел сейчас весь смысл его, Рауля, жизни.

Лунин долго смотрел в эти пронзительные глаза и ответил правду:

- Нет, не верю.

Огонь в голубых глазах погас, курсант опустил голову.

Лунин вспомнил медальон Рауля, его невольное признание о безраздельной любви к девушке Луизе и подумал: «Так он точно долго не протянет!»

Сам Лунин всегда спасался от неуместных мыслей и от душевной боли, только уходя с головой в любимую работу.

- Идёмте, - проговорил он, открывая дверь в цех, - самолёт чинить.


Как ни сурова была зима, но закончилась она быстро. На смену ей пришла тёплая южная весна, полная ароматов и птичьих песен, а затем – и очередное знойное лето. Лето 1941 года.

Одним воскресным днём Лунин как раз собирался на аэродром, когда вдруг услышал шум в общем коридоре. Через минуту раздался стук в дверь, и соседка, пожилая добрая женщина, в халате и в сбившимся платке, не дожидаясь ответа, вбежала и с ужасом в голосе произнесла:

- Константин Игнатьич, беда, беда! Война…

-----

(1) Имеется ввиду книга Ассена Джорданова «Ваши крылья».

 Отправлено: 20.11.17 16:04. Заголовок: Глава восьмая. Мобил..

Глава восьмая. Мобилизация

Она всегда ждала его здесь, сидя прямо на гальке у самой воды. После окончания работы он в сумерках находил её на этом пустынном берегу, и они вместе шли вдоль моря. Он обнимал её, и она тихонько говорила о том, как прошёл её день. Иногда она спрашивала о его работе, но он пожимал плечами и отвечал, что всё хорошо. Он никогда не умел рассказывать… Да и что было рассказывать, обычные аэродромные будни.

Свернув с пляжа и поднявшись по крутому склону в город, они сворачивали на длинную тёмную улицу и, сделав таким образом крюк, возвращались к аэродрому. Совсем недалеко от лётного поля, в домике с зелёной крышей, в маленькой квартирке они прожили вдвоём неполный десяток лет…

В последний вечер перед отъездом Лунин снова прошёл по пляжу и по улице, но совсем один. В последний раз. Увидит ли он ещё когда-нибудь эти крашеные заборы, эти сливы, эти пешеходные дорожки, проложенные в тени под сенью плодовых деревьев… Как мучительно всё здесь напоминает о ней!..

…

В первый же день войны Лунин пошёл в военкомат. Там уже толпилось много народу. Все стояли молча, мрачно и решительно дожидаясь своей очереди. Тех, кто заходил в кабинет, молодой лейтенант, проверив документы, направлял на медкомиссию и объяснял, куда и когда нужно явиться с вещами.

Лунин тоже дождался и вошёл в кабинет. Лейтенант посмотрел документы, покивал головой и спросил:

- Инструктор?

- Инструктор, - ответил Лунин.

Лейтенант снова покивал, оглядел Лунина с ног до головы, задержался взглядом на его сливающейся со лбом лысине, потом отдал документы обратно и попросил подождать. Лунин ждал перед дверью два часа, потом зашёл снова. Лейтенант недовольно посопел носом и попросил зайти через два дня.

Через два дня Лунин пришёл снова. На этот раз тот же лейтенант отправил инструктора с документами к начальнику отделения.

Начальник отделения объяснил Лунину, что его, Лунина, опыт инструкторской деятельности необходим здесь, в тылу, что здесь тоже предстоит много работы, что нужно будет обучать молодых лётчиков, которые смогут дать достойный отпор врагу. Лунин слушал молча, упрямо склонив голову, не спорил, но и не согласился. Выйдя из кабинета, он поразмыслил немного и затем, решившись, зашагал к лестнице на второй этаж, где располагался кабинет военкома.

Переждавший небольшую очередь перед кабинетом, Лунин был принят. Военком, представившийся майором Ефимовым, тоже просмотрел документы инструктора и прямо заявил, что не имеет права принять решение без консультации с начальством. И попросил Лунина зайти через неделю.

Через неделю народу в коридорах военкомата было не меньше, чем в первые два дня войны.

Майор Ефимов был чрезвычайно занят и попросил Лунина подождать с полчаса. Ровно тридцать минут Лунин шагал по узкому коридору взад-вперёд. В течение этого времени в кабинет военкома и обратно то и дело проскальзывали подчинённые с серьёзными лицами, косо и настороженно поглядывая на Лунина.

Ровно через полчаса Лунин постучался снова.

- Простите, товарищ, подождите ещё, - сказал майор Ефимов, - или зайдите завтра!

Но Лунин отступать не собирался:

- Я подожду, - ответил он и снова вышел из кабинета.

В коридоре было темно, шаги гулко отдавались эхом в пустоте, и Лунин решил спуститься вниз.

На первом этаже было куда светлее и многолюднее. Лунин оглядел присутствующих. Некоторые лица показались инструктору знакомыми. И вдруг взгляд его остановился на молодом человеке, который стоял почти у самого окна и из своего угла хмуро наблюдал за толпой призывников. Это был моторист Бражелон.

Лунин поспешно подошёл к нему. Молодой человек встрепенулся, заметив командира, и вытянулся как в строю. Лунин молча встал рядом, и они принялись наблюдать вместе.

Дверь кабинета раскрылась, и оттуда вышел высоченный детина, почти коснувшийся головой притолоки. К нему сразу же поспешил худощавый товарищ с беспокойным вопросом:

- Ну что?

- Всё нормально, - сдерживая голос, но все-таки слышно на весь коридор проговорил детина, беря товарища под руку и вальяжно двигаясь к выходу.

- Чего? Бронь дали?

- Ага, - был ответ, - я ж ценный работник производства!..

Они вышли на улицу.

«Это с мясокомбината, что ли, работничек?» - подумал Лунин, и какое-то гадкое чувство охватило его, и желание во что бы то ни стало добиться своего стало ещё крепче.

Очередь понемногу продвигалась, но народу меньше не становилось, потому что на месте уже прошедших появлялись всё новые призывники и добровольцы. Несмотря на распахнутые окна, было душно и жарко. Лунин вынул платок и вытер выступивший на лбу пот.

- Давно ждёте? – спросил он Бражелона.

- Давно, - ответил тот. – Я ещё на прошлой неделе приходил. Но этот… военный сказал, что не может принять решения из-за моего гражданства.

- Из-за гражданства? – не понял Лунин.

- Да, у меня ведь нет советского гражданства, – со своей обычной почтительной улыбкой пояснил моторист. – Вот меня и попросили прийти сегодня ещё раз.

«Наверно, тоже звонили куда-нибудь «наверх», - предположил Лунин, - советовались…»

- Я думал,- проговорил тихо моторист, глядя на командира, - не обидитесь ли вы, что я решил вот так, в армию уйти... А вы тоже, оказывается, решили.

Наконец, Бражелона вызвали в кабинет. Лунин решил дождаться его возвращения, чтобы узнать о его успехах, а после снова пойти наверх.

Ждать пришлось недолго. Уже через пять минут дверь распахнулась, и Бражелон, неровно ступая, вышел в коридор, но не вернулся к Лунину, а двинулся в другую сторону – через весь длинный коридор первого этажа к противоположному окну. Лунин окликнул его, но тот не обернулся. Тогда командир поспешил сквозь толпу за своим мотористом следом, но настиг только возле подоконника, на который Бражелон облокотился в бессилии. Лунин тронул моториста за плечо. Тот поднял бледное лицо.

"Э, да ты, никак, плачешь!", - мысленно воскликнул Лунин, увидев в глазах моториста предательскую влагу, и спросил только:

- Что?

Бражелон мотнул головой, что означало полную неудачу.

- Что вам сказали? – спросил Лунин настойчивее.

Бражелон выпрямился:

- Простите, товарищ командир, - проговорил он. – Мне сказали, что в рабоче-крестьянскую армию дворян не берут. Я ведь дворянин, - уточнил Рауль, видя, что командир продолжает в недоумении смотреть в его лицо.

- Пойдёмте со мной! – сказал Лунин. – К начальнику.

- Простите, товарищ командир, я не пойду, - проговорил Бражелон, уже совершенно совладав с собой. Его голос прозвучал спокойно и твёрдо, и Лунину вновь померещилось, что на него прямо глядят два голубых кусочка льда.

- Ждите меня здесь! – сказал Лунин.

Бражелон вытянулся перед командиром, а Лунин уже спешил к лестнице на второй этаж – к кабинету военкома.

"Ишь ты, принц голубых кровей, - усмехнулся по себя Лунин, проходя по уже знакомому коридору, - обиделся! Сейчас выясним, зачем тебя обидели".

Майор Ефимов, уставший, но в прекрасном расположении духа, принял Лунина очень любезно.

- А, Константин Игнатьевич, - не то вопросительно, не то утвердительно произнёс майор, - вы дождались, значит, проходите!

Лунин стоял по стойке «смирно» возле стола военкома.

- Значит, хотите на фронт? – спросил майор.

- Хочу, - ответил Лунин.

- Ну что же… Сейчас начинают формирование запасных полков, мы вас направим, - пообещал майор. – Пройдите в первый кабинет – вам выдадут карточку учёта.

Но, к удивлению майора, Лунин никуда не ушёл, а продолжал стоять «навытяжку».

- Вы хотели что-то сказать? – удивлённо поинтересовался военком.

- Так точно, товарищ майор. Разрешите обратиться по другому вопросу.

- Обращайтесь.

- Товарищ майор, что же это ваши подчинённые самому товарищу Ворошилову не верят? – спросил Лунин и увидел, как майор Ефимов побледнел.

- Потрудитесь объяснить ваши слова, Константин Игнатьевич! – произнёс военком.

- Вы, разумеется, помните, товарищ майор, - начал объяснять Лунин, - в тридцать девятом товарищ Ворошилов на заседании Верховного Совета говорил, что в нашей стране окончательно ликвидированы эксплоататорские классы. Так что же, товарищ майор, ваши подчинённые тычут носом людей в их происхождение?

- Кого тычут носом? – переспросил Ефимов, став уже белее воротника своей рубашки.

В нескольких словах Лунин рассказал майору историю своего моториста Бражелона, который решил вступить в ряды Красной Армии и получил отказ.

- Бражелон, Бражелон… - пробормотал Ефимов, что-то припоминая. – Ах, да, француз… Не может быть, чтобы из-за происхождения… Так…

Майор порылся в ящике стола, вынул какую-то бумагу, затем снял трубку телефона и попросил тот час же позвать к нему политрука Петрова. Через несколько минут в кабинет вошёл молодой человек с узким лбом и маленькими бегающими глазками.

- Товарищ политрук, - безо всякого вступления начал майор, - потрудитесь объяснить причину отказа гражданину Франции Бражелону! Ведь решение было принято два дня назад по поводу его желания служить в РККА.

Политрук Петров замялся, опустил глаза и произнёс:

- Понимаете, товарищ майор, вы упустили одну важную деталь… У него родственники за границей… И я посчитал своим долгом…

- Что?! – Ефимов вскочил со своего места и навис над столом и над политруком Петровым, став, как показалось Лунину, зелёным от злости, и обратился вдруг к Лунину, но не глядя на него:- Можете быть свободны, Константин Игнатьевич, этот вопрос мы сейчас уладим...

Лунин вышел, но не успел закрыть дверь, как за его спиной раздалось громовое:

- Ты с кем споришь? Ты что, на Колыму захотел? Ты что прицепился к этому французу? - Лунин поспешно двинулся в сторону лестницы, но какое-то время продолжал слышать даже из-за закрытой двери:

- Он же не бронь пришёл у тебя просить! А ну, пошёл вон – документы ему оформлять!..

Лунин спустился на первый этаж к окну, где всё ещё ждал моторист.

- Идите обратно к Петрову, - сказал ему Лунин. – Документы получать. Отправляют вас, - и, не дожидаясь ответа моториста, постучал в дверь с номером «1».

Войдя в кабинет, первое, что он увидел, были карточки учёта, разбросанные по полу, и молоденький писарь с бледным измученным лицом, судорожно собирающий их дрожащими руками под суровым надзором не менее измученного начальника.

Лунину выдали карточку учёта и объяснили, куда и когда он должен ехать. Выйдя за дверь, Лунин проглядел документы. Карточка была заполнена только наполовину, некоторые строчки формуляра были пустыми.

«Ладно, сам заполню, может, потом», - подумал Лунин и сунул документы в карман.

…

Из окна последнего вагона на поворотах был виден весь состав во всю свою длину, дымящий трубой паровоза и ползущий по просторам этой необъятной страны.

Рауль лежал на верхней полке купе плацкартного вагона, с тоской смотрел на пролетающий за окном чужой мир и в который раз вспоминал всё то, что произошло с ним за последние дни, месяцы, за последний год...


Рауль уже сроднился с чувствами тоски и одиночества. Эти чувства, казалось, навсегда поселились в его сердце, они пустили корни, проросли и давно стали хозяевами в его душе. Слишком давно. Ещё триста лет назад…

Значит, он не погиб. Точнее, погиб не он. Погиб мир. А он, Рауль остался жить. Уезжая в Африку, Рауль искал своей смерти, а всех остальных оставлял жить. А получилось наоборот. Умерли все, кого он любил. Больше не существовало ничего, к чему он привык и что считал незыблемым и вечным. Не было больше чёткой и понятной лестницы сословий, не было больше законов, которым Рауль всю жизнь следовал. Не было больше монархии. А если она и осталась в каких-то уголках этого мира, то эта была только насмешка над истинной монархией. Да что монархия! Люди решили, что могут обойтись даже без Бога! Устои мира рухнули, всё смешалось и погрузилось в хаос. И он был обречён жить дальше в чужом мире, среди этого хаоса, среди чужих людей. Не слишком ли жестокое наказание?

И все эти люди вокруг него – это они разрушили мир, в котором он родился, вырос, в котором служил и любил! А на обломках священного храма теперь поклоняются своим жалким идолам. Русские, французы – какая разница! Двести лет или двадцать лет назад – всё равно! Всё, что произошло за эти три века, виконт воспринимал как единое событие, случившееся и в одночасье перевернувшее всё с ног на голову. Революция прошла по миру смертоносным бедствием, никого не оставила в стороне. Люди всего мира изменились. Слишком изменились за триста лет…

А он, виконт де Бражелон, пришелец из далёкого прошлого – лишний здесь среди них.

«Опять лишний, - думал он с горькой усмешкой. – Однажды ты уже был лишним. Не нашёл себе места, хотел покончить разом со всем. Вот, покончил. Получай то, что заслужил! Можешь повторить подвиг. Даже любопытно, куда тебя следующий раз занесёт!».

И от того, чтобы всадить кухонный нож в сердце, его останавливало тогда только опасение, что новая попытка самоубийства будет не удачнее первой…

В минуты особого упадка и душевной боли Рауль нередко замечал на себе внимательный взгляд инструктора Лунина. Этот взгляд как будто призывал расправить плечи, поднять голову и продолжать выполнять свою работу. И Бражелон продолжал.

И единственной молитвой, которую виконт де Бражелон повторял теперь и утром, и вечером, и во время работы, было: «Господи, зачем Ты меня сюда отправил? Господи, зачем Ты меня отправил сюда?!».

Читать виконт стал всё меньше, а со временем, к удивлению Лунина, совсем перестал ходить в библиотеку. Весной Лунин снова стал брать Бражелона в полёты. Он продолжал заниматься, чтобы не огорчать своего инструктора, и даже вполне успешно совершал самостоятельные вылеты. Но вскоре Раулю стало ясно, что он уже не может вести такую жизнь дальше…

Он стал подумывать о том, чтобы вернуться к своему привычному образу жизни, то есть, поступить на военную службу. Он знал, что значительная часть этого мира была вовлечена в войну. Кто воевал и против кого – так ли уж важно? Когда он отправлялся в Африку с герцогом де Бофором, не было ли ему всё равно, за кого и против кого он шёл драться?..

Но чем больше он обдумывал пути воплощения идеи в реальность, тем яснее ему становилось, что в данный момент, будучи иностранцем в стране Советов, он такой возможности не имеет.

СССР всеми силами старался сохранять независимость в этом конфликте, разгоравшимся всё ярче и уже начинавшим языками пламени лизать его огромные подошвы. Вся эта необъятная страна словно сидела затаившимся зверьком, стараясь не шевелиться, и надеясь, что беда пройдёт стороной… Разумеется, что в этих условиях правительство было заинтересовано в том, чтобы не допустить ни одного гражданина, своего или иностранного, находящегося на территории страны, к военным действиям.

Рауль несколько раз вспоминал Франсуа и свою робкую идею удрать с ним в Лондон. «Да уж, первый порыв всегда бывает правильным, это верно», - с горечью сожаления думал Бражелон.


Но вот наступило лето. А летом произошло то, о чём боялись говорить вслух и даже думать все, кто окружал виконта в училище и во всём городке под названием Эмск. Враг вторгся на территорию страны. Для всех граждан Советского Союза призывного возраста была объявлена мобилизация.

Рауль выждал несколько дней и тоже отправился в военкомат.

Военный с двумя квадратиками на значках в петлицах долго изучал документы виконта, потом посетовал на то, что у того нет советского гражданства, сделал какие-то записи в тетрадь и попросил Рауля прийти за ответом через неделю.

Ровно через семь дней виконт пришёл снова. Именно тогда, дожидаясь своей очереди, он вдруг увидел того, кого никак не думал встретить в военкомате – своего командира инструктора Лунина.

Рауля позвали в кабинет. Уже другой военный, молодой парень с маленькими глазками, тоже долго изучал документы, потом скептически покачал головой и уточнил:

- Иностранец, значит?

- Так точно, - был ответ.

- Родственники за границей есть?

- Нет.

- В переписке с кем-нибудь «оттуда» не состоите?

- Нет, не состою, - отвечал Рауль вполне спокойно.

Военный снова уткнулся к бумажки, а потом вдруг хлопнул рукой по столу:

- Как же вы говорите, что родственников нет, когда сами написали в биографии, что жив отец?!

Рауль вздрогнул и ничего не ответил. Действительно, составляя свою биографию с помощью Франсуа в госпитале, он же ведь ещё не знал…

- Врёте в лицо, молодой человек, - прозвучало насмешливо, - а ещё дворянин!

Последние слова были произнесены почти издевательски:

- А известно ли вам, кстати, господин виконт, что у нас Рабоче-Крестьянская Красная Армия? И она не нуждается в услугах аристократов!

Виконт де Бражелон стоял, выпрямившись, бледный, с холодом во взоре, устремлённом на собеседника, и не мог произнести ни слова. Не дожидаясь, пока его тем же тоном «попросят» удалиться, он развернулся на прямых ногах и, так и не проронив ни слова больше, вышел за дверь.

Он не видел никого вокруг, не помнил, куда пошёл, как склонился к окну. Слёзы затуманили глаза. Он чувствовал себя раздавленным, униженным, втоптанным в грязь этим солдафоном, этим безродным нахалом, который смел ТАК с ним разговаривать!.. Раньше, там, в своей прежней жизни, в своём привычном мире, он, не задумываясь, врезал бы кулаком по этой наглой роже так, чтобы её обладатель улетел в угол. А если бы это был дворянин в офицерском чине, то на месте проткнул бы его шпагой, и был бы в праве так поступить, и отец не осудил бы его за это. Но здесь в своём праве был этот ублюдок. Здесь не было понятий уважения, чести, достоинства, привычных Раулю. Этим миром правили невежи, показавшие нос из грязи и возомнившие себя хозяевами жизни… И здесь он, виконт да Бражелон, ничем не мог ответить на оскорбление…

Вдруг кто-то тронул его за плечо. Виконт вздрогнул, поднял глаза. Над ним склонился Лунин.

Рауль совсем забыл про своего командира, который ждал его перед дверью…

- Что вам сказали? – спросил Лунин.

Виконт повторил слова принимавшего его военного. Бражелон и подумать не мог, что Лунин возьмётся помочь…

А Лунин помог.

Рауль не знал о том, что произошло в кабинете военкома Ефимова, так и не расспросив об этом Лунина.

Первоначально Рауль просился в кавалерию. Но места в кавалерии ему не дали. Его направили на его прежнюю должность - на работу мотористом - в запасной полк. В тот же, куда отправлялся его командир Лунин.

С прохождением медкомиссии на этот раз у виконта не возникло никаких проблем. К наземному персоналу требования по здоровью были менее строгими, чем к лётчикам. Рауль заявил, что жалоб на здоровье у него нет. Врач осмотрел рубцы на груди, удивился, что с момента ранения прошел всего год, и вынес вердикт: "Годен!"


И вот виконт де Бражелон снова ехал в поезде. Рядом с ним на соседней верхней полке лежал инструктор Лунин, но не смотрел в окно, а лежал на спине с закрытыми глазами. Спал или только делал вид, что спит.

Рауль смотрел на своего командира и испытывал смешанные чувства по отношению к нему. Этот человек, низкого происхождения, другого воспитания и с другими привычками, тоже был частью этого ненавистного виконту мира, участником той Гражданской войны.

Но, когда Раулю дали направление в полк, и оказалось, что ехать они должны вместе, Рауль, неожиданно для себя самого, обрадовался. Виконт почувствовал вдруг, что сильно привязался к этому человеку, и что ему теперь было бы тяжело расстаться с Луниным.

Бражелон чувствовал и со стороны Лунина какое-то особенное внимание к себе, впрочем, не понимая, чем оно вызвано. Это внимание не объяснялось только отношением чуткого руководителя к своему подчинённому. Было тут и что-то другое. Так получилось, что Лунин был единственным пока человеком в этом мире, который отнёсся к виконту с простой добротой и участием. Рауль не был для Лунина просто аристократом-чужаком, которого непонятно каким ветром занесло в страну коммунистов. Лунин как будто интуитивно чувствовал человека, попавшего в беду, и старался поддержать, помочь, но очень ненавязчиво, не влезая в душу с расспросами.

Будучи мотористом в его экипаже, Рауль нередко ловил себя на том, что ему стало важно мнение Лунина о нём. И всё чаще, даже в обычных бытовых ситуациях, принимая решения и совершая те или иные действия, он задавался вопросом, одобрит ли Лунин его поступки. Так за всю свою жизнь Бражелон привык оглядываться на мнение о себе графа де Ла Фер…

Нет, Лунин совсем не был похож на отца. Нечего было и сравнивать его с тем дворянином, с великолепным вельможей, которым являлся по своему происхождению и воспитанию граф де Ла Фер! Инструктор Лунин был простым, несколько грузным человеком, имеющим очень узкие познания, всю жизнь зарабатывавший себе на хлеб - и даже прославивший своё имя - своими руками... Но Рауль так скучал по отцу, что, отмечая особенные черты Лунина – спокойный проницательный взгляд, немногословность, прямоту и строгость, - невольно находил в них сходства с милыми, до боли знакомыми, родными чертами графа.

Рауль никак не мог поверить в то, что отца больше нет. Нет нигде, и никогда больше не будет… Когда Рауль задумывался о времени, о прошлом, о будущем, о настоящем, у него голова шла кругом, и он бросал попытки распутать этот клубок. Но ему всё казалось, что есть где-то какая-то другая Франция, его Франция. И хотя туда невозможно добраться, там всё равно продолжают жить и ждать его и граф де Ла Фер, и д’Артаньян, и граф де Гиш, и Луиза де Лавальер… Хотя, она, наверно, и ждать не будет, то есть, не ждёт… то есть, и не ждала…

 Отправлено: 20.11.17 16:07. Заголовок: http://s002.radikal...

Виконт


Старшина Бражелон

 Отправлено: 24.11.17 10:00. Заголовок: Примечание: Un, deux..

Примечание:
Un, deux, trois, quatre, cinq, six, sept – (фр.) один, два, три, четыре, пять, шесть, семь.

Глава девятая. Учебный бой

Мощный поток бьёт в спину.
«Un…»
Миллионами игл пронзил сердце животный, всепоглощающий страх…
«…deux…»
Руки, игнорируя разум, ищут, за что уцепиться, но вокруг огромная пустота…
«…trois…»
Пустота, которая бьёт, сминает и швыряет…
«…quatre…»
Кошмарный сон… Проснуться! Проснуться! Но пробуждения нет, смертельное падение наяву!
«…cinq…»
Чего испугался?? Ты этого хотел! Теперь вместо страха восторг: Да! Туда! Скорее! К земле!
«…six…»
Если умереть снова, что будет на этот раз??
«…sept!»
Всё!
Рывок! Тело бросает вверх, как от удара. Тишина.

Полминуты назад назад Рауль с бешено колотящимся сердцем сидел в первой кабине самолёте "У-2".

Команда инструктора - и виконт де Бражелон вылезает на крыло. Бешеный ветер чуть не сбивает с ног, а внизу - пустота. Один шаг и семь секунд свободного падения...

И вот, он неподвижно повис между небом и землёй. Тянут тугие ремни, над головой распахнут огромный белый купол парашюта...

…

Когда они прибыли по назначению, оказалось, что полк только формируется.

По прибытии на место Лунину и Бражелону пришлось разлучиться. Лётчики и техники жили в разных зданиях и питались в разных помещениях столовой.

Увиделись они снова только на строевом собрании, на котором командир полка коротко и чётко объявил лётному и техническому составу порядок формирования эскадрилий, программу боевой подготовки.

На вооружении в полку были учебные самолёты «Як-7», «МиГ-3» и «И-16». Лётчики, прибывшие в полк переучиваться на новые типы истребителей, были зачислены в эскадрильи на самолёты «Як» и «МиГ». Тех же, кто никогда раньше не летал на истребителях, определили на самолёты типа «И-16». Среди таких лётчиков оказался и Лунин.

Вечером того дня, когда были сформированы эскадрильи, инструкторы полка пришли в помещение столовой, где ужинали лётчики, чтобы познакомиться, пообщаться с лётным составом своего полка в неформальной обстановке. К столу, за которым сидел Лунин с ещё несколькими товарищами по эскадрилье, тоже подошёл инструктор. Это был невысокий плотный человек, возрастом немногим старше Лунина, с еле заметной проседью в волосах и внимательным чуть насмешливым взглядом. Познакомившись со своими будущими курсантами, он поинтересовался, хорошо ли те устроились, всем ли довольны.

В ответ голос подал один из лётчиков, молодой парень со значками младшего лейтенанта в петличках:

- Что же это получается, товарищ командир, мы готовимся бить врага на фронте, а летать должны на устаревших самолётах?
- И правда, - поддержал его кто-то из-за соседнего стола, - «И-16» с вооружения снимают, его с фронтов отзывают, заменяя новыми машинами, а мы должны на нём учиться?

Другие лётчики недовольно загудели, выказывая своё согласие с товарищами.

- Так вот оно что, - спокойно проговорил инструктор и поднял руку, призывая к тишине. – Недовольство, значит, высказываете самолётом. Это вы зря. Да будет вам известно, товарищи лётчики, что «И-16» ещё на вооружении и наравне с «Яками» и «ЛаГГами» используется на фронтах. В том числе на самых сложных участках. И выполняет самые сложные боевые задания, показывая отличные боевые качества. И, знаете ли...

Инструктор отодвинул свободный стул, присел за стол к лётчикам и обвёл всех испытующим взглядом. За двумя соседними столиками воцарилась тишина. Не слышно было даже звона ложек о тарелки.

- "Ишачок" наш прошёл большой путь, товарищи лётчики, - заговорил снова инструктор после паузы. - Мы в Испании хорошо подружились с этой машиной. Сейчас его, действительно, заменяют новыми машинами, но только из-за того, что он не способен развивать большую максимальную скорость. Но... поверьте мне, в бою мы на максимальных скоростях не летали. В бою необходима манёвренность! А вот по манёвренности "ишак" даёт фору любому самолёту противника! Слышали, наверно, как говорят, что он способен вокруг столба развернуться? Или, как мы говорили, вертеться на костыле! А-а, ну вот... - глаза инструктора заметно потеплели. Он сидел как раз напротив того молодого лётчика, который первым высказал своё недовольство самолётом, а теперь, уткнувшись взглядом в свою тарелку, не знал, куда деваться под взглядом инструктора.

- Да уж, часто мы с этим самолётиком спасали друг другу жизни, - продолжал рассказывать тот. - Да и в этой войне немало советских лётчиков уже прославили свои имена, сражаясь именно на "И-16"! Да, этот самолёт считается одним из самых сложных в управлении… От вас, товарищи, требуется проявить упорство в учёбе, чтобы продемонстрировать своё мастерство владения самолётом! И можете быть спокойны, если уж вы научитесь летать на «ишаке», вы сможете летать на любом другом истребителе!

Инструктор поднялся, задвинул стул на место и добавил:

- А если ещё у кого остались вопросы, могу уточнить, что в полку есть несколько самолётов «У-2». Самолёты этого типа сейчас тоже на вооружении на фронтах. Так что, имейте в виду, если кого не устраивает «И-16», могут быть варианты… Приятного аппетита, товарищи!

…

В первый день занятий Рауль работал на аэродроме. Виконт уже несколько дней знакомился с новым самолётом, участвуя в подготовке его к полётам. Этот самолёт был совсем иным, нежели тот, с которым Рауль работал и на котором учился летать в Эмске. «И-16», короткий, толстый, с огромным тупым носом и только с одной парой крыльев, видимо, не зря носил такое серьёзное и угрожающее название «истребитель».

Техник самолёта, худощавый человек в очках, возрастом на пару лет старше Рауля, не тратил время попусту. Он всегда очень обстоятельно объяснял своему помощнику даже мельчайшие детали, отвечая долго и подробно на каждый заданный вопрос. Этот человек был буквально влюблён в доверенный ему самолёт и готов был рассказывать часами обо всех особенностях его характера, лишь бы только был терпеливый слушатель. И такого техник нашёл в лице нового моториста. Рауль с интересом слушал техника, следил за его действиями, удивляясь такому личному отношению к самолёту, и, сам того не заметив, увлёкся и втянулся в работу.

Но, к немалому огорчению техника, столь терпеливому и усердному мотористу недолго пришлось работать на аэродроме.

В конце первого же для полётов техник с весьма озадаченным видом подошёл к Бражелону и сообщил, что тот должен незамедлительно явиться в штаб полка. Рауль был удивлён не меньше и, закончив работу, поспешил выполнить приказ.

...

- Товарищ Бражелон!

Рауль вздрогнул от этого столь непривычного обращения и вытянулся, не понимая, чем удостоился такой чести. Начальник штаба полка встретил виконта довольно приветливо и теперь с нескрываемым любопытством рассматривал прибывшего моториста.

- Товарищ Бражелон, мне доложили относительно вас некоторые сведения, не указанные в вашей биографии… - начал начальник штаба безо всякого вступления.

После этих слов последовала пауза, во время которой Рауль почувствовал, что кровь отхлынула от его лица, а кончики пальцев похолодели.

«Какие ещё сведения?», - только успел подумать виконт, но начальник штаба продолжил, словно отвечая на этот мысленный вопрос:

- Мне доложили, что, хотя вы и прибыли в полк мотористом, фактически вы являетесь начинающим лётчиком и имеете определённое количество часов налёта, это верно?

Рауль густо покраснел, услышав эти слова, и ответил:

- Так точно.

- Почему же вы не указали об этом в биографии?

Рауль молчал, не зная, что ответить. Он, разумеется, сразу понял, откуда в штабе полка знают, что он летал.

«Лунин… – проговорил про себя виконт, и сердце его наполнилось тёплой радостью. – И здесь вы обо мне подумали, Константин Игнатьевич!».

- Ну, да ладно, - сказал начальник штаба, так и не дождавшись ответа, - не указали – так не указали. Скажите, пожалуйста, вы хотите летать?

- Да.

Рауль стоял «навытяжку», глядя прямо в лицо начальника штаба полка, а сердце в его груди бешено колотилось.

- Ну что же, я предлагаю вам доказать это на практике. Вам предстоит пройти небольшое испытание, чтобы инструктор мог узнать уровень вашей подготовки. Завтра вы выполните задание на привычном для вас «У-2». Если справитесь, что же, я не возражаю – пересядете на истребитель. Желаю вам удачи, товарищ Бражелон!

...

Рауль волновался перед полётом чрезвычайно. Но страха за себя, за свою жизнь у него не было.

Виконт очень боялся только одного: подвести своего учителя и командира. Ведь не просто так Лунин попросил испытать Рауля в воздухе. Лунин поверил в него! Поверил в то, что Рауль сможет справиться с этим заданием. Поверил Лунин и в то, что Бражелон, будучи зачисленным в эскадрилью, летая на боевом самолёте, сможет стать настоящим военным лётчиком… А это означало быть зачисленным в авиаполк, отправиться на фронт, полюбить однополчан - как своих товарищей, возненавидеть их врага - как своего собственного, биться наравне с опытными лётчиками, и отдать свою жизнь за кого-то из них.

Виконт не мог позволить себе упустить такой шанс.

Ожидая инструктора на лётном поле, Рауль вдруг заметил Лунина. Оказалось, что тот выбрал время и пришёл посмотреть на полёт своего бывшего моториста. Рауль бросился к нему и от всей души принялся было благодарить за участие. Но Лунин поморщился, сделал протестующий жест и довольно холодно сказал:

- Вы лучше задание выполните сначала. Это и будет вместо благодарности.

Оказавшись в кабине «У-2», услышав привычный шум мотора, взявшись за ручку управления и поставив ноги на педали, Рауль справился с волнением, взлетел и отлично выполнил полёт.

...

На следующий день виконт де Бражелон был зачислен лётчиком в учебную эскадрилью на самолёт «И-16».

С первого же дня начались напряжённые тренировки. Взлёт-посадка, построение в воздухе, слётанность в паре. И высший пилотаж. Это был совсем другой самолёт и совсем другие ощущения от пилотирования. Было сложно, было страшно. Были неудачи и ошибки. И снова, и снова Рауль слышал после приземления от инструктора:

- Ещё раз! - и всё начиналось сначала, пока пять, десять раз подряд не получится правильно.

Раньше для виконта де Бражелона полёты были мечтой, волшебством, божественным чудом, навевавшим священный трепет. Теперь же оказалось, что полёт – это обычная работа. Такая же, как фехтование, езда верхом или битва… К концу четвёртого дня Рауль уже грамотно взлетал, пристраивался за ведущим, чётко держал дистанцию и сажал самолёт, доводя эти действия до автоматизма.

А на пятый день один из пилотов, совершив грубую ошибку при посадке, повредил нос и винт учебного самолёта. И Бражелон, а с ним ещё три курсанта остались без полётов на несколько дней. Рауль попросил позволения участвовать в ремонте самолёта, но ему отказали в этом. Бражелон числился теперь лётчиком в полку и не имел права помогать техническому составу, а все правила здесь строго соблюдались.

Несколько дней Бражелон занимался только физической подготовкой, да ещё ходил на лётное поле смотреть, как летают другие пилоты, и в том числе Лунин. Наблюдая за тем, как его бывший командир выполняет фигуры высшего пилотажа, Рауль услышал вдруг однажды за своим плечом:

- Да, сразу чувствуется почерк опытного лётчика!

Рауль повернул голову и увидел одного из инструкторов полка. Тот стоял с биноклем в руках и удовлетворённо восклицал:

- Как заходит на вираж! И не скажешь, что первую неделю на истребителе летает! Учитесь, молодой человек! Наблюдайте, стремитесь к такому же качеству работы!

И Рауль с не меньшим восхищением наблюдал за полётами Лунина, жалея о собственном вынужденном бездействии.

Но вот, самолёт был снова исправен. В первый день возобновления полётов инструктор объяснил ученикам, как выполнять замедленную бочку.

Времени на страх и сомнения не было, и поэтому Бражелон взлетел и повторил за инструктором свою первую фигуру высшего пилотажа. Это не было сложно. Гораздо проще, чем посадка. Он уже давно понял, что самое главное в воздухе – чёткое и хладнокровное выполнение инструкции. И тогда самолёт сделает всё сам.

За первой фигурой высшего пилотажа последовали другие. Дни сменялись днями, за первой неделей занятий последовала вторая, затем третья… Два раза в небе над аэродромом натягивали полотняный конус, и Рауль впервые стрелял по цели, нажимая вместо курка пистолета кнопку гашетки. В конце июля виконт де Бражелон совершил свой первый прыжок с парашютом…

А первого августа в воздухе на высоте двух тысяч метров над аэродромом Рауль вёл свой первый учебный воздушный бой с одним из лётчиков той же эскадрильи.

Бражелон, который до недавнего времени вообще не мог понять, чем же занимается лётчик на фронте войны, теперь пытался представить, что кружащийся рядом истребитель – самолёт врага. Перед обоими соперниками стояла задача: зайти противнику в хвост и как можно дольше удерживаться там, при этом не подставить «под удар» свою собственную спину.

Сперва оба самолёта крутились друг за другом, как зайцы вокруг ёлки, но никто из них не мог приблизиться к другому на нужное расстояние. Через несколько минут оба лётчика поняли, что можно маневрировать. Они стали набирать высоту и делать попытки атаковать сверху. Или наоборот старались опуститься ниже, «вынырнув» в самом неожиданном месте. Оба находили применение тем фигурам пилотажа, которые каждый из них лучше всего усвоил за дни обучения. Всё это они проделывали пока очень неуверенно, на большом расстоянии, шарахаясь в сторону друг от друга, не чувствуя ещё габаритов своего самолёта и не понимая, на какое расстояние можно безопасно приблизиться к другому.

Рауль очень увлёкся этой схваткой. Нервы были напряжены до предела. Следя за самолётом соперника, который оказывался то снизу, то сбоку, то сверху, то подлетал слишком близко, Бражелон то и дело забывал следить за приборами. Потом, спохватываясь и отслеживая правильность показаний, он вдруг терял из виду противника, или обнаруживал, что улетел слишком далеко от аэродрома (ведь он всё ещё не мог привыкнуть к скоростям, которые развивал «И-16»), и ему приходилось возвращаться, крутить головой во все стороны и всё начинать сначала.

И несмотря на то, что ничего толкового не получалось, Рауля вдруг охватила какая-то жёсткая радость. Уже уставший, но разгорячённый этой нескончаемой каруселью Рауль заходил на очередной разворот и собирался снова броситься догонять соперника. Не разумом, а каким-то шестым чувством Бражелон ощутил, что что-то пошло не так. Лишком перетянул он ручку управления, или слишком пережал педали… Самолёт, вместо того, чтобы плавно развернуться и аккуратно спикировать, находясь в самой верхней точке этой кривой, вдруг завалился на правое крыло, медленно опустил нос и сорвался вниз.

Пилота вжало в спинку сидения. Земля стремительно приближалась, всё быстрее и быстрее закручиваясь против часовой стрелки…

Рауль однажды отрабатывал выход из штопора, находясь в двухместном самолёте вместе с инструктором. И теперь Бражелон среагировал мгновенно, зная, что нужно делать. Он отклонил ручку от себя и надавил до упора на левую педаль – чтобы повернуть рули направления влево, то есть в сторону, противоположную вращению. В прошлый раз именно таким образом Раулю удалось прекратить вращение, а затем, взяв ручку на себя, вывести самолёт в горизонтальный полёт.

Но на этот раз ничего не произошло. Самолёт продолжал падать.

И тогда Рауль испугался. Холодная волна страха в один миг окатила его с головы до пят.

«Это всё? - промелькнула молнией мысль. - Зачем же я учился летать?»

В следующий момент в сердце виконта всколыхнулось злое негодование на самого себя и на свою странную судьбу:

- Ну уж нет, только не так и не сейчас! – сказал себе Рауль и крепче вцепился в ручку управления.

Самолёт вращался с бешеной скоростью. Раулю казалось, что голова его вот-вот сорвётся с плеч.

«Прыгать!» - откуда-то явилась спасительная мысль, и Бражелон отстегнул ремни.

Но какая-то немыслимая сила прижала виконта к спинке, и он не мог уже не то, что выбросится из кабины, но даже просто пошевелиться.

«Да что же ты не слушаешься?! – мысленно обратился Бражелон к самолёту, будто тот мог услышать мысли пилота. – А ну, кому сказал, стоять! Тпру!!!».

Рауль не знал, крикнул ли он это вслух или просто подумал. Но, словно по волшебству или, действительно, выполняя команду пилота, машина вдруг перестала вращаться.

Плюхнувшись на сиденье, Рауль резко потянул ручку на себя. Самолёт неохотно поднял нос и понёсся в сторону аэродрома.

В воздух взмыла зелёная ракета. Это Бражелону приказывали садиться.

Стянув с головы шлем и выпрыгнув из кабины, Рауль дотронулся ладонью до фюзеляжа и, к удивлению техника, с минуту стоял неподвижно и глядел на самолёт. У этого механического коня тоже, оказывается, есть свой характер. Он может быть строптивым, но и слушаться умеет…

Бражелон похлопал бок машины, попрощавшись, и отправился докладывать обо всём произошедшем.

Выслушав доклад курсанта о том, как самолёт свалился в штопор и какие действия предпринял пилот, чтобы из него выйти, инструктор похлопал Рауля по плечу и сказал:

- Страху, наверно, натерпелись, а? Ничего, то ли ещё будет! «Ишак» - капризная машина, похлеще иной барышни. Чуть что не по ней – сваливается или ещё какие кренделя выкидывает. К ней приспособиться надо, понять её нрав. А будешь элеронами хлопать – пропадёшь. Ну, ладно, на сегодня хватит. Идите отдыхать.

…

Лунин, наблюдавший с земли за учебным боем Бражелона, видел всё. Видел, как два самолёта устремлялись друг к другу и снова в страхе шарахались в разные стороны. Лунин, наблюдая опытным взглядом, отмечал ошибки и по привычке обдумывал, какие замечания сделал бы он обоим курсантам и за что похвалил бы, если бы являлся их инструктором сейчас. Видел Лунин, как самолёт Бражелона, совершая переворот, свалился в штопор и камнем полетел к земле. Всё произошло за какие-то три-четыре секунды. Лунин видел, как метрах в трёхстах от земли машина прекратила вращение и вышла в горизонтальный полёт. Лунин покачал головой, вынул платок и вытер лоб.

Доложившись инструктору, Рауль сразу же поспешил к своему бывшему командиру.
- Ну как? – спросил Лунин.
- Страшно, - простодушно признался Бражелон.

И когда они уходили вместе с аэродрома, Рауль поделился своими чувствами:

- Понимаете, Константин Игнатьич, на какой-то миг мне показалось, будто вовсе нет никакого самолёта. Как будто эти крылья стали моими собственными крыльями, словно мои руки обрели оперенье… Я падал с небес на землю подбитой птицей, и мне вдруг стало невыносимо больно от утраты этого дара – лететь! И мне так захотелось обратно в небо! Сначала не мог ничего поделать, а потом словно поймал ветер, лёг на него и взмыл… И, когда уже летел над лесом, вспомнил, что я в самолёте. Эта машина стала словно частью меня… то есть, я стал частью её… - Рауль запнулся, растерянно глядя на Лунина, и смущённо улыбнулся. - Я никогда ещё не испытывал ничего подобного, товарищ командир!

Лунин глядел в лицо Бражелона, с удовольствием слушал искренний рассказ о ярких впечатлениях, восхитился умением так красиво описывать свои эмоции (при том на иностранном языке) и с радостью заметил новый свет в глазах молодого человека. Опытный лётчик сразу узнал отблеск огня, что пылал и в его собственном сердце все те двадцать лет, в течение которых он летал.

- Поздравляю вас, молодой человек,- сказал Лунин Бражелону,- вы стали лётчиком!

...

- Константин Игнатьич, я только не понял про элероны. Инструктор сказал, что они хлопают?

Лунин безобидно рассмеялся.

- Есть такое русское выражение: "хлопать ушами", - пояснил он. - Означает - быть невнимательным. А лётчики говорят: "Не хлопай элеронами!".

 Отправлено: 24.11.17 10:11. Заголовок: Глава десятая. По до..

Глава десятая. По дороге на фронт

Над головой медленно двигались звёзды. А на западе, пронзая ночную тишину, била артиллерия. Выстрел – разрыв, выстрел – разрыв… От каждого взрыва вздрагивал воздух. И Рауль никак не мог догадаться, близко ли бьют или далеко.(*)

Виконт де Бражелон за свою жизнь очень привык к звукам войны. Он привык слышать звон клинков, ржание лошадей, крики людей, призывный голос трубы. Привык Рауль к свисту пуль над головой, привык к пальбе пушек… Но звуки, сотрясающие эту сентябрьскую ночь, были совсем не похожи на всё, что ему доводилось слышать до сих пор. Сейчас ему казалось, что это само безоблачное небо исторгает раскаты грома…

Рауль прислушивался к этим звукам, смотрел на звёзды и поглядывал на лицо Лунина, который сидел рядом на придорожной траве и тоже смотрел на небо. Виконт вспомнил вдруг, как первый раз увидел этого человека на аэродроме в первый же день по прибытии в Эмск. Сколько времени прошло с тех пор? Чуть больше года… Но Раулю казалось уже, что не одно десятилетие. Сколько воды утекло с тех пор… Сколько всего Рауль пережил за этот год, сколько узнал, сколько повидал в этом мире!

Четыре города. Четыре разных, чужих города, так не похожих на города Франции семнадцатого века, повидал Рауль в веке двадцатом. Сначала был Адлер на берегу Чёрного моря. Затем – маленький Эмск на берегу моря Азовского. Потом был город Курск, где базировался запасной полк, в котором виконт де Бражелон научился летать на истребителе «И-16».

А после Курска была Москва. Именно в Москве находилось Главное управление Военно-воздушных сил Красной Армии, в котором Лунин и Бражелон получили направление в действующую часть.

Рауль был поражён, ошеломлён, оглушён этим огромным городом, его широкими улицами, скоростью транспорта и количеством людей на этих улицах и под ними. Восхищён красотой и богатством подземных залов метро, предназначенных не для великосветских приёмов и придворных увеселений, а для повседневного пользования простых горожан.

Виконт видел на улицах играющих детей, обеспокоенных женщин и серьёзных мужчин, быстро и деловито шагавших вдоль проспектов и бросавших спокойные, твёрдые взгляды на двоих прохожих в форме военных лётчиков.

Рауль настороженно, с нескрываемым удивлением смотрел вокруг и заметил на себе взгляд Лунина. Лунин, в свою очередь, с любопытством наблюдал за иностранцем, впервые оказавшимся в столице его родины.

- Я впервые в таком многолюдном городе, - пояснил виконт свои чувства.

На это Лунин пожал плечами и ответил:

- Многие уже эвакуировались. Это – кто остался пока.

Эвакуация? Но ведь город так далеко от фронта!..

Самые высокие здания были замаскированы чёрными полотнищами. Яркие шпили и купола покрашены чёрной краской, а самые заметные фасады в центре столицы разрисовывались малярами так, чтобы не бросались в глаза и были похожи на простые жилые дома городских окраин.

Рауль никак не мог взять в толк, к чему всё это. Неужели кого-то может обмануть такой наивный маскарад?

А на площадях и на крышах тех или иных домов Рауль видел установки неизвестного ему назначения, рядом с которыми постоянно дежурили солдаты с биноклями в руках. И только каким-то чутьём опытного воина Рауль угадал в этих сооружениях артиллерийские орудия. Нацелены они были прямо в небо…

Много вопросов к этому городу и к его жителям зародилось в сердце и в уме виконта де Бражелона в течение первого дня пребывания в Москве. И ответы на все эти вопросы принесла первая же ночь.

Ночью Бражелон был разбужен громким звуком, непохожим ни на что другое. Этот звук, низкий, протяжный и пронизывающий, разорвал на части душную московскую ночь, проник через раскрытую форточку, наполнил всё пространство вокруг и гудел в голове так, что казалось, она вот-вот разорвётся от напряжения. Рауль, наверно, закричал, потому что Лунин, тоже вскочивший, схватил его за плечи:

- Это воздушная тревога! – постарался он перекричать сирену, затем взял оглушённого виконта за руку и потащил из комнаты вниз по абсолютно тёмной лестнице – во двор.

Во дворе толпились люди, тоже покинувшие здание по тревоге. Многие выскочили на улицу, но суровый дворник с большой метлой настойчиво попросил всех зайти обратно во двор.

- Ну что, в метро пойдём? – спрашивал кто-то в толпе.

- Да что толку-то? Поздно уже. Да, у нас безопасная сторона… Твои-то где?

- Мои уже там, на станции. Они теперь только там ночуют…

Рауль заметил, что толпа состояла, в основном, только из мужчин. Все они вели себя спокойно, переговариваясь о чём-то незначительном, словно вой сирены и всё, что происходило вокруг, совсем не волновало их.

- Вон они, смотри, видал?! - крикнул вдруг кто-то в толпе.

Все, стоявшие рядом, подняли головы к небу. Рауль тоже посмотрел туда. Сначала он видел только яркие лучи, пронизывающие всё небо от земли до редких облаков. Но через минуту он заметил вдруг неясные тени над дальними крышами. И одновременно услышал вой и разрывы снарядов. Крыши озарились вспышками далёких взрывов.

В следующий миг один из лучей нащупал в небе цель – вражеский бомбардировщик. Большая чёрная машина медленно двигавшаяся прямо над городом, сделала попытку скрыться от всевидящего ока прожектора, но ей не удалось удрать. Лучи цепкой хваткой держали её на виду, и вокруг уже грохотали разрывы зенитных снарядов.

Самолёт, освещённый прожекторами, скрылся из виду, звуки разрывов отодвинулись на восток.

- Собьют! – уверил кто-то из толпы.

- Может собьют, а может и нет, - ответил скептически другой голос.

Чувствовалось, что для этих людей не в новинку было подобное зрелище.

Рауль оторвал взгляд от лучей в небе и посмотрел вокруг себя. Рядом стоял Лунин. Виконт не мог видеть глаз своего командира, потому что тот стоял чуть впереди, как будто заслоняя Рауля своим плечом, и всё ещё сжимал его руку, будто мог этим защитить от опасности. Сердце Бражелона сжалось от этого неосознанного проявления заботы.

Они простояли так до отбоя тревоги. Когда уже люди вокруг стали расходиться, Лунин повернулся, и вопросительный взгляд его, полный тревоги, выдал всё, что происходило в его душе.

Рауль только кивнул в ответ, будучи не в силах произнести ни слова. И они вместе вернулись в свою комнату.

...

За всю следующую неделю авианалётов на Москву не случилось.

А в конце этой недели Константин Игнатьевич Лунин и Рауль де Бражелон получили направление в морскую авиадивизию на Балтику. Облачившись в морскую военную форму, они направились на Ленинградский вокзал, потому что только в Ленинграде им должны были сказать, где находится их дивизия.

Добраться до Ленинграда оказалось не так просто. Мимо подожжённых бомбами лесов и свежих воронок, зияющих вдоль железнодорожной насыпи, поезд шёл очень медленно, то и дело, останавливаясь в самых неожиданных местах. На четвёртые сутки пути поезд, проехав по мосту через Волхов, остановился совсем. К вечеру стало известно, что совсем недалеко от Ленинграда немцы вышли на железную дорогу и перекрыли её. Но вместо того, чтобы повернуть обратно в сторону Москвы, состав вновь тронулся с места и двинулся вдоль левого берега реки Волхов на северо-восток.(*)

Три следующих дня поезд упрямо тащился сквозь пылающие леса, пока возможно было двигаться вперёд. И вот, на седьмые сутки пути, на станции Волховстрой стало ясно, что дальше дороги нет. Говорили, что на станции Мга, как раз на полпути между Волховстроем и Ленинградом, "что-то случилось". По распоряжению начальства отсюда поезд должен был отправляться в сторону Вологды.(*)

Лунин и Бражелон взяли свои чемоданы и вышли из вагона.

Все пути на станции были забиты эшелонами. В вагонах теснились старики, женщины и дети. Это ленинградцы ожидали очереди, чтобы пересечь по мосту Волхов и уйти на восток по единственной свободной дороге.(*)

Долго бродили двое лётчиков в морской форме между эшелонами, пока вдруг не оказались рядом с паровозом, который был повёрнут не на восток, а на запад. К паровозу был прицеплен только тендер и ни одного вагона. Из окна паровоза выглядывал пожилой усатый машинист в промасленной кепке.(*)

- Куда вы? – спросил его Лунин.
- В Ленинград, - ответил машинист.
- Мы с вами! – крикнул Лунин и ухватился за поручни лесенки, ведущей на тендер.

Забравшись сам, он помог подняться Бражелону. Молодой помощник машиниста неодобрительно посмотрел на непрошеных пассажиров, но ничего не сказал им.

Паровоз свистнул и тронулся с места. Бражелон и Лунин, усевшись на полено, посмотрели друг на друга, не произнеся ни слова. Так удачно они ехали дальше. Но что ждало и впереди?

- Вы бы мне хоть дрова подавали, товарищи пассажиры, - сказал помощник машиниста, глядя в пространство между Луниным и Бражелоном.(*)

Оба согласились немедленно и стали вытаскивать поленья из кладки. Они работали легко и неторопливо, в паровоз мчался уже во всю, гремя на стрелках.

Только в сумерках, внезапно затормозив, паровоз остановился возле одного из станционных зданий. В наступившей тишине стало отчётливо слышно, как на западе бьёт артиллерия. Выстрел – разрыв, выстрел – разрыв. Машинист с помощником ушли и долго не возвращались. Наконец, когда совсем стемнело, пришёл помощник машиниста и сказал:
- Вылезайте. Дальше проезда нет. Немцы Мгу взяли, - добавил он совсем тихо.(*)

Пассажиры послушно взяли свои чемоданы, спрыгнули с тендера и шагнули в непроглядную тьму.

- Вы здесь в любую избу постучитесь, – сказал им помощник машиниста. – Переночевать всюду пустят.
- А где тут шоссе? - спросил Лунин.
- Шоссе тут недалеко, вот так, километра три, - показал рукой помощник машиниста. – Если железную дорогу перерезали, так и шоссе перерезали, – добавил он неуверенно.
- А вдруг не перерезали, - сказал Лунин и пошёл в указанном направлении. Бражелон не отставал от командира ни на шаг.(*)

...

И вот, они вдвоём сидели на перекрёстке у шоссе, прямо на траве у обочины, и смотрели в звёздное небо. За два часа мимо не проехало ни одной машины. Ни в одну сторону, ни в другую. Но оба продолжали ждать.

- Шоссе обстреливают, – вдруг сказал Лунин.

Рауль вопросительно взглянул на него.

- Обошли Ленинград с юга, перерезали последнюю железную дорогу. Теперь обстреливают последнее шоссе.

Рауль хорошо помнил карту этой части страны, которую долго изучал ещё в Москве, желая знать, куда лежит их путь. Виконт помнил, что от этой железной дороги до берега Ладожского озера всего несколько километров. Немцы выйдут к озеру, и круг замкнётся…

Выстрел – разрыв, выстрел – разрыв…

Рауль подумал об этом городе, который вот-вот окажется внутри вражеского кольца…

- Вы были когда-нибудь в Ленинграде, Константин Игнатьич? – спросил виконт.
- Был один раз, - ответил Лунин. – Прожил целое лето. Я в Ленинграде женился.(*)

Рауль удивлённо повернулся к своему командиру. За весь год их знакомства и совместной работы виконт ни разу не слышал о том, чтобы у Лунина была жена.

- А где же теперь ваша жена? – спросил Рауль.
Лунин слегка нахмурился.
- Нет у меня жены, - сказал он.
- Умерла? – тихо спросил виконт.
- Разошлись.(*)

Они снова замолчали надолго. Рауль был поражён этой неожиданной откровенностью Лунина. Виконт чувствовал, что Лунин сказал про жену случайно, и теперь молодому человеку было стыдно, что он так долго расспрашивал командира об этом.

Его размышления прервал какой-то звук. Лунин и Бражелон вскочили одновременно с травы и уставились в ночную тьму. Звук приближался с восточной стороны – со стороны Волховстроя. Скоро стало ясно, что к ним по шоссе ехала машина.

Лунин зажёг фонарик и посветил им на дорогу. Вскоре из тьмы в круг света выскочила машина. Лунин закричал и бросился прямо к колёсам. Машина остановилась. Приоткрыв дверцу кабины, на Лунина глядел молоденький шофёр с озорным мальчишеским лицом.(*)

- Подвези! – сказал ему Лунин.
- А вам куда? – спросил шофёр.
- А ты куда едешь?
- В большую деревню.
- И нам туда же, - сказал Лунин, забрасывая в кузов свой чемодан.
- Туда проезда нет, товарищ майор.
- А ты как же?
- Я уж как-нибудь, мне надо.
- Нам тоже надо, - сказал Лунин и полез в кузов.(*)

Бражелон забрался вслед за командиром. Они уселись на соломе, прислонившись спинами к задней стенке кабины, и машина понеслась дальше.

Машина мчалась, и звуки артиллерии становились громче. Выстрел – разрыв, выстрел – разрыв. Теперь было отчётливо слышно, что выстрелы – слева, а разрывы – справа. Но было заметно, что машина везёт их к разрывам, а не к выстрелам.(*)

Со временем к этим звукам прибавился ещё третий звук – воющий и протяжный – звук летящего снаряда.(*)

Машина всё прибавляла ходу. Разрывы грохотали уже совсем близко. Они следовали один за другим, и при вспышках Рауль видел свои ноги, и задний борт машины, и ободранные деревья по краям дороги.(*)

Вдруг Рауля тряхнуло и сильно стукнуло о борт. Машина внезапно остановилась, как-то странно нагнувшись своей передней частью, ещё раз дёрнулась и замерла. Рауль вскочил на ноги и перегнулся за борт. Мальчик-шофёр выскочил из кабины. Он что-то крикнул своим пассажирам, но крик заглушил грохот разрыва, совсем близкого. Лунин резко дёрнул Рауля за одежду, и они вместе повалились в кузов. Но через мгновение они вскочили и увидели шофёра, который крикнул им:

- Бегите в лес!
- А ты? – спросил Рауль.
- Бегите! Бегите! Я сейчас!

Рауль посмотрел на Лунина, который перебрасывал свой чемодан через борт. Рауль спрыгнул вниз и увидел воронку, в которую угодила передними колёсами машина. Шофёр вынырнул из-под машины и полез в кабину.

Через секунду они снова услышали отвратительный приближающийся вой. Падая, Лунин снова схватил Рауля за руку, чтобы заставить упасть тоже. Краем глаза виконт заметил, как огромные стволы, чёрные на фоне пламени, переломились, как соломинки. Вскочив снова, Рауль увидел, что задние колёса машины крутятся, пробуксовывая в дорожной пыли. Мальчик-шофёр выглянул из кабины, оглянулся на задние колёса, увидел, что пассажиры остались возле машины и крикнул им:

- Толкайте тогда!

Лунин навалился на задний борт машины, Рауль последовал его примеру. Снова раздался звук приближающегося снаряда. Лунин снова повалил Рауля под кузов машины и упал рядом. При разрыве их обсыпало комьями земли. Они вскочили и снова принялись толкать пробуксовывавшую машину. Через каждые несколько секунд они слышали вой снаряда и падали, а после разрыва вскакивали и толкали снова.

- Кажется, потише стало, - сказал Лунин.

Действительно, стало как будто немного тише. Разрывы гремели где-то сзади. Теперь Лунин и Бражелон уже не падали перед каждым разрывом, и сильнее навалились на борт. И вот, машина двинулась, колёса зацепились за дорогу и выехали из воронки.

Лунин поднял свой чемодан, снова забросил его в кузов и сам забрался внутрь. Рауль увидел счастливое лицо мальчика-шофёра, который благодарно махнул им рукой из приоткрытой кабины. Рауль махнул в ответ и тоже забрался в кузов.

Машина понеслась. Разрывы теперь гремели далеко позади. Виконт де Бражелон посмотрел на Лунина. Лунин улыбался.

Чувство счастья и покоя охватили Рауля.

«Проехали! Мы проехали!» - думал он и улыбался в ответ.

 Отправлено: 24.11.17 10:32. Заголовок: Глава одиннадцатая. ..

Глава одиннадцатая. В эскадрилье

Коля Серов, молодой лётчик двадцати семи лет, высокий, худощавый, слегка сутулившийся, в лётном комбинезоне и мохнатых унтах стоял в землянке командного пункта эскадрильи. Вместе с девятнадцатилетним рослым Юрой Чепелкиным он слушал у неприкрытой двери, как командир разносил их товарища Байсеитова.

- Я сбил «юнкерс», - повторил уже в который раз одну и ту же фразу Байсеитов и коротко обернулся назад.
- Мне плевать, что ты сбил «юнкерс»! – орал капитан Рассохин. – Ты бросил его! Понимаешь?! Ты бросил его!
Рассохин был в бешенстве. Он сидел за столом, ярко освещённый керосиновой лампой, и его глаза из-под кустистых рыжих бровей вместо привычной насмешливости изливали сейчас ярость и ненависть.
- Ты бросил его аккуратненько, - продолжал капитан, - ты его ведомый, ты должен был следить, чтобы никто не зашёл ему в хвост! А ты бросил его!
Байсеитов стоял, выпрямившись, теребил в руках свой шлем и каждые полминуты оглядывался назад, словно проверял, нет ли кого-нибудь за его спиной.(*)

Вдруг раздался звонок со стороны входа. Ровно через две минуты на пороге комнатушки появился маленький Игорь Кабанков, а за его спиной виднелись две фигуры, скрытые сумраком коридора.

- Кабанок, ты видел его? – шёпотом спросил Чепелкин вошедшего товарища.
Кабанков кивнул и подошёл к двери Рассохина.
- Правда, что он прожил ещё минут двадцать? – продолжал расспрашивать Чепелкин.
- Не знаю… Минут восемь, может быть… - ответил тоже шёпотом Кабанков, остановился возле приоткрытой двери и заглянул внутрь.(*)

- Я сбил «юнкерс», - снова повторил за дверью Байсеитов и опять оглянулся.

- Ты погнался на «юнкерсом», а его застрелили! – орал Рассохин. – Ты бросил своего ведущего!

Серов видел, как Кабанков мучается оттого, что всё это слышат посторонние, и как он выжидает удобную минуту, когда можно будет войти. Но, так и не дождавшись удобной минуты, Игорь толкнул дверь и шагнул в комнату. Вслед за ним двинулись двое пришедших.

Один из них, тот, что был постарше, с майорскими нашивками на рукавах кителя, прошёл совсем близко от Серова. Его лицо, широкое, открытое, но очень обыкновенное, показалось Серову странно знакомым. И лицо это выражало в тот момент сильнейшее волнение. Входя в комнату, майор вынул из кармана платок и вытер лоб.

«Где же я его видел?», - успел подумать Серов.

Из комнаты послышался резкий глухой звук – это Рассохин ударил кулаком по столу.

- Пошёл вон! – велел он Байсеитову, но не криком, а почти шёпотом, словно поперхнувшись гневом.(*)

Байсеитов развернулся на прямых ногах и на мгновение замер, не зная, как обойти в маленькой комнате вошедших людей. Наконец, протиснувшись между Кабанковым и незнакомым майором, он вышел вон.

- Капитан, - проговорил Кабанков, - к вам прибыли товарищи из дивизии…

. . .

Серов отвернулся от двери и посмотрел на Байсеитова. Тот стоял в углу, нарочито вальяжно отставив в сторону правую ногу в мохнатом сапоге и, продолжая мять в руках шлем, напевал себе под нос какую-то песенку и очень старался не глядеть в лицо ни Серову, ни Чепелкину. Каждые полсекунды он оглядывался, словно проверял, не стоит ли кто-нибудь за его спиной.

И Серову вдруг стало жалко его.

Ещё несколько минут назад Серов тоже пылал гневом по отношению к товарищу. Коля с начала войны летал ведомым капитана Рассохина и очень хорошо знал свою задачу в бою: прикрывать спину командира. И не бывает в бою такого случая, когда можно оставить своего ведущего, не бывает!

А Байсеитов оставил… Он, увлечённый схваткой, разгорячённый боем, погнался за удирающим самолётом противника. А в этот момент его командира убили…

Это был уже пятый вылет за сегодняшний день. "Юнкерсов" опять было больше сотни. Заполнив собой, казалось, всё небо, они снова шли бомбить Балтийский флот. Корабли стояли, зажатые в заминированном заливе между южным берегом и островом Котлин, и представляли собой желанную цель для противника. И только снаряды зенитных орудий да ещё маленькие стайки истребителей, которые со всех сторон налетали на армаду бомбардировщиков и кусали её, как назойливые мухи, мешали прицельно сбрасывать бомбы.(*)

Одной из таких стаек и была эскадрилья капитана Рассохина. В пятый раз за день она поднялась в воздух и отчаянно бросилась прямо в самую середину армады. Серов шёл за капитаном, повторяя каждое его действие, игнорируя дорожки трассирующих пуль, тянущиеся к нему со всех сторон, и стреляя только по тому самолёту, по которому вёл огонь капитан.

Серов видел, как рядом сражаются его друзья по эскадрилье и знал, что в этом бою участвуют и первая, и третья эскадрильи их полка, поднявшиеся по команде с других аэродромов и тоже бросившиеся в эту схватку.

"Юнкерсы" то шарахались в разные стороны, то сбивались в кучи. Истребителям снова удалось посеять панику в их стройных рядах! А когда бомбардировщики стали сбрасывать снаряды в воду, разворачиваться и врассыпную удирать обратно, Серов понял, что и в этот раз задача была выполнена!(*)

Рассохин повернул в сторону острова Котлин, и Серов, всё так же следовавший точно за ним, увидел, как капитан начал раскачивать свой самолёт с крыла на крыло. Это был знак эскадрилье собраться вместе.

Серов видел, как с одной стороны, чуть сзади, повинуясь приказу, пристроился за капитаном Игорь Кабанков со своим ведомым Чепелкиным, видел и то, как с другой стороны заняли своё место в воздухе самолёты старшего лейтенанта Никритина и лейтенанта Байсеитова.

Но Серов не знал, что Никритин был уже смертельно ранен. Не знал Серов, как Никритин, истекающий кровью, сумел найти в себе силы, чтобы довести свою машину до аэродрома, и совершить посадку, и умереть уже на земле, на руках своих боевых товарищей…

Теперь их осталось пятеро из двенадцати лётчиков эскадрильи...

И вот сейчас, стоя вместе с товарищами в землянке командного пункта, Серов почувствовал вдруг очень отчётливо, что не имеет права осуждать Байсеитова. Ни один из них не имеет права осуждать, злиться и не прощать. Каждый имеет право только защищать, понимать, поддерживать, любить своих товарищей. Иначе ни один из них не выживет…

. . .

- Серов! – вдруг услышал Коля голос Рассохина и тут же повернулся и вошёл в дверь, рядом с которой и стоял всё это время.

- Ну, Коля, мы с тобой расстаёмся, - сообщил Рассохин Серову. – Теперь твоим ведущим будет майор Лунин. Он прибыл к нам командиром звена и будет летать на самолёте Никритина.
- Есть, товарищ капитан, - сказал Серов.(*)

Значит, эти двое лётчиков прибыли в эскадрилью в качестве подкрепления!

- А Байсеитова я себе возьму, - сказал Рассохин, - любого другого он погубит!

Серов сразу разгадал идею Рассохина. Командир эскадрильи не решался доверить жизнь нового лётчика такому ведомому, как Байсеитов. И эта догадка огорчила Серова. Так же как и то, что ему предстояло расстаться в воздухе с любимым командиром…

Серов взглянул на майора Лунина, с которым ему предстояло теперь летать. Майор как-то испуганно смотрел на сурового Рассохина и явно чувствовал себя не в своей тарелке оттого, что стал невольным участником разлада в эскадрилье. Серову захотелось как-то подбодрить майора. Когда их взгляды встретились, Серов улыбнулся ему как мог более приветливо и заметил, что взгляд майора потеплел, и его глаза тоже улыбнулись в ответ.

«И всё-таки, где же я его видел?» - снова подумал Серов.

- Ну, а второго самолёта у меня нет, товарищ старшина, - развёл руками Рассохин, обратившись ко второму лётчику, стоявшему рядом с майором Луниным.

Это был молодой человек года на три старше Серова. Он стоял неподвижно, глядя прямо на капитана, словно каменная скульптура. Что-то необычное было в нём, и Серов невольно задержался взглядом на его лице с правильными чертами, высоким лбом, которое казалось несколько бледным в этой комнате при свете керосиновой лампы.

«Иностранец?» - подумал Коля.

Рассохин тоже долго смотрел в лицо старшины:

- Не огорчайтесь, мы что-нибудь придумаем, - неопределённо пообещал капитан и взглянул на часы. – А теперь ужинать!

. . .

В столовую пошли впятером: Серов, майор Лунин, молодой старшина, Байсеитов, и Чепелкин. Байсеитов напевал себе под нос какую-то песенку и через каждые несколько шагов оглядывался назад.

Все остальные шли молча.

Майор Лунин и старшина несли свои чемоданы.

«Лунин… - вспоминал Серов, - такая фамилия была у одного лётчика…»

Коля вспомнил один из портретов, вырезанных им однажды из какой-то газеты.

«Когда же это было? Кажется, лет десять назад… Нет, тринадцать! Да, правильно, тогда шёл первый год, как я окончил семилетку».

Лицо на том портрете было моложе, чем лицо майора, без морщинок вокруг добрых глаз и без лысины надо лбом…

Возле самой столовой их догнал Рассохин. Поравнявшись с Луниным, он спросил с улыбкой:

- Вы ведь вологодский, майор?
- Вологодский, - ответил Лунин.
- Я сразу узнал. С первого слова. И я вологодский. Земляки! – от недавней ярости Рассохина не осталось и следа, и в глазах его снова играли такие привычные Серову насмешливые искорки.
- Я тоже сразу узнал, - ответил Лунин.(*)

Рассохин опять улыбнулся, прибавил шагу и убежал от них.

Во время этого короткого разговора старшина немного отстал от Лунина, и тогда Серов решился и тронул спутника майора за плечо. Тот удивлённо обернулся. Взгляд голубых глаз, бывший недавно ледяным, оказался внимательным и приветливым.

- Простите, пожалуйста, - робко обратился к старшине Серов, указывая кивком головы на майора, - а это тот самый известный лётчик Лунин?

- Простите, товарищ старший лейтенант, я смогу ответить на ваш вопрос, только если правильно пойму его, - проговорил старшина, с заметным французским акцентом. - Чем именно известен лётчик Лунин, которого вы знаете?

Серов назвал один дальний перелёт ещё конца двадцатых годов и спросил, не участвовал ли в нём майор.

- Да, вы совершенно правы, - ответил старшина, - товарищ майор участвовал в том перелёте.

- Ну вот, я так и думал, что это он! - обрадовался Серов. – Я многих его учеников встречал.

- Я тоже его ученик, - сказал старшина и улыбнулся.

Видно было, что он рад был встретить человека, который знал Лунина, хоть и не лично, и тепло к нему относился.

- Старший лейтенант Серов, - представился Коля.

- Старшина Бражелон, - отозвался старшина.

. . .

Быстро светало. На фоне светлеющего неба были видны тёмные макушки елей, за которыми только что скрылись улетевшие на боевое задание самолёты.

Чёрная туча, которая всю ночь закрывала небо, теперь отодвинулась на юг, открыв светлеющий простор над головой, и косматые верхушки этой тучи теперь только виднелись из-за елей.

Рауль стоял возле командного пункта, ёжась от утреннего холода, и слушал стихающий гул моторов шести «И-16» эскадрильи капитана Рассохина.

В одном из этих шести самолётов улетел в свой первый бой майор Лунин. А Рауль остался на земле. Он смотрел в неприветливое утреннее небо, и холодная тоска снова сковала сердце чёрной цепью…

Где-то там, за ёлками, простирались воды холодного, неприветливого, чужого моря…

Через несколько минут Рауль вновь услышал гул, приближающийся слева, и снова увидел шесть самолётов эскадрильи, которые пронеслись над ёлками с востока на запад – со стороны Ленинграда к мысу Лисий Нос, – затем повернули и снова скрылись из виду.

Это Рассохин водил эскадрилью над водами Финского залива в ожидании встречи с противником.

Рауль устал смотреть на небо и опустил взгляд к земле. По пустому аэродрому разбредались техники и мотористы. Отправив в воздух свои самолёты, они остались ждать…

К виконту подошёл очень длинный человек в форме техника и представился:

- Деев. Техник самолёта комиссара эскадрильи.

- Старшина Бражелон, - ответил Рауль, вытянувшись перед старшим по званию и приложив руку к козырьку фуражки. – Лётчик. Без самолёта.

Деев постоял немного молча, пристально рассматривая Рауля, затем сел на бревно, устроенное недалеко от землянки командного пункта, видимо, специально для ожиданий, и пригласил Бражелона сесть тоже.

Когда Рауль опустился рядом, Деев сказал:

- Вы ведь вчера из Ленинграда прибыли, старшина? Расскажите, как там, в городе?

Рауль, действительно, вместе с Луниным был накануне в Ленинграде. Они пробыли в городе почти весь день, объездили множество мест, повидали много секретарей, представителей и заместителей, пока не оказались, наконец, в штабе своей дивизии. И уже там они получили указание по телефону от командира полка явиться непосредственно во вторую эскадрилью полка в распоряжение капитана Рассохина.

«Как же так получается, - не понял тогда Рауль, - майор Лунин попадает в распоряжение к капитану? И даже в армии тут всё вверх дном!»

Оказалось, что во вторую эскадрилью как раз отправляется грузовая машина. На этой машине они и отправились на северный берег Финского залива – навстречу финским войскам, наступавшим по Карельскому перешейку и остановленным на линии Сестрорецк-Белоостров.(*)

Недалеко от берега залива на поляне в лесу, приспособленной под аэродром, и базировалась эскадрилья под командованием капитана Рассохина.

- В городе спокойно, - ответил Рауль.

Ленинград поразил виконта так же, как прежде Москва. Такой же огромный, но совсем другой город. С такими же длинными, прямыми улицами, обширными площадями, непривычного вида фасадами. С набережными каналов, мостами, со свежим, резким, влажным воздухом…

Взглянув в глаза техника Деева, Рауль заметил в них беспокойство и недоверие. Тогда Рауль рассказал о людях, которых видел на улицах города.

Огромное количество народа. Люди всех возрастов: мужчины, женщины, старики, подростки, матери с детьми… Студенты, домохозяйки, возвращающиеся с базара, мальчишки, запрыгивающие на подножки трамваев…(*)

- Кажется, что жизнь идёт своим чередом, - говорил виконт, - но на каждом шагу - приметы войны…

Вдаль по боковым переулкам уходили глубокие рвы, линии надолб и колючей проволоки. Из-за заборов тянулись вверх хоботы зенитных орудий. В угловых домах окна были заложены кирпичом и оставлены узкие бойницы, которые зорко и безмолвно наблюдали за всем вокруг. И на всех лицах, самых разнообразных, видна была спокойная настороженность. (*)

- Я уверен, город готов дать отпор врагу, - закончил свой рассказ Рауль. – Поверьте человеку, который полжизни провёл в действующей армии.

Деев снова посмотрел в небо над ёлками. Тучи уже не было видно, она целиком скрылась за лесом.

- Вы из Ленинграда? – спросил виконт, чувствуя беспокойство и тревогу Деева.

- Нет, я из-под Смоленска, - ответил тот. – От своих уже больше месяца вестей не получаю…

Деев вдруг как-то по-особенному взглянул на Бражелона, которого неведомые ветры войны занесли так далеко от своей родины, от родных и близких людей, и произнёс:

- Да какая разница, кто откуда! Вся земля стонет от горя под ногами этих гадов…

Рауль догадывался, какую работу выполняет этот человек все дни и ночи на этой войне. Днём – провожая и встречая своего лётчика, по много часов тревожась за его судьбу, помогая, проверяя и перепроверяя самолёт перед следующим боевым вылетом, а ночью – залатывая, залечивая раны изувеченной машины, чтобы к утру вернуть ей силы и возможность снова отправляться в бой…

Глядя в серые глаза техника и слушая его голос, звучащий спокойно и твёрдо, Рауль почувствовал, что этот человек привык всю свою боль скрывать глубоко в собственном сердце, а тяжёлую свою работу выполнять спокойно, упорно, не жалуясь и не сгибаясь под этой тяжестью…

. . .

Холодное утро незаметно сменилось ясным осенним днём, ветерок ласково играл травинками на поле.

Деев поднялся с места и поднял взгляд к верхушкам елей. И Рауль тоже услышал гул приближающихся моторов. Техники и мотористы, которые разбрелись кто куда, вышли на лётное поле и тоже стали напряжённо всматриваться в небо. Ожидание подходило к концу. Вот-вот покажутся из-за леса самолёты. Но все ли?..

И вот из-за деревьев начали выскакивать истребители эскадрильи Рассохина. По одному. Первый, за ним сразу второй, затем третий, четвёртый…

Деев и остальные техники поспешили в ту сторону, где на траве было выложено посадочное «Т». Первый истребитель – самолёт капитана Рассохина – уже коснулся колёсами земли, и к нему уже спешил его техник.

Рауль, повинуясь какому-то безотчётному чувству тревоги, пошёл вслед за Деевым. Ещё не запомнив самолёты эскадрильи по номерам, виконт с нетерпением наблюдал, как один за другим они совершают посадку и как пилоты выскакивают на траву. Рассохин, за ним – постоянно оглядывающийся Байсеитов. Из следующего самолёта выскочил лётчик очень маленького роста – комиссар эскадрильи Кабанков. И из последнего – рослый Юра Чепелкин…

Не было Серова и Лунина.

Капитан Рассохин прошёл мимо Рауля, только глянув на виконта из-под своих косматых рыжих бровей. Байсеитов прошёл чуть дальше, поминутно оглядываясь и проверяя, не идёт ли кто-нибудь за ним следом.

Кабанков остался возле самолёта, что-то объясняя Дееву, глядя на того снизу вверх и махая руками. Наконец, выяснив все вопросы с техником, он тоже пошёл в сторону командного пункта. Поравнявшись с Раулем, он вдруг встал рядом, молча посмотрел несколько минут на верхушки ёлок, а потом вдруг начал говорить:

- Мы все рядом были… Капитан дал команду собираться домой. Мы с Чепелкиным подошли, пристроились, а майор не заметил приказа, наверно… Они с Серовым в тучу ушли.

Затем он посмотрел снизу вверх прямо на Рауля и сказал:

- Горючего у них ещё минут на пятнадцать. Скоро вернутся! Ничего… - развернулся и пошёл прочь.

Рауль остался один. Он сел прямо на траву.

«Что произошло? – думал виконт. – Лунин не заметил, не послушался приказа командира? Этого быть не может! Что же тогда случилось? Поломка? Повреждение управления?..»

На краю поляны Деев и другие техники осматривали вернувшиеся машины.

«Лунин опытный лётчик, - продолжал размышлять виконт, - ему, без сомнения, удастся посадить даже неисправную машину. Запас высоты должен был быть большим, чтобы дотянуть до берега, только вот кем занят противоположный берег, советскими войсками или врагом?..»

Рауль обернулся в поисках кого-то, кому можно было бы задать этот вопрос, но рядом никого не было. Виконт снова поднял взгляд к верхушкам елей.

"Хорошо, что Лунин не один. Если самолёт Серова исправен, он скоро вернётся. И все будут знать, что произошло, и где Лунин вынужден был совершить посадку… Хорошо, что лётчики летают парами! Хорошо, что всегда рядом есть товарищ, который поможет, который не имеет права уйти…»

. . .

Из-за елей выскочил самолёт и стал заходить на посадку. Это был истребитель «И-16». Он был один.

Виконт поднялся и, двинувшись к остановившейся машине, увидел, как лётчик спрыгнул на землю и снял шлем. Это был Серов. Со стороны землянки командного пункта к нему уже подбегал капитан Рассохин.

- Почему один?! – орал Рассохин на бегу. – Где майор?!

- Я потерял его, когда он в тучу ушёл… - услышал Рауль тихий голос Серова, вытянувшегося перед капитаном.

- Почему вернулся один? Ты не имел права возвращаться один! – орал Рассохин, задыхаясь от гнева и быстрого бега.

- Бензин на нуле, товарищ командир, - лепетал бледный, испуганный Серов.

- Ну, так заправляйте его быстрее! – махнул Рассохин рукой в сторону заправщика, который уже и так мчался по лётному полю прямо к самолёту Серова. – После окончания заправки – сразу в воздух!

Серов провожал взглядом уходящего прочь капитана, когда к самолёту подошёл Рауль.

- Я потерял его в туче, - тихо стал отвечать Серов Бражелону на немой вопрос. – Уж я искал, искал… Сейчас ещё пойду искать. Туча ушла, теперь можно низко над землёй пройти…

Он не договорил. Голос Серова звучал виновато и растерянно. Лётчик стоял, ссутулившись, избегая прямого, испытующего взгляда старшины Бражелона, то и дело поглядывая в небо над ёлками. Он чувствовал себя виноватым в том, что потерял из виду своего командира. Только вчера Коля осуждал Байсеитова за то, что тот оставил в воздухе своего ведущего, а сегодня сам, получается, поступил так же…

"В первом бою никто не гибнет", - вдруг вспомнил Рауль чьи-то слова из далёкого прошлого, из своей прошлой жизни…

Неправда! Виконт де Бражелон слишком много раз видел молодых солдат, совсем юных ребят с горящими глазами, для которых была открыта широкая и длинная дорога в будущее - к блестящей карьере, к воинской славе, к жизни - но которые не смогли пережить свой самый первый бой…

Рауль снова посмотрел на ёлки и вдруг почувствовал себя бесконечно одиноким среди этих чужих людей, под этим чужим небом, на этой совершенно чужой войне. Только один человек стал своим, почти родным в этом чужом мире. Так неужели и этого человека больше не будет?..

Через пять минут Серов вылетел, а Рассохин приказал всем остальным незамедлительно явиться в столовую, так как пришло время обеда. Капитан знал, что передышка временна, что немцы бомбят флот почти постоянно, и что новая команда к бою может прозвучать в любую минуту.

. . .

В камбузе, как лётчики по-морскому называли столовую, все ели молча. Слышен был только стук ложек о тарелки.

Рауль не мог заставить себя есть. Он уже минут пятнадцать возил ложкой в тарелке, когда вдруг дверь распахнулась, и на пороге показался сияющий, счастливый Серов, а рядом с ним – уставший и смущённый Лунин.

Все, находящиеся в столовой, встретили их радостными улыбками и восклицаниями.

— Заходите, заходите, майор, — сказал Рассохин. — Пообедаем.

Он улыбался каждой морщинкой своего веснушчатого лица.

Но Лунин медлил.
— Я, кажется, не всё правильно делал, товарищ капитан, — сказал он.
— Всё, — сказал Рассохин.
— Что всё?
— Всё неправильно, — сказал Рассохин. — Заходите.
— Я, товарищ капитан… — начал было Лунин.
— А по правде говоря, я не сомневался, что вы выберетесь, — сказал Рассохин. — Проголодались? Хильда, борщ товарищу майору!(*)

Хильда, девушка-эстонка, маленькая, с беленьким милым личиком, как у куклы, принесла поднос с тарелкой, при этом, как и все, улыбаясь Лунину радостно и ласково.

Напряжённое молчание в помещении сразу сменилось оживлённой беседой. Лётчики шумно обсуждали события, подробности боя.

Потом Серов расскажет, что встретил майора над заливом, когда тот уже возвращался "домой". Расскажет, что майора преследовали два вражеских истребителя, которые сразу же ушли, как только заметили второй советский самолёт.

Расспросив позже Лунина, Рауль узнает, что тому пришлось совершить вынужденную посадку из-за остановки мотора. Лунин даже вкратце объяснит бывшему мотористу, в чём состояло повреждение, и как удалось в краткий срок в полевых условиях его устранить.

Еле уловимую тень заметит внимательный ученик в глазах своего наставника во время этого рассказа, но не сможет догадаться, что именно она означает. И радость от того, что Лунин вернулся живым и невредимым, будет важнее этой недосказанности…

А пока Рауль слушал молча, рассматривая счастливые, возбуждённые лица своих новых товарищей, и поглядывая на Лунина. Лунин ел с большим аппетитом и был всё ещё смущён, но, видимо, так же счастлив, как и остальные, а главное – жив!

 Отправлено: 24.11.17 10:34. Заголовок: http://s019.radikal...

Коля Серов

 Отправлено: 24.11.17 11:29. Заголовок: Вписался товарищ Бра..

Вписался товарищ Бражелон в эту компанию. И история получается правдивая.

Скрытый текст

Боюсь, что фраза "всё в шоколаде" более свойственна нашему времени.

 Отправлено: 24.11.17 11:57. Заголовок: Рыба пишет: Вписалс..

Рыба пишет:

цитата:

Вписался товарищ Бражелон в эту компанию. И история получается правдивая.

Спасибо огромное за отзыв!! Вы читали "Балтийское небо"?

Скрытый текст

Рыба пишет:  цитата: Боюсь, что фраза "всё в шоколаде" более свойственна нашему времени. Скрытый текст Вообще, да ) Но уже, к сожалению, ничего не поделаешь, если только модераторов попросить исправить. А как тогда говорили? Может быть, Стелла, подскажет? ;)

 Отправлено: 24.11.17 12:08. Заголовок: "Балтийское небо..

"Балтийское небо" надо бы перечитать теперь.

Скрытый текст

Насчет авиации - я немножко в теме, в школе командую залом боевой славы. А почему в тексте ничего не исправить, и причем тут модераторы? Есть опция "правка". Я у себя на "Дюмасфере" только этим и занимаюсь, правлю и правлю. А насчет " в шоколаде" - может, заменить на что-то более нейтральное, "всё путем", "всё схвачено". Такой приблатненный колорит получится, для того детины - в самый раз.

 Отправлено: 24.11.17 12:24. Заголовок: Кнопка "правка&#..

 Отправлено: 24.11.17 12:44. Заголовок: Рыба , "все путе..

Рыба , "все путем", " все схвачено" - это шестидесятые, восьмидесятые.
Стелла, хоть она и древняя, но все же родилась сразу после войны.
Может, "все в ажуре"? Или "заметано"?Оффтоп: И то не очень уверена.

 Отправлено: 24.11.17 12:52. Заголовок: Стелла пишет: Стелл..

 Отправлено: 24.11.17 13:07. Заголовок: Я не обижаюсь, мне п..

Я не обижаюсь, мне просто смешно стало.)))
Оффтоп: Родители у меня вообще не жаргонили, если честно. Дед если и знал слова такого рода, то это были еще времена Николая 2, и он их забыл; мама знала такие выражения только на французском. Я, как пошла в школу, общалась с родителями больше на уровне "кушать, спать, пора в школу." Жаргон, и многое впридачу, узнала только в семидесятых - мы с подругой до того только с Мушкетерами общались, сверстники нам были до лампочки.

 Отправлено: 24.11.17 15:55. Заголовок: Но-но, я тоже древня..

Но-но, я тоже древняя, можно сказать, ископаемая рыба.

Кто их знает, эти словечки, я тоже как-то не привыкла подобным образом изъясняться.

Я тут про другое подумала: Рауль честный и чистый, но он всё-таки человек войны, и это очень правильно, что автор отправляет своего героя в 40-е годы. Сражаясь на стороне правды, он может вновь обрести себя, начать верить в людей и любить жизнь.
Чем закончится эта история, не берусь угадывать, но очень хочется, чтобы мальчик вернулся домой, к отцу. Это было бы только справедливо.

 Отправлено: 24.11.17 16:18. Заголовок: Lumineux, с большим ..

Lumineux, с большим удовольствием читаю Вашего "Бражелона". Очень хорошо и интересно написано (хотя я совсем равнодушна к виконту из книг Дюма, ваш мне нравится), герои Чуковского очень похожи, и виконт узнается.
А иллюстрируете вы всё сами? Тоже очень понравился такой подход.
Вдохновения вам дальнейшего, а нам увлекательного чтения. Жду, когда же Раулю Дюма подкинут. Он же начнет с "Трех мушкетеров", да? Или сразу с себя, любимого?

 Отправлено: 24.11.17 17:07. Заголовок: Ура, отзывы! :) Рыб..

Ура, отзывы! :)

Рыба пишет:

цитата:

Я тут про другое подумала: Рауль честный и чистый, но он всё-таки человек войны, и это очень правильно, что автор отправляет своего героя в 40-е годы. Сражаясь на стороне правды, он может вновь обрести себя, начать верить в людей и любить жизнь. Чем закончится эта история, не берусь угадывать, но очень хочется, чтобы мальчик вернулся домой, к отцу. Это было бы только справедливо.

Нередко встречаю мнение, что Рауля из книги Дюма хочется взять за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы он посмотрел вокруг и понял, что делает. Эта работа - такая попытка его тряхонуть. Через многое ему придется пройти, многое осознать. И хотя я знаю, чем все должно закончится по сюжету, я пока не знаю, к какому внутреннему результату он придет. Посмотрим. Путь не близок...

Рошешуар пишет:

цитата:

Lumineux, с большим удовольствием читаю Вашего "Бражелона". Очень хорошо и интересно написано (хотя я совсем равнодушна к виконту из книг Дюма, ваш мне нравится), герои Чуковского очень похожи, и виконт узнается. А иллюстрируете вы всё сами? Тоже очень понравился такой подход. Вдохновения вам дальнейшего, а нам увлекательного чтения. Жду, когда же Раулю Дюма подкинут. Он же начнет с "Трех мушкетеров", да? Или сразу с себя, любимого?

Спасибо Вам! Я думаю, что пройдя через самоубийство, он должен был измениться...
Рада встретить человека, знакомого с героями Чуковского! :)) Я постаралась написать их максимально канонными.
Иллюстрирую сама. Если я имею точное представление, как должен выглядеть персонаж, очень хочется донести это представление до читателей.
Подкинут ещё не скоро ))) Но всё будет!

 Отправлено: 24.11.17 17:30. Заголовок: Lumineux! Понимаю, к..

Lumineux!
Понимаю, как отзывы автору необходимы!

Рауля из книги Дюма хочется иногда встряхнуть, потому что он идеальный, безупречный, правильный. Таким его отец воспитал, и ведь не зря же по воле Дюма сын есть только у Атоса. А вот мир, в котором живет Рауль - не идеален. И мир читателя - тоже. Потому Рауль и выпадает и из своего мира, и из мироощущения читателя. Ему не встряска в итоге нужна, а смерть, уход.
Вот у Вас в фике этот уход и случился, всё очень закономерно. Хорошо, если для героя это станет выходом. А еще лучше - восхождением.

 Отправлено: 24.11.17 22:26. Заголовок: Атос воспитал из вик..

Атос воспитал из виконта солдата. Он и Луару в широком месте переплывал и сам, и верхом, занимался физическими упражнениями, прекрасно фехтовал и стрелял. Помните в 15лет он из 15 раз попал по мишени 12. Прекрасный результат! А уж если так метко умеешь стрелять из оружия 17 века, то научиться стрелять из военного Макарова века 20-пара пустяков. У Рауля наметанный глаз и верная рука, военный-это его профессия. Он умеет побеждать свой страх-душить в самом зародыше, и действовать хладнокровно в соответствии с боевой обстановкой. Поэтому сумел стать летным механиком, а затем и летчиком. Тут он вполне вписывается.
Но вот что касается политического строя и сталинского террора того времени, вот тут Раулю трудно было бы вписаться, помалкивать. Он по другому воспитанный человек. Конечно шок от попадания в будущее на 300 лет, должен был долго сказываться, но не несколько же лет! И вот тут я поведению Рауля не верю!