Отправлено: 27.10.17 16:50. Заголовок: Сценарий к "Мушкетерам"

Сценарий к экранизации трилогии А. Дюма о мушкетерах

Скажу сразу, мы не будем снимать кино ) Мы просто пишем сценарий.
О том, зачем нам такой сценарий, о том как возникла идея написания такого сценария - здесь: http://dumania.borda.ru/?1-7-0-00000401-000-0-0-1509101637

Манифест авторов сценария

1. Участвовать в создании сценария может каждый зарегистрированный участник форума при условии соблюдения всех пунктов этого манифеста.

2. Мы пишем сценарий сериала. Это сериал по трилогии Дюма - с самого начала книги "Три Мушкетера" до самого конца книги "Виконт де Бражелон". Придерживаемся текста автора по возможности наиболее четко. Делаем "проекцию" книги на экран. Насколько это только возможно для кино.

3. Описываем действия и обстановку ярко и зримо, но максимально беспристрастно, следуя «букве автора» и не считаясь со своими симпатиями и антипатиями. Бережем вкусные детали канона.

4. Сначала мы пишем сценарий по первой книге. Когда первую закончим, тогда принимаемся за вторую и так далее.

5. Пишем и выкладываем по одной главе. Можно не в хронологическом порядке. Берем в работу любую главу на выбор, превращаем ее в сценарий и выкладываем в этой теме.

6. Пишем литературный сценарий. Описываем то, что будет происходить на экране. Без эпитетов. Действия и минимальные необходимые описания. По возможности используем только такие слова, которые трактуются однозначно.

7. Описания действий из книги заменяем в сценарии самим действием.

8. Диалоги оставляем авторские (Дюма), возможно сокращение длинных реплик.

9. Прямую речь оформляем по закону пьесы: имя персонажа - двоеточие - его слова. Реплика каждого персонажа с новой строки.

10. В конце главы пишем примечания к тексту, в которых подробно описываем (если это необходимо) пожелания к актерам о том, как играть ту или иную ситуацию.

11. Пишем уникальные сцены. Которые, по возможности, не повторяют уже существующие в других экранизациях.

12. Прежде чем приступить к работе, знакомимся с содержимым следующих ссылок:

12.а. Вкратце, как работать над литературным сценарием и чем он отличается от режиссерского - http://skarb-papcha.ru/ru/chitalnyj-zal/masterskaya-teksta/468-kak-napisat-kinosczenarij.html - читать обязательно!
12.б. Книга для сценаристов и не только: https://www.e-reading.club/bookreader.php/39227/Mitta_-_Kino_mezhdu_adom_i_raem.html - обязательно посмотреть!

Все вопросы, рабочие моменты, уточнения и т.д. в этой теме: http://dumania.borda.ru/?1-7-0-00000401-000-0-0-1509101637

Здесь - готовые главы, обсуждения, отзывы, пожелания к авторам сценария.

Главы в хронологическом порядке будут выложены сюда: https://docs.google.com/document/d/1GeLVD5rGFr79019CPA2of7QSnDpog-XO5FGn4VG_2Pg/edit?usp=sharing. В этом файле авторы смогут в любой момент внести в текст необходимые исправления.

Работа очень творческая! Приглашаем всех желающих поучаствовать!

Ну что же! Начинаем! Всем авторам - удачи! Присоединяйтесь!!!

 Отправлено: 09.06.18 20:32. Заголовок: Глава 4, 5. Молельня..

Глава 4, 5.
Молельня Анны Австрийской. Королева сидит в кресле и, опершись спиной о подушку, подперев голову рукой, и смотрит на лежащего на ковре, с книгой гравюр в руках, Луи 14. Королева, женщина уже не первой молодости, все еще хороша, хотя годы отразились на ней прежде всего полнотой. На ней богатое платье темных тонов, о вдовстве напоминает чепец, украшенный ниткой жемчуга и черной кружевной вуалью на испанский лад. Королю к этому времени - десять лет, это светлоглазый, немного полный мальчик с длинными белокурыми волосами, одетый в камзол и штаны, которые говорят о длительной носке: воротник и манжеты не первой свежести, кружева поползли, позолота вышивки потемнела. Но книга, которая перед ним на полу, роскошна: Квинт Курций, "Жизнеописание Александра Македонского". Ребенок наслаждается рисунками, королева – видом сына. Появившаяся фрейлина вносит диссонанс в умилительную картину: королева и мальчик отвлекаются от своих занятий. Входит м-м Бове и докладывает о Мазарини. Луи, привстав на колено, недовольно выпятив нижнюю губу, поворачивается к матери.

Луи: Почему он входит, не испросив аудиенции?
Королева: (покраснев) В такие трудные времена, как теперь, первый министр должен иметь возможность докладывать об обстановке, не возбуждая любопытства придворных.
Луи: Ришелье так не поступал!
Королева: Откуда вы можете знать, как поступал Ришелье? Вы были тогда совсем маленьким, вы не можете этого помнить.
Луи: Я спрашивал других, и мне рассказали.
Королева: Кто вам рассказал?
Луи: Если я буду рассказывать, кто мне отвечал, мне больше никто ничего не расскажет!

Входит Мазарини, и внимательно посмотрев на мать с сыном, легонько вздыхает: ему все ясно. Луи, положив книгу на стол, остается стоять, вынуждая и кардинала стоять тоже. На поклон кардинала он ответил небрежным кивком головы. Кардинал делает королеве едва заметный знак и Анна поворачивается к м-м Бове.

Королева: Королю пора спать. Позовите Ла Порта. (м-м Бове зовет королевского камердинера)
Ла Порт: (входя с подсвечником в руках) Сир, кому прикажете передать подсвечник?
Луи: Кому хочешь, лишь бы не Манчини. (круто разворачивается, и уходит, не поцеловав мать. Мазарини насмешливо созерцает всю сцену, и когда Луи проходит мимо, почтительно кланяется королю)
Мазарини: Приятно видеть, что в короле воспитывают отвращение к притворству. Его величество не скрывает, как мало он меня любит.
Королева: Он еще не понимает, скольким вам обязан. Но вы пришли по важному делу, не так ли? Что случилось?
Мазарини: Скорее всего, нам с вами придется расстаться. Я не думаю, что вы решитесь последовать за мной в Италию. (лукаво) Из чувства дружбы, разумеется.
Королева: Вы шутите?
Мазарини: И не думаю! Скорее – готов плакать. (поет приятным баритоном) "Весь мир враждебен нашей страсти нежной!"
Королева: Кардинал!
Мазарини: А кто на днях так мило улыбался, когда герцог Орлеанский говорил: "Ваш Мазарини – камень преткновения. Удалите его, и все будет хорошо!"
Королева: (глухо) Не понимаю, чего вы от меня хотите.
Мазарини: Вы достаточно сильны, чтобы удалить тех, кто вам не нравится.
Королева: Скажем лучше: тех, кто вам не нравится!
Мазарини: Если вы о герцогине де Шеврез, госпоже Отфор и Бофоре, то вы лучше меня знаете, что они не были вам друзьями.
Королева: Конечно: ваши враги – мои враги!
Мазарини: А этого недостаточно: надо, чтобы ваши друзья стали и моими друзьями.
Королева: (печально) Я была несправедлива к тем, кто в часы невзгод поддерживал меня. Я забыла о них, когда жизнь улыбнулась мне.
Мазарини: Но, может быть, еще есть время исправить ошибку? Поищите между вашими прежними друзьями.
Королева: Не вижу, сколько не ищу.
Мазарини: Поищите среди тех, кто помогал вам в прежние времена бороться с Ришелье. В свое время, благодаря вашему острому уму, Анна, Вы умели отражать его нападения.
Королева: (неискренне) Я? Я только могла терпеть!
Мазарини: (убежденно) Как и всякая женщина: подготовляя месть. Помните ли вы Рошфора?
Королева: Вот он точно не был в числе моих друзей. Но он в Бастилии, и, надеюсь, не скоро из нее выйдет.
Мазарини: Не беспокойтесь на сей счет! Будем вспоминать дальше. Знаете ли вы д'Артаньяна?
Королева: (шепотом) Неужели гасконец проболтался? (громко) Это имя мне знакомо: один из мушкетеров, влюбленный в мою камеристку. Ее потом отравили.
Мазарини: И все?
Королева: Это что – допрос?
Мазарини: (сладким тоном) В вашей воле ответить мне или нет. Но я надеюсь, что вы поделитесь со мной своими друзьями. Положение осложняется, нам нужны смелые и решительные люди. После Бофора придет очередь принца Конде, а затем и герцога Орлеанского.
Королева: (ошеломленно) Вы сошли с ума: арестовать принцев крови, дядю короля!
Мазарини: Я говорю не о дяде короля, а о трусливом и подлом заговорщике, погубившем и предавшем своих друзей Шале, Монморанси и Сен-Мара, ценой их жизни купившем себе свободу. (твердо и решительно) Я нисколько не желаю унизить Ваше величество. Вам известно, что я не пройдоха-итальянец, и весь мир тоже должен знать и понимать это.
Королева: Что вы хотите?
Мазарини: Вы должны припомнить имена тех верных и преданных людей, которые, вопреки воле Ришелье, платя по дороге собственной кровью, сумели переплыть море и вовремя привезти вам одно украшение, которое вы имели неосторожность дать Бэкингему.
Королева: (вставая, гневно и гордо) Вы меня оскорбляете!
Мазарини: (делая вид, что не слышит) Я хочу, чтобы вы сделали для своего мужа то, что сделали когда-то для своего любовника.
Королева: (всплеснув руками) Опять эта клевета! Я думала, она умерла или заглохла, а теперь и вы повторяете ее. Объяснимся сегодня и кончим раз и навсегда, слышите?
Мазарини: (сникнув перед этой вспышкой) Я вовсе не требую, чтобы вы мне все рассказали!
Королева: А я хочу покончить со всем этим. Потому, слушайте. Да, были четыре преданные души, четыре храбреца, четыре верные шпаги, которые спасли мне нечто, более ценное, чем жизнь: они спасли мне честь! Все было против меня, я неизбежно должна была лишиться чести, а, между тем, я не была виновна. Клянусь… (судорожно оглядывается, ища, на чем она может поклясться и, вспомнив, достает из потайного шкафа ларчик розового дерева.) Клянусь, (ставит ларчик на алтарь) клянусь священными реликвиями, хранящимися в нем, что я любила Бэкингема, но он не был моим любовником.
Мазарини: А что в этом ларце. Я римлянин, Анна, а потому не легковерен.
Королева: (снимая с шеи цепочку с ключиком и подавая его кардиналу) Откройте – и посмотрите.
Мазарини: (достает из ларца два письма и заржавленный нож) Что это?
Королева: Это два единственных письма, что я ему написала и нож, который он вынул из своей раны. Прочтите письма, я требую этого. Другого раза не будет: у меня не хватит сил возвращаться к этой истории каждый раз, как у вас возникнут обвинения. Я была неблагодарна к этим людям, я всего лишь дала поцеловать д'Артаньяну свою руку и отдала ему этот перстень. (снимает с пальца алмаз) Он продал его в трудную минуту, чтобы послать гонца к Бэкингему с предупреждением, что герцога хотят убить.
Мазарини: (удивленно) Он все знал?
Королева: Да! Не имею представления - откуда. Но это кольцо принадлежит д'Артаньяну: я выкупила его у дез Эссара. Возвратите перстень д'Артаньяну: ваше и мое счастье, что подле нас находится такой человек. А теперь оставьте меня, Джулио: мне надо немало времени, чтобы успокоиться.

Мазарини уходит, поцеловав руку королевы, а она, подождав пока он закроет дверь, идет в спальню короля. Увидев, что ребенок уже спит, она поднялась по ступенькам кровати и поцеловала мальчика в нахмуренный лоб. Потом тихонько шепнула камердинеру: "Постарайтесь, пожалуйста, милый Ла Порт, чтобы король приветливей смотрел на кардинала. И король и я, мы оба многим обязаны кардиналу.
Кардинал же, тем временем, вернувшись к себе, отправил Бернуина за новостями из города, а сам отправился разыскивать д'Артаньяна. Он нашел его на скамье у входа в свой кабинет: лейтенант крепко спал, откинув голову на стену и зажав шпагу между колен. Он не откликнулся, когда Мазарини его позвал по имени, зато, как только кардинал коснулся его плеча, мушкетер вздрогнул, проснулся и тут же вскочил на ноги.

Д'Артаньян: Я здесь! Кто меня зовет?
Мазарини: (приветливо улыбаясь) Я.
Д'Артаньян: Прошу меня простить, но я так устал…
Мазарини: Вы устали у меня на службе.
Д'Артаньян: (сквозь зубы) Неужели справедлива пословица, что счастье приходит во сне?
Мазарини: Следуйте за мной.
Д'Артаньян: (в полголоса) Рошфор сдержал слово! Только где она сам?
Мазарини: (усаживаясь в кресло в своем кабинете) Господин д'Артаньян, вы всегда казались мне храбрым и славным человеком. Пришло время использовать ваши способности и достоинства.
Д'Артаньян: Приказывайте, монсиньор.
Мазарини: О ваших подвигах в прошлое царствование рассказывают чудеса, но скажу сразу: меня интересуют не ваши воинские подвиги.
Д'Артаньян: (с деланным изумлением) О чем вы, монсиньор?
Мазарини: Речь пойдет об одном приключении… вы отлично знаете, что я имею ввиду!
Д'Артаньян: Увы, я не имею представления, о чем пойдет речь.
Мазарини: (сплетая пальцы в замок и подавшись вперед в своем кресле) Вы скромны – тем лучше! Я говорю об одном путешествии за алмазными подвесками, которое вы предприняли со своими тремя друзьями!

Д'Артаньян старательно продолжает изображать полнейшее недоумение и непонимание.

Мазарини: (со смехом) Отлично! Браво! Именно такой человек мне и нужен! Сделали бы вы для меня то же, что сделали однажды для некоей королевы? Но вы нужны мне вместе с вашими друзьями.
Д'Артаньян: О каких друзьях вы говорите, монсиньор? В двадцать лет у меня было полсотни друзей.
Мазарини: Сегодня, господин офицер, пришло время для откровенности: сама королева освобождает вас от молчания. Этот перстень (показывает кольцо) служит доказательством, что я прямо от Ее величества. Узнаете его?
Д'Артаньян: (со вздохом сожаления) Я узнаю этот алмаз.
Мазарини: Я говорю с вами от ее имени: речь идет и о вашей судьбе.
Д'Артаньян: Это правда: пора мне подумать о ней.
Мазарини: Все можно наверстать в течении недели, лейтенант. Итак, где ваши друзья?
Д'Артаньян: Не имею понятия: мы давно расстались. Знаю только, что они живы.
Мазарини: Но где вы их найдете?
Д'Артаньян: (пожимая плечами) Там, где они окажутся. Это уж мое дело.
Мазарини: Ваши условия?
Д'Артаньян: Денег, и побольше, монсиньор. Я хорошо помню, сколько проблем возникало у нас из-за их отсутствия.
Мазарини: Черт побери! В королевской казне пусто!
Д'Артаньян: Большие дела не делаются малыми средствами: продайте королевские алмазы!
Мазарини: Постараемся вас удовлетворить. Итак, вы будете мне служить?
Д'Артаньян: Да, если мои друзья на то согласятся.
Мазарини: В случае их отказа можем мы рассчитывать хотя бы на вас?
Д'Артаньян: (мотнув головой) В одиночку я еще ничего путного не делал! Но что мне обещать каждому из них?
Мазарини: (делая неопределенный жест рукой)В зависимости от их характера. Моя благодарность будет ослепительной. А пока ищите своих друзей и ждите нашего приказа.
Д'Артаньян: А чем мы будем заниматься?
Мазарини: Всем, потому что вы способны на все!
Д'Артаньян: Монсиньор, я всего лишь бедный лейтенант мушкетеров, и путешествовать на свое жалование… Путешествия нынче дороги.
Мазарини: В мои намерения не входит, чтобы ваши появления были пышными. Вот, возьмите, (достает, после некоторого колебания, из шкафа с тройным замком мешок с деньгами, взвешивает его несколько раз на руке, и протягивает мушкетеру) это на путешествие. Пишите мне каждый день. Да, как зовут ваших друзей? Я постараюсь, со своей стороны, что-нибудь выяснить касательно их местонахождения.
Д'Артаньян: (поколебавшись) Граф де Ла Фер, иначе Атос; господин дю Валлон, иначе Портос; аббат д'Эрбле, иначе Арамис.
Мазарини: (улыбаясь) Младшие сыновья древних родов, поступившие в мушкетеры под вымышленными именами, чтобы не компрометировать своих семей. Длинная шпага и пустой кошелек.
Д'Артаньян: Дай бог, эти шпаги послужат вам, монсиньор. Вчетвером мы перевернем всю Европу вверх дном, если вы пожелаете.

Д'Артаньян вышел на крыльцо и при свете факела заглянул в кошелек. Там было серебро! Гасконец разочаровано фыркнул. "Мазарини, ты мне не доверяешь – тем хуже для тебя!"
Мазарини же, любовно запирая алмаз королевы в шкатулку, бормотал: " Тысячу пистолей, и я владею тайной, за которую бы Ришелье заплатил бы двадцать тысяч экю".

 Отправлено: 10.06.18 14:23. Заголовок: Глава 6,7 Мансарда ..

Глава 6,7

Мансарда в гостинице " Козочка" на Тиктонской улице. Мансарда скудно обставлена, но мушкетер и не претендует на хоромы: эта комнатушка достается ему даром, ввиду особого расположения хозяйки гостиницы, очаровательной Мадлен.
Д'Артаньян заканчивает скудный ужин, держа перед глазами пожелтевший лист бумаги. Это письмо от Портоса, единственное, которое лейтенант получил от достойного друга. В нем Портос приглашал его на охоту в своих владениях, но, по простоте душевной, адрес поставил просто: "замок дю Валлон". Письмо было датировано 1946 годом, а теперь был 1648. Итак, д'Артаньян отбросил с досадой письмо Портоса: замок дю Валлон мог быть где угодно.

Д'Артаньян: Итак, письмо Портоса ничего нам не дало: перейдем к Атосу. В конце 1642 года я получил письмо от него. Он писал, что поселился в маленьком поместье неподалеку от … Я сидел тогда в траншее, это было на осаде Безансона. Я как раз и дочитал до этого места, и тут порыв ветра унес письмо. Испанцам адрес Атоса был ни к чему, а я так и не узнал, где же этот его замок. Остается у нас Арамис. Ах, если бы я был силен в теологии, я бы мог сообразить, вспомнив его диссертацию, какой из двухсот иезуитских монастырей он мог избрать, посвятив себя определенному святому! А может, он предпочел женский монастырь? ( мушкетер расхохотался). Однако, и он мне писал, и не так уж и давно. Это письмо я сунул в карман камзола… А вот и камзол, на своем месте. Посмотрим, что у него в карманах? Так и есть: письмо от милого друга: он просил меня о небольшой услуге.

Камера выхватывает письмо в руках мушкетера, но вокруг него – заснеженные улицы Парижа.
"Господин д'Артаньян, извещаю вас, что я поссорился с одним дворянином, который назначил мне поединок сегодня вечером на Королевской площади; а так как я духовное лицо, это дело может повредить мне, если я сообщу о нем кому-нибудь другому, а не такому верному другу, как вы, потому-то я и прошу вас быть моим секундантом.
Войдите на площадь с новой улицы св. Екатерины и под вторым фонарем вы встретите вашего противника. Я с моим буду под третьим.
Ваш Арамис."

Д'Артаньян: (пожимая плечами) А "До свидания!" он, конечно, забыл. Еще бы, скажет его при встрече.

Д'Артаньян оглянулся: под вторым фонарем маячил чей-то силуэт. Лейтенант подошел к своему противнику, они раскланялись, не говоря ни слова, вынули шпаги. Это трудно было назвать поединком: с первого же выпада мушкетер проколол руку противнику. На этом дуэль закончилась: секунданты обменялись поклонами и разошлись. Из-под третьего фонаря навстречу д'Артаньяну выступил Арамис - спокойный, и с неизменной улыбкой на лице.

Арамис: (вкладывая шпагу в ножны) Готово! Кажется, я убил наглеца. Ну, милый друг, если я вам понадоблюсь, вы знаете – я вам всецело предан.

Пожимает руку мушкетеру и, кивнув на прощание, исчезает под аркой. Начавшийся снегопад как занавесом отделяет видение Арамиса и возвращает д'Артаньяна к реальности в его мансарде: он ничего не знает и о месте пребывания д'Эрбле. Еще вернее его возвращает к происходящему звук бьющегося стекла. Мушкетер сразу вспоминает о своих деньгах и, резко обернувшись на звук видит, как какой-то человек влезает к нему в окно.

Д'Артаньян: (хватаясь за шпагу) Ах, негодяй!
Планше: Сударь! Ради бога, вложите шпагу в ножны! Я не тот, что вы подумали! Не убивайте меня, не выслушав! Я не вор, я честный и зажиточный буржуа, у меня собственный дом! Меня зовут… Ай! Может ли это быть? Вы – господин д'Артаньян!
Д'Артаньян: Это ты, Планше?
Планше: К вашим услугам, если только я еще гожусь. (расплывается в широченной улыбке)
Д'Артаньян: (рассмативая Планше) Очень может быть! А пока – прикрой окно полотенцем (подает ему полотенце) и задерни занавеску. И скажи мне: какого черта ты в семь утра лазишь по крышам, да еще в январе месяце?
Планше: (осторожно) Сударь, скажите, а в каких отношениях вы с господином Рошфором?
Д'Артаньян: В превоcходных! Он теперь один из лучших моих друзей. Но что общего между ним и твоим способом входить в комнату?
Планше: (мнется, не зная, как подать свою новость) Видите ли сударь… дело в том, что господин де Рошфор… он, как вы знаете…
Д'Артаньян: (нетерпеливо хлопая себя по колену) Да знаю я! Он в Бастилии!
Планше: То есть… он был там.
Д'Артаньян: Так ему посчастливилось бежать? Это чудесная новость!
Планше: Если для вас это счастье, то все в порядке! Дело в том, что за ним вчера прислали карету в Бастилию…
Д'Артаньян: Я сам за ним ездил, черт побери!
Планше: На его счастье не вы везли его назад, иначе я бы никогда не решился…
Д'Артаньян: Да кончай же, животное! Что такое случилось?
Планше: А случилось вот что: когда карета проезжала по Скобяной улице, конвойные стали разгонять народ, поднялся ропот, Рошфор выглянул, и назвал себя, позвав на помощь. Я был рядом, вспомнил, что для меня сделал в свое время господин граф, определив меня в полк, и объяснил собравшимся, что это друг герцога де Бофора. Этого оказалось достаточно, конвой оттеснили, я открыл дверцу, и господин де Рошфор тут же скрылся в толпе. К несчастью, проходящий мимо патруль вместе с конвойными кинулись за мной. Мне удалось добраться до Тиктонской улицы, там меня спрятала под матрацем одна сочувствующая нам особа. Ночь я просидел в тайнике, а потом спустился по водосточной трубе в поисках выхода, который не оцеплен. И вот я у вас!
Д'Артаньян: Планше, но ты понимаешь, что если тебя поймают, то повесят?
Планше: Вот это меня и беспокоит! Но я рад, что нашел вас, сударь: пожелай вы, уж вы то сумеете меня спрятать так, что никто не найдет.
Д'Артаньян: Я, при этом, правда рискую своим чином, но так и быть. К тому же я помню прошлое. Но я вижу, что ты не спускаешь глаз с остатков моего ужина.
Планше: Я умираю с голоду.
Д'Артаньян: Так садись, и ешь спокойно.
Планше: Ах, сударь, вы мне вторично спасаете жизнь!

Пока Планше добросовестно уплетает за обе щеки, мушкетер прохаживается по комнате и размышляет. К тому времени, что Планше наелся, д'Артаньян решил, что и как делать дальше. И приступает к допросу.

Д'Артаньян: Итак, по порядку: Известно ли тебе, где Атос?
Планше: Нет, сударь.
Д'Артаньян: Черт! А Портос?
Планше: Тоже нет.
Д'Артаньян: Черт! Черт возьми! А Арамис?
Планше: Ни малейшего понятия!
Д'Артаньян: Черт, черт. Черт!
Планше: (лукаво) Зато я знаю, где Базен.
Д'Артаньян: Ты знаешь? И где он?
Планше: В Нотр-Дам.
Д'Артаньян: Что он там делает? Ты уверен в этом?
Планше: Я сам его там видел и говорил с ним. Он причетник.
Д'Артаньян: Он должен знать, где его господин!
Планше: Разумеется. (жалобно, увидев, что его бывший хозяин собрался уходить) Вы меня покидаете? Мне ведь, кроме вас, надеяться не на кого. А если сюда войдут? Ведь никто не видел, как я входил и меня сочтут за вора.
Д'Артаньян: Правда твоя. Слушай, Планше, а не знаешь ли ты какое-нибудь провинциальное наречие?
Планше: Я знаю целый язык: я выучился по-фламандски в Артуа, где сражался два года. Вот: Goeden morgen, mynheer ! ith ben begeeray te weeten the gesond bects omstand.
Д'Артаньян: Что это значит?
Планше: "Добрый день, сударь, позвольте осведомиться о состоянии вашего здоровья?"
Д'Артаньян: И это называется язык! Впрочем, и это кстати. (он зовет слугу и просит, чтобы к ним поднялась хозяйка гостиницы, прекрасная Мадлен)
Планше: (в ужасе) Вы хотите доверить тайну женщине?
Д'Артаньян: Эта – не проговорится.

Вбегает Мадлен с радостным лицом, но увидев Планше, замирает в изумлении.

Д'Артаньян: Милая хозяюшка, рекомендую вам вашего брата, только что приехавшего из Фландрии. Я беру его к себе на службу.
Мадлен: (ошарашено) Моего брата?
Д'Артаньян: (к Планше) Поздоровайся же со своей сестрой, master Петер!
Планше: Vilkom, zuster !
Мадлен: Goeden day, broer !
Д'Артаньян: Дело в том, хозяюшка, что этот человек – ваш брат, незнакомый вам, но известный мне. Я сейчас уйду, но за мое отсутствие приоденьте его и по моему возвращению - представьте, как своего брата. Хоть он и не знает ни слова по-французски, я возьму его к себе в услужение, так как не могу вам ни в чем отказать. Понятно?
Мадлен: Достаточно того, что я догадываюсь о вашем желании.
Д'Артаньян: (целуя ей ручку, как знатной даме) Вы чудная женщина, хозяюшка и я полагаюсь на вас. (уже в дверях). Пусть он сбреет свои усы и бороду, а то он слишком смахивает на парижского лавочника.

 Отправлено: 16.06.18 10:38. Заголовок: ГЛАВА 8, 9. Д'А..

ГЛАВА 8, 9.

Д'АРТАНЬЯН, РАДУЯСЬ ТОМУ, ЧТО ВНОВЬ ОБРЕЛ ПЛАНШЕ, ШЕЛ ПО НОВОМУ МОСТУ, НАПРАВЛЯЯСЬ В СОБОР НОТР-ДАМ. ОН ПОДНЯЛСЯ НА ПАПЕРТЬ И ВОШЕЛ В ХРАМ. СОБОР БЫЛ ПОЧТИ ПУСТ. ОДИНОКИЙ КЛЮЧАРЬ С УНЫЛЫМ ВИДОМ МЕЛ ПОЛ В ЧАСОВНЕ. ОТКУДА-ТО СО СТОРОНЫ ДОНОСИЛИСЬ ГОЛОСА ПЕВЧИХ: В ПРИДЕЛЕ БОГОРОДИЦЫ СЛУЖИЛИ ОБЕДНЮ. ЗИМНЕЕ УТРО ПРОРЫВАЛОСЬ ЛУЧАМИ СОЛНЦА СКВОЗЬ ВИТРАЖИ, И НА ПОЛУ ПЛЯСАЛИ РАЗНОЦВЕТНЫЕ БЛИКИ.

Д'АРТАНЬЯН: НЕ ПОДСКАЖЕТЕ, ГДЕ Я МОГУ ВИДЕТЬ ПРИЧЕТНИКА БАЗЕНА?
КЛЮЧАРЬ: (УКАЗЫВАЕТ НА ПРИДЕЛ БОГОРОДИЦЫ) ВОТ ОН, ПРИСЛУЖИВАЕТ ЗА ОБЕДНЕЙ.

Д'АРТАНЬЯН ОПУСКАЕТСЯ НА КОЛЕНИ, НЕ УПУСКАЯ ИЗ ВИДУ ЭТУ ЧАСТЬ ХРАМА. ТАК КАК ОН НЕ ПОМНИТ НИ ОДНОЙ МОЛИТВЫ, ОН ЗАНИМАЕТСЯ НАБЛЮДЕНИЯМИ. ВИД БАЗЕНА ВЕСЬМА ЕГО ЗАБАВЛЯЕТ: БЫВШИЙ СЛУГА АРАМИСА КАК-ТО ВЕСЬ ОПЛЫЛ, СТАЛ ТИПИЧНЫМ СЛУЖИТЕЛЕМ КУЛЬТА. МЕЖДУ ТОЛСТЫМИ ЩЕКАМИ ЕДВА ТОРЧИТ НОС, МЕШКИ ВОКРУГ ГЛАЗ ПОЧТИ ПРЯЧУТ ГЛАЗА-ЩЕЛОЧКИ, ВОЛОСЫ ОСТРИЖЕНЫ ПО-ЦЕРКОВНОМУ, ЗАКРЫВАЯ ПОЛНОСТЬЮ НИЗКИЙ ЛОБ. В РУКАХ У НЕГО ПАЛОЧКА ДЛЯ ЗАЖИГАНИЯ СВЕЧЕЙ, И ОН ДЕРЖИТ ЕЕ КАК МАРШАЛЬСКИЙ ЖЕЗЛ. ВО ВСЕМ ЕГО ОБЛИКЕ ЧТО-ТО ЕЛЕЙНО-ПОПОВСКОЕ. ОБЕДНЯ ЗАКОНЧИЛАСЬ И ВСЕ ПРЕКЛОНИЛИ КОЛЕНИ. СВЯЩЕННИК ПРОШЕЛ МИМО ЛЕЙТЕНАНТА, И ТОТ УВИДЕЛ, ЧТО СЛУЖБУ ВЕЛ КОАДЪЮТОР ГОНДИ. ПРОЦЕССИЮ ЗАМЫКАЛ БАЗЕН, И Д'АРТАНЬЯН УХВАТИЛ ЕГО ЗА ПОЛУ. БАЗЕН ВЫНУЖДЕН БЫЛ ОСТАНОВИТЬСЯ.

БАЗЕН: ГОСПОДИН Д'АРТАНЬЯН! VADE RETRO, SATANAS!
Д'АРТАНЬЯН: (СО СМЕХОМ) ОТЛИЧНО, МИЛЫЙ БАЗЕН! ВОТ КАК ВЫ ВСТРЕЧАЕТЕ СТАРОГО ДРУГА!
БАЗЕН: СУДАРЬ, ИСТИННЫЕ ДРУЗЬЯ ЭТО ТЕ, КТО СПОСПЕШЕСТВУЮТ СПАСЕНИЮ, А НЕ ТЕ, КТО ОТВРАЩАЮТ ОТ НЕГО.
Д'АРТАНЬЯН: Я МЕШАЛ ВАШЕМУ СПАСЕНИЮ?
БАЗЕН: Я ГОВОРЮ О МОЕМ ГОСПОДИНЕ: ИЗ-ЗА ВАС ОН СЛУЖИЛ В МУШКЕТЕРАХ, ХОТЯ ЧУВСТВОВАЛ ПЛАМЕННОЕ ПРИЗВАНИЕ К ЦЕРКВИ.
Д'АРТАНЬЯН: (С ПОКАЯННЫМ ВИДОМ) Я С ГОДАМИ ОЧЕНЬ ПЕРЕМЕНИЛСЯ И ХОТЕЛ БЫ, ЧТОБЫ И ВАШ ГОСПОДИН ПОМОГ МНЕ СВОИМИ СОВЕТАМИ, КАК ПРИЙТИ К СПАСЕНИЮ. КАК МНЕ ЕГО НАЙТИ?
БАЗЕН: (ВСПЛЕСНУВ РУКАМИ) НАЙТИ, ЧТОБЫ СНОВА УВЛЕЧЬ ЕГО В МИР? ПО СЧАСТЬЮ, Я НЕ ЗНАЮ, ГДЕ ОН, ТАК КАК НАХОДЯСЬ В СВЯТОМ МЕСТЕ, Я НИКОГДА БЫ НЕ РЕШИЛСЯ СОЛГАТЬ.
Д'АРТАНЬЯН: НО Я ЖЕ СПРАШИВАЮ ВАС НЕ ОБ АРАМИСЕ, А ОБ АББАТЕ Д'ЭРБЛЕ!
БАЗЕН: СУДАРЬ, Я НИЧЕМ ВАМ ПОМОЧЬ НЕ МОГУ. ПРАВДА ТО, ЧТО Я НЕ ИМЕЮ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ, ГДЕ ГОСПОДИН АББАТ ПРЕБЫВАЕТ. БОГОМ ВАМ КЛЯНУСЬ, НЕ ИМЕЮ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ!
Д'АРТАНЬЯН: ХОРОШО, РАЗ ВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НЕ ЗНАЕТЕ НИЧЕГО О СВОЕМ ХОЗЯИНЕ, ВОТ ВАМ ПОЛПИСТОЛЯ, И РАССТАНЕМСЯ ДРУЗЬЯМИ. ВЫПЕЙТЕ ЗА МОЕ ЗДОРОВЬЕ!
БАЗЕН: (ВЕЛИЧЕСТВЕННО ОТСТРАНЯЯ РУКУ Д'АРТАНЬЯНА) Я НЕ ПЬЮ, СУДАРЬ! ЭТО ПРИСТАЛО ЛИШЬ МИРЯНАМ!
Д'АРТАНЬЯН: (ВЫПУСКАЯ ПОЛУ ОДЕЯНИЯ БАЗЕНА) НЕПОДКУПНЫЙ! НУ И НЕ ВЕЗЕТ ЖЕ МНЕ.

БАЗЕН ПОСПЕШНО РЕТИРУЕТСЯ В РИЗНИЦУ И ТЩАТЕЛЬНО ЗАПИРАЕТ ЗА СОБОЙ ДВЕРЬ, А МУШКЕТЕР, ОСТАВШИСЬ НИ С ЧЕМ, ПРОДОЛЖАЕТ В УПОР СМОТРЕТЬ НА ЭТУ ЗАТВОРИВШУЮСЯ ДВЕРЬ. ОН ЖДЕТ, ЧТО БАЗЕН СТАНЕТ ПРОВЕРЯТЬ, НЕ УШЕЛ ЛИ МУШКЕТЕР. КАМЕРА ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ НА ПЛЕЧЕ ЛЕЙТЕНАНТА: ЧЬЯ-ТО РУКА В ЧЕРНОЙ ПЕРЧАТКЕ ОСТОРОЖНО КАСАЕТСЯ ЕГО ПЛЕЧА, ОН РЕЗКО ОБОРАЧИВАЕТСЯ – НА НЕГО СМОТРИТ УЛЫБАЮЩИЙСЯ РОШФОР, ПРИЛОЖИВШИЙ, В ЗНАК МОЛЧАНИЯ, ПАЛЕЦ К ГУБАМ.

Д'АРТАНЬЯН: (ВПОЛГОЛОСА) ВЫ ЗДЕСЬ, ДОРОГОЙ РОШФОР?
РОШФОР: ШШ… ВЫ ЗНАЛИ, ЧТО Я ОСВОБОДИЛСЯ?
Д'АРТАНЬЯН: ИЗ ПЕРВЫХ РУК: ОТ ПЛАНШЕ.
РОШФОР: ОТ ПЛАНШЕ?
Д'АРТАНЬЯН: ВЕДЬ ЭТО ОН ВАС СПАС.
РОШФОР: ВОТ ЛУЧШЕЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО, ЧТО СДЕЛАННОЕ БЛАГОДЕЯНИЕ НИКОГДА НЕ ПРОПАДАЕТ ДАРОМ. НЕ ЗРЯ МНЕ ПОКАЗАЛОСЬ, ЧТО ЭТО БЫЛ ОН.
Д'АРТАНЬЯН: А ЧТО ВЫ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕТЕ?
РОШФОР: ПРИШЕЛ ВОЗБЛАГОДАРИТЬ ГОСПОДА ЗА СВОЕ СЧАСТЛИВОЕ ОСВОБОЖДЕНИЕ.
Д'АРТАНЬЯН: (ЛУКАВО) ТОЛЬКО ЛИ?
РОШФОР: ХОЧУ ПОСОВЕТОВАТЬСЯ С ГОСПОДИНОМ КОАДЪЮТОРОМ, КАК ЛУЧШЕ НАСОЛИТЬ МАЗАРИНИ.
Д'АРТАНЬЯН: (КАЧАЯ ГОЛОВОЙ) РОШФОР, ВЫ СУМАСШЕДШИЙ! ВАС ОПЯТЬ УПРЯЧУТ В ТЮРЬМУ.
РОШФОР: НУ, НЕТ, Я ПОЗАБОЧУСЬ ОБ ЭТОМ! Я ПОЕДУ ПУТЕШЕСТВОВАТЬ ПО ПРОВИНЦИИ.
Д'АРТАНЬЯН: Я ЕДУ ТОЖЕ.
РОШФОР: А МОЖНО СПРОСИТЬ, КУДА?
Д'АРТАНЬЯН: НА РОЗЫСКИ ТЕХ САМЫХ ДРУЗЕЙ, О КОТОРЫХ МЫ С ВАМИ ГОВОРИЛИ: АТОСА, ПОРТОСА И АРАМИСА.
РОШФОР: ЧЕСТНОЕ СЛОВО, ЭТО ЗАБАВНО. УЖ НЕ ПО ПОРУЧЕНИЮ ЛИ КАРДИНАЛА?
Д'АРТАНЬЯН): (УЛЫБАЯСЬ) ИМЕННО! К НЕСЧАСТЬЮ, Я НЕ ЗНАЮ, ГДЕ ОНИ.
РОШФОР: ДАЙТЕ МНЕ НЕДЕЛЮ, И Я НАЙДУ ВАМ ИХ АДРЕСА.
Д'АРТАНЬЯН: НЕДЕЛЯ, ЭТО СЛИШКОМ МНОГО: У МЕНЯ ВСЕГО ТРИ ДНЯ.
РОШФОР: ЗА ТРИ ДНЯ НЕ УСПЕТЬ: ФРАНЦИЯ ВЕЛИКА.
Д'АРТАНЬЯН: ЕСТЬ СЛОВО "НАДО". С НИМ МНОГОЕ МОЖНО СДЕЛАТЬ.
РОШФОР: А КОГДА ВЫ НАЧНЕТЕ ПОИСКИ?
Д'АРТАНЬЯН: УЖЕ НАЧАЛ.
РОШФОР: В ДОБРЫЙ ЧАС!
Д'АРТАНЬЯН: А ВАМ – СЧАСТЛИВОГО ПУТИ.
РОШФОР: ЗАБАВНО БУДЕТ, ЕСЛИ МЫ ВСТРЕТИМСЯ В ПУТИ: У СУДЬБЫ МНОГО ПРИЧУД.
Д'АРТАНЬЯН: (С УЛЫБКОЙ ОТКЛАНИВАЕТСЯ) ЭТО ВРЯД ЛИ.
РОШФОР: ТОГДА ПРОЩАЙТЕ. (СПОХВАТЫВАЕТСЯ) ДА, ВОТ ЕЩЕ ЧТО: ЕСЛИ КАРДИНАЛ ВСПОМНИТ ОБО МНЕ, ПЕРЕДАЙТЕ ЕМУ, ЧТО ОН СКОРО УВИДИТ, ТАК ЛИ Я СТАР ДЛЯ ДЕЛА, КАК ОН ДУМАЕТ.

Д'АРТАНЬЯН ПРОВОДИЛ ЕГО ВЗГЛЯДОМ И ПЕЧАЛЬНОЙ УЛЫБКОЙ, А ОБЕРНУВШИСЬ, УВИДЕЛ ВОЗБУЖДЕННО РАЗМАХИВАЮЩЕГО РУКАМИ БАЗЕНА, КОТОРЫЙ ГОВОРИЛ С КЛЮЧАРЕМ. Д'АРТАНЬЯН ПРОСКОЛЬЗНУЛ МИМО СОБЕСЕДНИКОВ И СПРЯТАЛСЯ ЗА УГЛОМ. МУШКЕТЕР НЕЗАМЕТНО ПРОСЛЕДОВАЛ ЗА БАЗЕНОМ ДО ДОМА, ГДЕ ТОТ, СКОРЕЕ ВСЕГО, И ЖИЛ. ТАМ Д'АРТАНЬЯН ЗАШЕЛ В КАБАЧОК НАПРОТИВ И ЗАКАЗАЛ ГЛИНТВЕЙН. МАЛЬЧУГАН ЛЕТ ДВЕНАДЦАТИ, ОГНЕННО-РЫЖИЙ, ЛОХМАТЫЙ, С КОНОПУШКАМИ НА ФИЗИОНОМИИ, ТОТ САМЫЙ, КОТОРОГО МУШКЕТЕР ВИДЕЛ УЖЕ В СОБОРЕ В ОБЛАЧЕНИИ ЦЕРКОВНОГО СЛУЖКИ, КРУТИЛСЯ ОКОЛО ГАСКОНЦА С УМИЛЬНОЙ РОЖИЦЕЙ.

Д'АРТАНЬЯН: ТАК ТЫ, ПОСТРЕЛ, УСПЕВАЕШЬ И БОГУ ХВАЛУ ВОЗНОСИТЬ, И СВОЙ КАРМАН НЕ ЗАБЫТЬ?
ФРИКЕ: ОТ ШЕСТИ ДО ДЕВЯТИ Я СЛУЖУ БОГУ, А С ДЕВЯТИ ДО ПОЛУНОЧИ – СЛУЖУ СВОЕМУ КАРМАНУ.
Д'АРТАНЬЯН: А КАК ЗОВУТ ТЕБЯ, ПОСТРЕЛ?
ФРИКЕ: ФРИКЕ, К ВАШИМ УСЛУГАМ, ГОСПОДИН ОФИЦЕР.
Д'АРТАНЬЯН: К МОИМ УСЛУГАМ? НУ, ТОГДА СКАЖИ, ЗНАКОМ ЛИ ТЕБЕ ЭТОТ ТОЛСТЯК, ЧТО САДИТСЯ СЕЙЧАС НА КОНЯ ВОН У ТОЙ ДВЕРИ. (КИВАЕТ В СТОРОНУ БАЗЕНА)
ФРИКЕ: ЕЩЕ БЫ! ЭТО НАШ ПРИЧЕТНИК.
Д'АРТАНЬЯН: А КУДА ЭТО ОН СОБРАЛСЯ?
ФРИКЕ: А ПОЧЕМ Я ЗНАЮ!
Д'АРТАНЬЯН: (ПОКАЗЫВАЯ ЕМУ МОНЕТУ) ДАМ ПОЛПИСТОЛЯ, ЕСЛИ УЗНАЕШЬ.
ФРИКЕ: (С ЗАГОРЕВШИМИСЯ ГЛАЗАМИ) ПОЛПИСТОЛЯ? А НЕ ОБМАНИТЕ?
Д'АРТАНЬЯН: СЛОВО ОФИЦЕРА!
ФРИКЕ: Я СПРОШУ У НЕГО!
Д'АРТАНЬЯН: ТАК ТЫ У НЕГО НИЧЕГО НЕ УЗНАЕШЬ. ПУСТЬ ОН УЕДЕТ, А ТОГДА СПРАШИВАЙ, ВЫПЫТЫВАЙ, РАЗУЗНАВАЙ. ПОЛПИСТОЛЯ ТУТ. (КЛАДЕТ МОНЕТУ В КАРМАН)

БАЗЕН ТРОНУЛСЯ В ПУТЬ, ПОДГОНЯЯ ЛОШАДЬ УДАРАМИ ЗОНТИКА, КОТОРЫМ ОН ВООРУЖИЛСЯ ВМЕСТО ХЛЫСТА, А ФРИКЕ, ОБОЖДАВ, ПОКА ОН ЗАВЕРНЕТ ЗА УГОЛ, КИНУЛСЯ ПО СЛЕДУ. Д'АРТАНЬЯН ПОЛУЧИЛ СВОЙ ГЛИНТВЕЙН И СПОКОЙНО ПИЛ ЕГО МАЛЕНЬКИМИ ГЛОТКАМИ. ФРИКЕ ВЕРНУЛСЯ МИНУТ ЧЕРЕЗ ПЯТЬ, КРАСНЫЙ И ЗАДЫХАЮЩИЙСЯ ОТ БЫСТРОГО БЕГА.

ФРИКЕ: ГОТОВО, Я ВСЕ ЗНАЮ.
Д'АРТАНЬЯН: КУДА ЖЕ ОН ПОЕХАЛ?
ФРИКЕ: А ПРО ПОЛПИСТОЛЯ ВЫ НЕ ЗАБЫЛИ?
Д'АРТАНЬЯН: КОНЕЧНО, НЕТ. ГОВОРИ СКОРЕЙ.
ФРИКЕ: ПОКАЖИТЕ МОНЕТУ. ОНА НЕ ФАЛЬШИВАЯ? (ВНИМАТЕЛЬНО РАССМОТРЕЛ МОНЕТУ, КОТОРУЮ МУШКЕТЕР НЕ ВЫПУСТИЛ ИЗ РУК) ХОЗЯИН, БАРИН ПРОСИТ РАЗМЕНЯТЬ ДЕНЬГИ. (РАЗМЕНЯВ МОНЕТУ, ФРИКЕ ПОЛОЖИЛ МЕЛОЧЬ К СЕБЕ В КАРМАН) НУ, ВОТ…
Д'АРТАНЬЯН: (НАБЛЮДАВШИЙ С УЛЫБКОЙ ВЕСЬ ПРОЦЕСС С РАЗМЕНОМ) НУ, ТАК КУДА ОН ПОЕХАЛ?
ФРИКЕ: В НУАЗИ. ОН ВСЕГДА БЕРЕТ ЛОШАДЬ МЯСНИКА, КОГДА ЕДЕТ КУДА-ТО. ВОТ Я И ПОДУМАЛ, ЧТО МЯСНИК ЕМУ НЕ ДАСТ МЕРИНА, ЕСЛИ НЕ УЗНАЕТ, КУДА БАЗЕН СОБРАЛСЯ. Я СПРОСИЛ МЯСНИКА, И ОН ОТВЕТИЛ, ЧТО В НУАЗИ. БАЗЕН ЕЗДИТ ТУДА ДВА-ТРИ РАЗА В МЕСЯЦ.
Д'АРТАНЬЯН: ТЫ ЗНАЕШЬ НУАЗИ? НЕТ ЛИ ТАМ МОНАСТЫРЯ?
ФРИКЕ: ЕЩЕ КАКОЙ! ИЕЗУИТСКИЙ! А ЧТО, ГОСПОДИН ОФИЦЕР, МОЖЕТ, МНЕ УДАСТСЯ ЗАРАБОТАТЬ ЕЩЕ ПОЛПИСТОЛЯ?
Д'АРТАНЬЯН: ВОЗМОЖНО. (И, ДОВОЛЬНЫЙ РЕЗУЛЬТАТОМ, ОН КИНУЛ ХОЗЯИНУ МОНЕТУ ЗА ГЛИНТВЕЙН, КОТОРЫЙ ОН ЕДВА ОТПИЛ, И ПОСПЕШИЛ ДОМОЙ.)

Д'АРТАНЬЯН С ПЛАНШЕ, КОТОРЫЙ БЕЗ БОРОДЫ И УСОВ ЛАВОЧНИКА, И В КАКИХ-ТО НЕМЫСЛИМЫХ ОБНОСКАХ БЫЛ СОВСЕМ НЕУЗНАВАЕМ, ОТДЫХАЛИ В ПРИДОРОЖНОМ КАБАЧКЕ ПО ПУТИ В НУАЗИ-ЛЕ-СЕК. КАБАЧОК БЫЛ ПОЛОН КАКИХ-ТО ПОДОЗРИТЕЛЬНЫХ ЛИЧНОСТЕЙ, КОТОРЫЕ ПИЛИ, ИГРАЛИ В КАРТЫ И ПЕРЕГОВАРИВАЛИСЬ ВПОЛГОЛОСА. ПОТОМ ПОЯВИЛСЯ КАКОЙ-ТО ТИП, КОТОРЫЙ ПРИНЯЛСЯ ДАВАТЬ НАСТАВЛЕНИЯ ПО ВСТРЕЧЕ КАКОГО-ТО ГОСПОДИНА, КОТОРЫЙ БУДЕТ ПЕРЕОДЕТ. ТИПА НАЗЫВАЛИ МОНСЕНЬОРОМ. Д'АРТАНЬЯН НЕ СТАЛ ВНИКАТЬ В РАЗГОВОР, ЗАТО ПЛАНШЕ СЛУШАЛ, И ОЧЕНЬ ВНИМАТЕЛЬНО. О ЧЕМ И ДОЛОЖИЛ СВОЕМУ СПУТНИКУ. ОНИ КАК РАЗ ЕХАЛИ ЛЕСОМ, И ХРАБРЫЙ ПЛАНШЕ, ВНАЧАЛЕ ДЕРЖАВШИЙ ДИСТАНЦИЮ В ЛОШАДИНЫЙ КОРПУС ИЗ ПОЧТИТЕЛЬНОСТИ, ПОД ВОЗДЕЙСТВИЕМ ПЛЯШУЩИХ ТЕНЕЙ И ТЕМНОТЫ ПЕРЕБРАЛСЯ ПОБЛИЖЕ К МУШКЕТЕРУ. ТЕПЕРЬ ОНИ ЕХАЛИ НЕСПЕШНОЙ РЫСЬЮ, И СОВСЕМ РЯДОМ.

ПЛАНШЕ: БЬЮСЬ ОБ ЗАКЛАД, СУДАРЬ, ЧТО ВЫ ДУМАЕТЕ О ТОМ ЖЕ, ЧТО И Я.
Д'АРТАНЬЯН: ВРЯД ЛИ, ПЛАНШЕ. А О ЧЕМ ТЫ ДУМАЕШЬ?
ПЛАНШЕ: Я ДУМАЮ О ТЕХ ПОДОЗРИТЕЛЬНЫХ ЛИЧНОСТЯХ, ЧТО МЫ ВИДЕЛИ В ХАРЧЕВНЕ.
Д'АРТАНЬЯН: ТЫ ОСТОРОЖЕН, КАК ВСЕГДА.
ПЛАНШЕ: ЭТО ИНСТИНКТ, СУДАРЬ, И ОН ГОВОРИТ МНЕ, ЧТО НАМЕРЕНИЯ У НИХ НЕДОБРЫЕ. ВЫ ВИДЕЛИ ЧЕЛОВЕКА, ЗАКУТАННОГО В ПЛАЩ?
Д'АРТАНЬЯН: ДА.
ПЛАНШЕ: ТАК ВОТ, К НЕМУ ОБРАЩАЛИСЬ "ПРИНЦ". А ПОДЖИДАЛИ ОНИ КОГО-ТО, КТО ЕДЕТ В СОПРОВОЖДЕНИИ СЛУГИ В НУАЗИ, И ЕДЕТ ПЕРЕОДЕТЫМ.
Д'АРТАНЬЯН: А КАКОЕ ЭТО ИМЕЕТ ОТНОШЕНИЕ К НАМ?
ПЛАНШЕ): (РАССУДИТЕЛЬНО) А РАЗВЕ МЫ НЕ ЕДЕМ В НУАЗИ? РАЗВЕ НА ВАС НАДЕТ СЕЙЧАС МУШКЕТЕРСКИЙ ПЛАЩ, А Я – НЕ ВАШ СЛУГА?
Д'АРТАНЬЯН: УСПОКОЙСЯ, ПЛАНШЕ, МЕНЯ УЖЕ ДАВНО НЕ ИЩУТ ПРИНЦЫ. А СЛАВНОЕ ТО БЫЛО ВРЕМЯ. (ВЗДЫХАЕТ) УВЫ, МЫ НЕ НУЖНЫ ТЕМ ЛЮДЯМ.
ПЛАНШЕ: ВЫ УВЕРЕНЫ, СУДАРЬ?
Д'АРТАНЬЯН: (С НОВЫМ ВЗДОХОМ) РУЧАЮСЬ.

В ТИШИНЕ И МОЛЧА ОНИ ЕХАЛИ ЕЩЕ КАКОЕ-ТО ВРЕМЯ, НО, ВСКОРЕ, ДО НИХ ДОНЕСЛИСЬ КАКИЕ-ТО ГОЛОСА И ЛОШАДИНОЕ РЖАНИЕ. НЕПОДАЛЕКУ БЫЛ МНОГОЧИСЛЕННЫЙ ОТРЯД.

Д'АРТАНЬЯН: НАШИ МОЛОДЦЫ ВЫСТУПИЛИ В ПОХОД, НО НАС ЭТО НЕ КАСАЕТСЯ. ЕДЕМ ДАЛЬШЕ.

ВПЕРЕДИ ПОЯВИЛИСЬ ПЕРВЫЕ ДОМА НУАЗИ, ОСТРОВЕРХИЕ КРЫШИ ВЫДЕЛЯЛИСЬ НА ФОНЕ ТЕМНОГО НЕБА ПЛОТНЫМИ СИЛУЭТАМИ, А ИЗ-ПОД НОГ ЛОШАДЕЙ, ЗАСТАВЛЯЯ ИХ НЕРВНО ВЗДРАГИВАТЬ, С ПРОНЗИТЕЛЬНЫМ МЯУКАНЬЕМ ВЫЛЕТАЛИ КОШКИ. ЗА ОГРОМНЫМИ ЛИПАМИ, ЧЬИ ВЕТКИ КАСАЛИСЬ СТЕН, ВИДНЕЛСЯ ВЕЛИЧЕСТВЕННЫЙ ДОМ – ДВОРЕЦ АРХИЕПИСКОПА.

Д'АРТАНЬЯН: (ТИХО) ЭТО, НАВЕРНОЕ, И ЕСТЬ ДВОРЕЦ, В КОТОРОМ ЖИВЕТ ГЕРЦОГИНЯ ДЕ ЛОНГВИЛЬ. А ГДЕ ЖЕ МОНАСТЫРЬ?
ПЛАНШЕ: Я ЗНАЮ, ГДЕ - В КОНЦЕ ДЕРЕВНИ.
Д'АРТАНЬЯН: ТАК СКАЧИ ТУДА, ПОСМОТРИ, МОЖЕТ ТАМ ХОТЬ В ОДНОМ ОКОШКЕ ЕСТЬ СВЕТ, А Я ПОКА ПОДТЯНУ ПОДПРУГУ У КОНЯ. (СОСКАКИВАЕТ НА ЗЕМЛЮ И ВОЗИТСЯ С ЛОШАДЬЮ, ОДНОВРЕМЕННО ПРЯЧАСЬ ЗА НЕЕ)
ПЛАНШЕ: (ВЕРНУВШИСЬ) ТАМ СВЕТ ТОЛЬКО В ОКНЕ, ЧТО ВЫХОДИТ В ПОЛЕ.
Д'АРТАНЬЯН: ЕСЛИ БЫ Я БЫЛ ФРОНДЕР, МЫ БЫ ПОЛУЧИЛИ НОЧЛЕГ И УЖИН В ЗАМКЕ. БУДЬ Я МОНАХ, НАС БЫ ПРИЮТИЛИ В МОНАСТЫРЕ. А ТАК, МЫ, СКОРЕЕ ВСЕГО, ЗАНОЧУЕМ МЕЖДУ ЗАМКОМ И МОНАСТЫРЕМ, УМИРАЯ ОТ ЖАЖДЫ И ГОЛОДА.
ПЛАНШЕ: КАК БУРИДАНОВ ОСЕЛ. А НЕ ПОСТУЧАТЬСЯ ЛИ НАМ?
Д'АРТАНЬЯН: ЕДИНСТВЕННЫЙ ОГОНЕК ПОГАС.
ПЛАНШЕ: (УКАЗЫВАЯ В СТОРОНУ) СЛЫШИТЕ?
Д'АРТАНЬЯН: В САМОМ ДЕЛЕ, ЧТО ЗА ШУМ?

ИЗ БЛИЖАЙШИХ ПЕРЕУЛКОВ ВЫЛЕТЕЛИ ДВА ОТРЯДА ВСАДНИКОВ И ТУТ ЖЕ ВЗЯЛИ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ В КОЛЬЦО. Д'АРТАНЬЯН ВЫХВАТИЛ ШПАГУ И СПРЯТАЛСЯ ЗА ЛОШАДЬ, ПЛАНШЕ СОСКОЧИЛ НА ЗЕМЛЮ И ВЫСТАВИЛ ЛОШАДЬ ПЕРЕД СОБОЙ.

Д'АРТАНЬЯН: ОГО! ОНИ И ВПРЯМЬ ДОБИРАЮТСЯ ДО НАС! ТЫ БЫЛ ПРАВ.
ГОЛОСА: ВОТ ОН! ПОПАЛСЯ!
КОМАНДНЫЙ ГОЛОС: НЕ УПУСТИТЕ!
Д'АРТАНЬЯН: (С ПОДЧЕРКНУТЫМ АКЦЕНТОМ ГАСКОНЦА) ЭЙ, ЧЕГО ВЫ ХОТИТЕ? ЧТО ВАМ НАДО?
ГОЛОСА: СЕЙЧАС УЗНАЕШЬ!
КОМАНДИР: СТОЙТЕ! ЭТО НЕ ЕГО ГОЛОС! СТОЙТЕ, ГОВОРЯТ ВАМ!
Д'АРТАНЬЯН: ЧТО ВЫ ТУТ, В НУАЗИ, ВСЕ ПЕРЕБЕСИЛИСЬ? ПРЕДУПРЕЖДАЮ: ПЕРВОМУ, КТО ПРИБЛИЗИТСЯ КО МНЕ НА ДЛИНУ ШПАГИ, Я РАСПОРЮ БРЮХО.
КОМАНДИР: (ПРИБЛИЖАЯСЬ) ЧТО ВЫ ТУТ ДЕЛАЕТЕ?
Д'АРТАНЬЯН: А ВЫ?
КОМАНДИР: ПОВЕЖЛИВЕЕ! ЕСЛИ Я СЕБЯ И НЕ НАЗЫВАЮ, Я ВСЕ ЖЕ ТРЕБУЮ, ЧТОБЫ ВЫ БЫЛИ ПОЧТИТЕЛЬНЫ К МОЕМУ САНУ.
Д'АРТАНЬЯН: БОИТЕСЬ НАЗВАТЬ СЕБЯ, ПОТОМУ ЧТО КОМАНДУЕТЕ РАЗБОЙНИЧЬЕЙ ШАЙКОЙ? НУ А МНЕ, МИРНОМУ ПУТЕШЕСТВЕННИКУ, НЕ СТРАШНО НАЗВАТЬ СЕБЯ. ЗНАЕТЕ ВЫ Д'АРТАНЬЯНА?
КОМАНДИР: ЛЕЙТЕНАНТА КОРОЛЕВСКИХ МУШКЕТЕРОВ? ТАК ЭТО ВЫ ПРИЕХАЛИ ЗАЩИЩАТЬ ЕГО?
Д'АРТАНЬЯН: КОГО "ЕГО"?
КОМАНДИР: ТОГО, КОГО МЫ ИЩЕМ! ЭТО ЕГО ВЫ ПОДЖИДАЛИ ЗДЕСЬ?
Д'АРТАНЬЯН: (ПОЖИМАЯ ПЛЕЧАМИ) Я ДУМАЛ, ЭТО НУАЗИ, А ЭТО КАКОЕ-ТО ЦАРСТВО ЗАГАДОК. Я НИКОГО НЕ ЖДУ, И НИКОГО НЕ СОБИРАЮСЬ ЗАЩИЩАТЬ, КРОМЕ СЕБЯ. НО, ПРЕДУПРЕЖДАЮ, СЕБЯ Я БУДУ ЗАЩИЩАТЬ ВСЕРЬЕЗ!
КОМАНДИР: (С ДОСАДОЙ) ХОРОШО, ТОЛЬКО УХОДИТЕ ОТСЮДА, ОЧИСТИТЕ НАМ МЕСТО.
Д'АРТАНЬЯН: ХА! ЭТО НЕ ТАК ПРОСТО СДЕЛАТЬ: МЫ ИЗНЕМОГАЕМ ОТ УСТАЛОСТИ И ГОЛОДА. МОЖЕТ, ВЫ НАМ ЧТО-ТО ПРЕДЛОЖИТЕ ПОБЛИЗОСТИ?
КОМАНДИР: МОШЕННИК!
Д'АРТАНЬЯН: ЭЙ, СУДАРЬ, ПООСТОРОЖНЕЕ В ВЫРАЖЕНИЯХ, НЕ ТО Я НЕ ПОСМОТРЮ НА ВАШ ТИТУЛ И ВОБЬЮ ВАМ ВАШИ СЛОВА ОБРАТНО В ГЛОТКУ!
КОМАНДИР: ДА, ТУТ УЖ НЕ ОШИБЕШЬСЯ: ГОВОРИТ ГАСКОНЕЦ! НА ЭТОТ РАЗ НЕ УДАЛОСЬ! ЕДЕМ! МЫ С ВАМИ ЕЩЕ ВСТРЕТИМСЯ, ГОСПОДИН Д'АРТАНЬЯН!
Д'АРТАНЬЯН: НО ДНЕМ, И КОГДА ВЫ БУДЕТЕ ОДИН!

ОТРЯД, РУГАЯСЬ И ПЕРЕКЛИКАЯСЬ, ИСЧЕЗ, ПЛАНШЕ И Д'АРТАНЬЯН ВЛОЖИЛИ ШПАГИ В НОЖНЫ.

Д'АРТАНЬЯН: НИЧЕГО НЕ ОСТАЕТСЯ, КАК ПОПРОСИТЬСЯ НА НОЧЛЕГ В МОНАСТЫРЬ. ЕДЕМ, ПЛАНШЕ. (САДИТСЯ НА КОНЯ)

ПЛАНШЕ ТОЛЬКО СОБИРАЕТСЯ СДЕЛАТЬ ТО ЖЕ САМОЕ, КАК ВДРУГ, ОТКУДА-ТО СВЕРХУ, С БЛИЖАЙШЕГО ДЕРЕВА, НА ЕГО ЛОШАДЬ СВАЛИВАЕТСЯ НЕОЖИДАННАЯ ТЯЖЕСТЬ.

ПЛАНШЕ: ЭЙ, СУДАРЬ, СЗАДИ МЕНЯ КТО-ТО СИДИТ!
Д'АРТАНЬЯН: (ХВАТАЯСЬ ЗА ШПАГУ) НАС САМ ЧЕРТ ПРЕСЛЕДУЕТ!
АРАМИС: НЕТ, МИЛЫЙ Д'АРТАНЬЯН! ЭТО НЕ ЧЕРТ, ЭТО Я, АРАМИС! ПЛАНШЕ, СКАЧИ ГАЛОПОМ, И В КОНЦЕ ДЕРЕВНИ СВЕРНИ НАЛЕВО!

 Отправлено: 16.06.18 10:40. Заголовок: Прошу прощения, у ме..

Прошу прощения, у меня то ли Ворд, то ли комп, а то и оба - взбесились. Так что, хоть на Ворде я и добилась относительно нормального текста, тут он получился огромный и без заглавных букв.

 Отправлено: 16.06.18 11:49. Заголовок: Стелла, у вас, навер..

Стелла, у вас, наверное, был включен caps lock, от этого и такие буквы.

 Отправлено: 16.06.18 12:25. Заголовок: anemonic , я долго м..

 Отправлено: 04.07.18 22:17. Заголовок: Глава 10,11. Д'..

Глава 10,11.

Д'Артаньян и Планше, с Арамисом за спиной, остановились у иезуитского монастыря. В темной стене приветливо светилось окно. Арамис соскользнул с конского крупа и, став под окном, трижды хлопнул в ладоши. Окно отворилось, и сверху что-то упало. Д'Артаньян присмотрелся: веревочная лестница. Арамис взялся за нижнюю ступеньку и обернулся к мушкетеру. Было темно, но гасконец готов был дать мизинец на отсечение, что аббат улыбается.

Арамис: Дорогой друг, если вам угодно подняться, я буду рад принять вас.
Д'Артаньян: (посмеиваясь) У вас так всегда входят в дом?
Арамис: После девяти вечера поневоле приходится, черт возьми! Монастырский устав очень строг!
Д'Артаньян: Мне почудилось, или вы и вправду чертыхнулись?
Арамис: (со смехом) Вполне возможно. Вы не представляете, какие скверные привычки приобретаешь в стенах монастыря, а уж о скверных манерах всех этих отцов, с которыми я вынужден жить, и говорить не стоит. Но что же вы не поднимаетесь?
Д'Артаньян: Ступайте вперед, а я за вами.
Арамис: (посмеиваясь) "Чтоб указать вам дорогу, Ваше величество", - как сказал покойный кардинал покойному королю. (взбирается наверх не хуже моряка, привыкшего лазить по вантам и реям)

Д'Артаньян полез, после некоторого колебания, за Арамисом, но с меньшей сноровкой. Такой спорт был ему внове. Арамис был уже наверху и протягивал ему руку. Д'Артаньян, с подавленным вздохом облегчения спрыгнул с подоконника в комнату и огляделся.

Арамис: Знай я, что вы окажете мне честь своим посещением, я бы позаботился о садовой лестнице. С меня же и такой хватает.
Голос Планше: Сударь, такой способ годится для людей, но не для лошадей.
Арамис: (перегнувшись через подоконник) Отведите их под навес, а потом вернетесь, три раза хлопнете в ладоши, и мы спустим вам съестного. С голоду у нас, черт возьми, еще никто не умирал. (втягивает лестницу и закрывает окно)

Д'Артаньян, тем временем, оглядывает место, куда он попал. Это не келья – это комната не то воина, не то столичного вертопраха. Стены оббиты шелком, четыре большие картины, изображающие четырех кардиналов-воинов: Ришелье, кардинала де Лоррена, кардинала ла Валетта и епископа Бордо в полном боевом вооружении. Повсюду дорогие ковры, в которых тонет нога, постель – с дорогим покрывалом и кружевами – где уж тут думать об умерщвлении плоти?

Арамис: (небрежно) Рассматриваете мою келью? Что делать? Живу, как монах-отшельник. (заметив, что д'Артаньян озирается, и сам начал осматриваться по сторонам) Что вы ищите?
Д'Артаньян: Не пойму, кто спустил нам лестницу. Не сама же она явилась.
Арамис: Ее спустил Базен. Но он у меня хорошо вымуштрован: увидел, что я возвращаюсь не один, и удалился из скромности. Садитесь, мой друг, потолкуем.

Друзья удобно устраиваются друг напротив друга, причем Арамис ставит свое кресло таким образом, чтобы оказаться в тени. Д'Артаньян его прием замечает и чуть смещает свое кресло. Теперь оба в одинаковом положении, и мушкетер улыбается про себя: Арамис все тот же.

Арамис: Прежде всего, вы отужинаете со мной, но не взыщите: у меня сегодня скудно – постный день и мы вас не ждали.
Д'Артаньян: Я с удовольствием принимаю ваше предложение, но неужели мне угрожает кревкерская яичница с "теобромом"?
Арамис: О, надеюсь, что с помощью божьей и Базена, мы найдем в кладовых у отцов-иезуитов кое-что получше шпината. Базен, подите сюда!

Дверь отворилась и на пороге появился Базен. Увидев д'Артаньяна, он издал вопль отчаяния. Мушкетер же, закинув ногу на ногу, довольно потер руки.

Д'Артаньян: Мой милый Базен, мне очень приятно видеть, с какой восхитительной уверенностью вы лжете даже в церкви!
Базен: Ложь дозволительна, как объясняют отцы-иезуиты, если лжешь с добрыми намерениями.
Арамис: (с некоторым недоумением выслушав обмен словесными ударами между другом и слугой и решив, что этого достаточно) Хорошо, хорошо, Базен! Мы умираем с голоду, поэтому подайте нам ужин и хорошего вина. И не забудьте вашего старого друга Планше: он внизу уже устал ждать ужина.
Д'Артаньян: (подождав, пока Базен выйдет из комнаты и закончив рассматривать келью и самого хозяина) Скажите мне, а откуда вы свалились на лошадь Планше?
Арамис: (лицемерно) Ох, сами понимаете – с неба!
Д'Артаньян: Не похоже, чтобы вы оттуда явились, или чтобы попали туда когда-нибудь.
Арамис: (самодовольно) Ну, если не с неба, так из Рая, а это почти то же.
Д'Артаньян: (невозмутимо) Наконец-то мудрецы определятся с местонахождением Рая; они помещали его и на горе Арарат, и между Тигром и Ефратом, а он в двух шагах: в Нуази-ле-Сек. Из него выходят через окно, цепляясь за ветви дерева, а стерегущий его архангел Гавриил сменил свое небесное имя на земное - принц Марсийак.
Арамис: (весело рассмеявшись) Вы всегда были веселым собеседником, а ваше гасконское остроумие вам не изменяет. Только не подумайте, что я влюблен в герцогиню де Лонгвиль!
Д'Артаньян: После герцогини де Шеврез отдать свое сердце ее смертельному врагу?!
Арамис: (совершенно спокойно) В свое время я очень любил эту милую герцогиню, и она была нам весьма полезна. Но Ришелье велел ее арестовать и препроводить в замок Лош; пожалуй, он смог бы ей и голову отрубить, как в иное время сделал это с Шале, Сен-Маром и Монморанси. Герцогиня, переодевшись мужчиной, вместе со своей горничной Кэтти сумела бежать. Говорят, у нее было в дороге презабавное приключение с деревенским священником, который, приняв ее за мужчину, предложил ей разделить с ним комнату. Она ведь изумительно ловко носила мужское платье, и я не знаю никого из дам, кому бы оно так шло. Не зря же про нее написали куплеты. Вы их слышали?
Д'Артаньян: Ни разу. Это песенка?
Арамис: Да. (поет с самым игривым видом)
Лабуассьер, скажи, на ком
Мужской наряд так впору?
Вы гарцуете верхом
Лучше нас без спору.
Она,
Как юный новобранец
Среди рубак и пьяниц,
Мила, стройна.
Д'Артаньян: (искренне) Браво! Вы все еще чудесно поете, и обедня не испортила вам голос!
Арамис: Дорогой мой, в бытность мою мушкетером, я изо всех сил старался нести поменьше караулов. Теперь же, став аббатом, я стараюсь служить как можно меньше обеден. Но вернемся к бедной герцогине.
Д'Артаньян: (прихлебывая вино) К которой?
Арамис: (смеясь) Разумеется, к де Шеврез; с де Лонгвиль у меня одни только шутки. Вы видели де Шеврез после ее возвращения из Брюсселя?
Д'Артаньян: Конечно! Она была все еще чертовски хороша.
Арамис: Я тоже тогда виделся с ней, дал ей кучу разумных советов, которыми она, разумеется, пренебрегла, бросившись в заговор Бофора. Как результат – ее в очередной раз выслали.
Д'Артаньян: Она получила разрешение вернуться.
Арамис: (с некоторой досадой) На этот раз я ее не видел: она сильно изменилась.
Д'Артаньян: Не то что вы, мой друг. Вы все тот же красавец Арамис!
Арамис: Не скажите! Я старею, мне скоро стукнет тридцать семь лет!
Д'Артаньян: (едва не расхохотавшись, но не сдержав улыбку) Раз уж мы встретились, давайте договоримся на будущее, кому сколько лет. Я был моложе вас на два-три года, а мне уже стукнуло сорок.
Арамис: (помрачнев) Да? Вы всегда были отличным математиком. Так по вашему счету мне уже сорок три года? (подавшись вперед и заговорщицким тоном) Не проболтайтесь об этом в отеле Рамбуйе: мне это может повредить!
Д'Артаньян: Я там не бываю.

Именно в это время появился Базен, которого Арамис встретил с негодованием.

Арамис: Живей, болван, поворачивайся! Мы умираем с голоду! Вы воображаете, что служите обедню, но если вы разучитесь чистить мою шпагу, я сложу костер из ваших икон и поджарю вас на нем!

Базен перекрестился бутылкой, а потрясенный д'Артаньян уставился во все глаза на аббата, не узнавая прежнего скромника и тихоню. Арамис же наслаждался произведенным впечатлением. Базен, тем временем, обильно уставил стол таким количеством соблазнительных блюд, что д'Артаньян не мог поверить своим глазам. В ярком свете множества вновь зажженных свечей переливался хрусталь графинов, оправленных в серебро хрустальных бокалов, искусно зажаренная птица, молочный поросенок, дичь – все это манило поскорее забыть обо всех заботах и воздать должное искусству Базена. На лице мушкетера ясно проступило сомнение.

Д'Артаньян: Вы кого-то ждали, Арамис?
Арамис: Я всегда готов принять гостя. К тому же Базен мне сообщил, что вы ищите меня. Видите ли, этот болван страшно боится, что вновь попав в общество мушкетера, я загублю свою душу.
Базен: (умоляюще сложив руки) О, сударь!
Арамис: Пожалуйста, без лицемерия! Вы знаете, что я этого не люблю. (заслышав хлопки в ладоши) Лучше позаботьтесь о Планше. Он из сил выбивается, напоминая о себе. А теперь давайте ужинать! (вооружается ножом и принимается разделывать птицу и дичь).

Какое-то время царит тишина: друзья налегают на ужин, поглядывая друг на друга. Наконец, д'Артаньян удовлетворенно откидывается в своем кресле и, промокнув усы салфеткой, берется за бокал.

Д'Артаньян: Черт возьми, как вы едите!
Арамис: Неплохо. А для постных дней у меня есть разрешение из Рима, которое мне выхлопотал коадъютор в виду моего слабого здоровья.
Д'Артаньян: (покачивая ногой с самым небрежным видом) Можно вам задать нескромный вопрос?
Арамис: Ну конечно: какие тайны между друзьями?
Д'Артаньян: Вы разбогатели?
Арамис: Нисколько. Так тысяч двенадцать в год, плюс пособие в тысячу экю.
Д'Артаньян: А чем вы зарабатываете эти деньги? Пишите стихи?
Арамис: Я давно бросил эти глупости. (заметив изумление на лице друга) Я пишу проповеди. Замечательные проповеди, по словам тех из моих собратьев, что мечтают сделаться великими ораторами. Написанное я им и продаю.
Д'Артаньян: Вас никогда не прельщала слава?
Арамис: Разумеется, прельщала, но моя натура одержала верх. Когда я на кафедре и на меня смотрит хорошенькая прихожанка, я сбиваюсь, и вместо того, чтобы говорить об адских муках, начинаю говорить о райском блаженстве. Так со мной и произошло в церкви в Маре. Некий дворянин рассмеялся мне в лицо, я остановил проповедь и заявил ему, что он дурак. Прихожане отправились за камнями, а я, тем временем, так настроил собрание, что камни полетели в дворянина. Наутро он заявился ко мне, думая, что имеет дело с обычным аббатом.
Д'Артаньян: (чуть не плача от смеха) А последствия?
Арамис: (улыбаясь) А вы и сами знаете.
Д'Артаньян: Так я был вашим секундантом по этому поводу? И что с ним стало?
Арамис: Точно не знаю, но отпущение грехов я ему дал. Достаточно убить тело, а душу губить не следует. (заметив в зеркале неодобрительную реакцию Базена) Базен, друг мой, отправляйтесь в свою комнату. Нам надо поговорить с господином д'Артаньяном.

Воцарилось молчание, но друзья изредка поглядывали друг на друга. Арамис все же был хозяином, он пригласил гостя и поддерживать разговор хотя бы на светском уровне был обязан.

Арамис: О чем вы думаете и чему улыбаетесь?
Д'Артаньян: Я думаю, что, когда вы были мушкетером, вы сильно смахивали на аббата, а теперь, став аббатом, сильно смахиваете на мушкетера.
Арамис: А так и есть. Человек – странное животное, состоящее из противоречий. Став аббатом, я только и мечтаю о сражениях.
Д'Артаньян: (старательно крутя головой ) У вас вся обстановка только об этом и говорит: сколько рапир, и на любой вкус! А вы не разучились фехтовать?
Арамис: Я сейчас фехтую не хуже вас в былое время, а может – и лучше. А чем мне еще здесь заниматься?
Д'Артаньян: А с кем?
Арамис: С превосходным учителем фехтования, который и живет здесь.
Д'Артаньян: В монастыре?
Арамис: Мой дорогой, это иезуитский монастырь: в нем можно встретить кого угодно.
Д'Артаньян: (подначивая друга) Так вы бы убили господина Марсильяка, будь он в одиночестве?
Арамис: Даже будь он вместе со своим отрядом! Но! Если бы я мог пустить в ход шпагу не будучи узнанным.
Д'Артаньян: (покачав ногой и рассматривая Арамиса сквозь стекло кубка) Итак, вы спрашиваете, для чего я вас разыскиваю?
Арамис: (лукаво) Я не спрашиваю, я жду, пока вы сам мне расскажите.
Д'Артаньян: Так вот, я хочу вам предоставить возможность разделаться с принцем, когда вам заблагорассудится.
Арамис (опустив глаза) Это мысль.
Д'Артаньян: Положа руку на сердце: на данную минуту вы богаты? Только откровенно!
Арамис: Богат? Нищ, как Иов! Если по карманам и ящикам вы наскребете больше сотни пистолей – это будет удача.
Д'Артаньян: (строит гримасу, которая означает: " сто пистолей – это нищета?") Но вы честолюбивы?
Арамис: Как Энкелад!
Д'Артаньян: Я привез вам возможность стать богатым, влиятельным и независимым в своих действиях. Но прежде всего один вопрос: вы занимаетесь политикой?

Говоря эти слова д'Артаньян смотрел прямо в глаза Арамису. В глаза, в которых на мгновение вспыхнула молния. Арамис тут же опустил ресницы, но не позволил дрогнуть руке, державшей кубок с вином. Уста же лениво уронили: "О нет, боже мой!"
Д'Артаньян: Тогда любое предложение будет вам на руку.
Арамис: Возможно.
Д'Артаньян: (мечтательно) Вспоминаете ли вы нашу молодость, проведенную среди смеха, попоек и поединков?
Арамис: (отщипывая виноградину) Счастливое было время!
Д'Артаньян: (с видом змия-искусителя) Так вот, все еще может вернуться. (совершенно серьезно, уже по-деловому) Мне было поручено разыскать своих товарищей, и я начал с вас, потому что вы были душой нашего союза.

Арамис вежливо кланяется, соблюдая отстраненный вид.

Арамис: (откидываясь на спинку кресла с умирающим видом) Опять окунуться в политику! А, между тем, моя жизнь здесь так привольна. К тому же вы сами помните, что такое неблагодарность знатных людей.
Д'Артаньян: А если они раскаялись?
Арамис: На всякий грех – снисхождение. Но если у вас появилось желание путаться в таких делах, то сейчас – самое время!
Д'Артаньян: Откуда вы это знаете? Вы же не занимаетесь политикой?
Арамис: О, боже мой, зато я живу в такой среде, где ею очень занимаются. Увлекаясь поэзией и предаваясь любви, я сошелся со сторонниками принца Конти и коадъютера, так что дела политические мне не так уж и чужды.
Д'Артаньян: (довольный, что Арамис начинает откровенничать) Так я и думал!
Арамис: Впрочем, все, что я вам скажу, это всего лишь эхо со слов других. В данную минуту кардинал Мазарини чрезвычайно обеспокоен оборотом дел. Видимо, его недостаточно уважают, в отличие от его предшественника, который, что ни говори, а был великим человеком.
Д'Артаньян: Тут я вам не стану противоречить: в конце-концов, именно Ришелье произвел меня в лейтенанты.
Арамис: Поначалу я был всецело на стороне нового кардинала, но все доводы, которые я для этого приберегал, увы, разбились о стену фактов. Я не стал полагаться на собственное мнение, я навел справки, увы… (замолкает)
Д'Артаньян: То есть?
Арамис: Пришлось смирить свою гордыню: я ошибся. Вот что мне сказали совершенно разные люди: "Господин Мазарини вовсе не такой гениальный человек, каким вы его себе воображаете".
Д'Артаньян: (забавляясь) Да ну?
Арамис: Это ничтожная личность, бывший лакей кардинала Бентиволио, за счет интриг вылезший в люди. Выскочка, думающий о самом себе. Он награбит денег, разворует казну, выплатит сам себе все пенсии, но ему не суждено управлять страной ни по праву сильного, ни по праву человека великого. Это какой-то комедиант, Пульчинелло, Панталоне. (небрежно) Вы его знаете?
Д'Артаньян: В том, что вы говорите, есть доля правды.
Арамис: (с ленцой) Я рад, что мне удалось сойтись во мнении с вами - человеком, живущим при дворе.
Д'Артаньян: (разворачиваясь к собеседнику так резко, что эфес его шпаги звякнул о ножку стола) Но вы говорили о его личности, а не о его партии.
Арамис: (ловя покачнувшийся графин) Это правда. За него королева.
Д'Артаньян: Это чего-то да стоит!
Арамис: (значительно) Но король не за него.
Д'Артаньян: Ребенок!
Арамис: Через четыре года король будет совершеннолетним.
Д'Артаньян: (пожимая плечами и вновь наливая себе вина) Так то – через четыре года. Дело в настоящем.
Арамис: А кто в настоящем за него? У него нет ни парламента, ни народа: то есть – денег, ни дворянства, ни знати, то есть – шпаги. Я еще не потерял своей обычной проницательности, но я напрасно так с вами откровенен: мне кажется, вы сторонник Мазарини. Мне не послышалось: вы говорили о поручении?
Д'Артаньян: Разве? В таком случае, я плохо выразился. Я всегда думал то же, что вы. Дела запутались; ( воодушевленно) а не бросить ли нам перо по ветру и не пойти ли туда, куда понесет его ветер? Нас было четыре смелых рыцаря, четыре связанные дружбой сердца, так соединим не сердца – они всегда оставались неразлучными, - но нашу судьбу и мужество. Представляется случай приобрести нечто получше алмаза.
Арамис: У меня самого была такая же мысль, но мне ее подсказали другие: я не обладаю вашим воображением. (небрежно) Мне было сделано подобное предложение: кое-что из наших былых подвигов стало известно. А потом, говоря откровенно, (рассматривает пятно на скатерти) я проболтался коадъютору.
Д'Артаньян: Врагу кардинала!
Арамис: Другу короля, понимаете, (с упором) другу короля. А послужить королю – долг каждого дворянина.
Д'Артаньян: Но король заодно с Мазарини!
Арамис: Против воли; поступками, но не сердцем. Вот это и есть западня для бедного ребенка.
Д'Артаньян: Так вы мне предлагаете просто-напросто междоусобную войну, милый мой!
Арамис: (удовлетворенно) Войну за короля.
Д'Артаньян: (пристально глядя на Арамиса) Король встанет во главе той армии, где будет Мазарини.
Арамис: А сердце его останется в той армии, которой будет командовать господин де Бофор!
Д'Артаньян: Бофор? Но он в Венсенском замке!
Арамис: (небрежно) Я оговорился. Не Бофор, так Конде.
Д'Артаньян: Но Принц уезжает в действующую армию, и он всецело предан кардиналу.
Арамис: Гм! Я слышал, у них какие-то нелады. Ну, не принц, так кто-нибудь найдется.
Д'Артаньян: Вы думаете, эта партия доставит вам больше выгоды?
Арамис: Она мне даст покровительство могущественных людей. Хотя, кто знает… (сомневаясь, потом все более уверенно) Я, пожалуй, ни к кому не примкну: я священник; какое мне дело до политики? У меня никогда и требника в руках не бывает. Довольно с меня и моей клиентуры: продувных остроумцев-аббатов и хорошеньких женщин. Чем больше путаницы в государственных делах, тем меньше шума из-за моих шалостей: все идет чудесно и без моего вмешательства.
Д'Артаньян: Меня заражает ваша философия. Какая муха меня вдруг укусила? У меня же есть служба, которая меня кое-как кормит. После смерти Тревиля я могу стать капитаном, а это совсем неплохой маршальский жезл для гасконского кадета. Лучше пища скромная, но ежедневная. Чем гоняться за приключениями, приму-ка я приглашение Портоса на охоту в его поместье. Вы знаете об этом?
Арамис: (переводя дыхание) Конечно: десять миль лесов, болот и лугов. Он тягается с епископом Нуайонна за феодальные права.
Д'Артаньян: Это Пикардия? Он на прежней фамилии дю Валлон?
Арамис: Да, и прибавил к ней де Брасье. Это земля, дающая права на баронский титул.
Д'Артаньян: Так Портос у нас барон? Мечтаю его увидеть.
Арамис: Особенно хороша будет баронесса Портос. (хохочет на пару с д'Артаньяном)
Д'Артаньян: Итак, не желаете стать сторонником Мазарини?
Арамис: А вы – принцев?
Д'Артаньян: Ну, тогда не будем ничьими сторонниками и останемся друзьями.
Арамис: Будем мушкетерами.
Д'Артаньян: (хлопая Арамиса по плечу) Хотя бы и в сутане!
Арамис: В этом вся прелесть.
Д'Артаньян: (вставая и стараясь скрыть досаду) Ну, так прощайте.
Арамис: Я вас не удерживаю, мой дорогой: мне негде вас положить; не в сарае же вместе с Планше.
Д'Артаньян: (надевая перчатки и шляпу) Я через час буду дома: лошади хорошо отдохнули. (перегнувшись через кресло наливает себе последний стакан) За наше доброе старое время!
Арамис: К сожалению оно прошло.
Д'Артаньян: Если я вам понадоблюсь: гостиница "Козочка", та, что на Тиктонской улице.
Арамис: А я – здесь, в монастыре у иезуитов. С шести утра до восьми вечера – в двери, с восьми вечера до шести утра – через окно. (берется за плащ и шпагу) Позвольте мне проводить вас. (свистит и появляется Базен) Базен, садовую лестницу: господин д'Артаньян поднялся с трудом, а уж спуститься ему будет непросто.
Д'Артаньян: (удерживается от высказывания, но в эту минуту видит приставленную лестницу.) Ну, по такой и женщина спустится. (перекидывает ногу через подоконник, с замечательным самообладанием выдерживая взгляд аббата)
Арамис: (оказавшись на земле вслед за мушкетером и ведя его к сараю) А вот и Планше с лошадьми. Замечательный у вас слуга – толковый и расторопный. Не то что этот болван Базен, который стал невыносим с тех пор, как служит в церкви. Планше, мы пройдемся пешком до конца деревни.

Они прошлись, негромко переговариваясь. Было бы темно, если бы между туч не проглядывала полная луна. Спящая деревня была умилительным зрелищем. Где-то сонно перекликались собаки, привидениями проносились кошки, но никаких признаков деятельности человека на улице заметно не было. Все, кто мог, спали и видели десятый сон.

Арамис: Друг мой, идите своим путем. Счастье вам улыбается – не упускайте его.
Д'Артаньян: Значит, решено и подписано: мое предложение вам не подходит?
Арамис: (с заумным видом, который ясен по его назидательному тону) Оно бы мне очень подошло, будь я человек, как другие. Но я весь состою из противоречий: то, что я ненавижу сегодня, я обожаю завтра – и наоборот.
Д'Артаньян: (делая вид, что принимает доводы Арамиса и вздыхает) Тогда до свидания, мой дорогой, и спасибо вам за добрые намерения, а особенно - за приятные воспоминания, которые во мне пробудило ваше появление. (обнимаются, Планше уже в седле, д'Артаньян тоже садится на коня. Арамис остается на дороге, пока видит их)

Дорога идет немного под уклон, и мушкетер, отъехав шагов на двести, соскочил с коня, напугав Планше. Отдав слуге поводья, мушкетер вынул пистолеты и засунул их себе за пояс.

Д'Артаньян: Как он не хитрит, а меня не одурачит. Стой здесь и жди меня, только в стороне от дороги.

Гасконец перескочил канаву вдоль дороги и дошел до пустыря, окруженного высокой живой изгородью. В ее тени д'Артаньян и устроился поджидать продолжения. Очень скоро раздались голоса. Один был голос Арамиса, второй – нежный и благозвучный. Двое мужчин шли быстрым шагом по направлению к обители иезуитов.

Нежный голос: Успокойтесь, милый Рене, это больше не повторится: я обнаружила нечто вроде подземного хода под улицей: нам стоит только поднять одну плиту возле двери, и выход открыт.
Арамис: Клянусь, принцесса, если бы не ваше доброе имя не зависело от всех этих предосторожностей и я бы рисковал только своей жизнью…
Принцесса: Я знаю, вы человек светский, вы отважны и храбры. Но вы принадлежите не только мне, но и всей нашей партии. Будьте осторожны, будьте благоразумны.
Арамис: Я всегда повинуюсь, когда мне приказывают таким приятным голосом. (целует руку дамы)

Налетевший порыв ветра уносит шляпу принцессы, Арамис бросается догонять шляпу, а д'Артаньян пользуется этим, чтобы переместиться поближе к принцессе. Луна ярко освещает прелестную блондинку, лицо которой отлично известно мушкетеру. В это время вернулся с шляпой аббат и они с принцессой продолжили свой путь к монастырю.

Д'Артаньян: (вставая с колен и отряхиваясь) Отлично! Я тебя раскусил: ты фрондер и любовник госпожи де Лонгвиль.

 Отправлено: 17.07.18 09:38. Заголовок: Глава 12-14. Удивит..

Глава 12-14.

Удивительно красивая дрога, по которой путешествовал д'Артаньян, была по сторонам обсажена роскошными дубами. Лучи солнца, проникая сквозь плотную зелень, сверкающими мечами выхватывали из полумрака стволы деревьев, по которым носились очумевшие от утреннего солнца белки. Неумолчный птичий гомон, которому не препятствовали путники на дороге, сопровождал д'Артаньяна и Планше с самого восхода солнца. Лошади, отдохнувшие за ночь на постоялом дворе, бодро бежали по утоптанной дороге, всадники рассматривали окрестности, изредка оглядываясь на все еще заметные над кронами деревьев башни старинного полуразрушенного замка.
После развилки, на которой путники свернули направо, взору их открылась лежащая внизу прелестная долина, украшенная зеркалом озера. Его окружали дома с черепичными и соломенными крышами, а за ними высился замок времен Генриха 4, украшенный флюгерами. Это была обитель Портоса.
Через десять минут путники достигли тенистой аллеи, обсаженной тополями, и уперлись в раззолоченную решетку. По ту сторону ограды, посреди аллеи, стояла толпа почтительных крестьян, а центром ее был господин в зеленом, раззолоченный не хуже решетки. Он сидел на толстом жеребце, а по сторонам застыли два лакея в ливреях с позолоченными позументами.
Д'Артаньян и Планше переглянулись: одна и та же мысль посетила обоих: "Портос?"

Планше: Это не он. В господине Портосе шесть футов росту, а в этом и пяти не наберется.
Д'Артаньян: Но ему низко кланяются. (подъезжает почти вплотную к решетке. Планше следует за ним)
Планше: (оторопев от того, кого распознал в зеленом всаднике) Господи Иисусе! Сударь, неужели это он?

На этот возглас всадник повернулся лицом, и во всей красе предстала довольная, жирная, пышущая здоровьем и довольством жизнью физиономия Мушкетона. Увидев, кого судьба привела к воротам, Мушкетон немедленно слез с лошади, и, обнажив голову, пошел им навстречу. Ворота тут же распахнули во всю ширь, и путешественники торжественно въехали на замковую аллею. Толпа крестьян, как по команде, развернулась лицом к новоприбывшим.

Мушкетон: (захлебываясь от радости) Господин д'Артаньян! Господин д'Артаньян! Ах, какая радость для моего господина и хозяина дю Валлона де Брасье де Пьерфона.
Д'Артаньян: (с облегчением) Так твой хозяин здесь?
Мушкетон: (делая руками жест, словно он хочет охватить все пространство вокруг) Вы в его владениях.
Д'Артаньян: (откровенно любуясь слугой) Но какой же ты нарядный, жирный, цветущий!
Мушкетон: Слава Богу, я чувствую себя недурно!
Д'Артаньян: А своему другу Планше ты ничего не скажешь?
Мушкетон: (бросаясь к Планше со слезами на глазах) Планше, ты ли это?
Планше: Я самый. Я только хотел проверить, не заважничал ли ты.
Мушкетон: (потрясенно) Важничать перед старым другом? Ты сам так не думаешь, или ты плохо знаешь Мушкетона.
Планше: (спрыгивая с коня и обнимаясь с другом) Вот и славно! Не то, что эта каналья Базен, продержавший меня в сарае два часа и делавшего вид, что не знаком со мной.
Мушкетон: Вы позволите мне покинуть вас, так как я не хочу, чтобы кто-то опередил меня с радостной вестью для моего барона.
Д'Артаньян: Так он еще не забыл меня?
Мушкетон: Забыть? Да дня не проходило, чтоб мы не ждали вашего назначения маршалом!
Д'Артаньян: (грустно улыбаясь) Вот хорошее начало. Здесь нет ни тайн, ни притворства, ни политики!
Планше: А я чую восхитительный запах жаркого. Ах, сударь, какой же повар должен быть у господина де Пьерфона! Он всегда любил хорошо покушать.
Д'Артаньян: (у него внезапно портится настроение) Стой! Ты меня пугаешь! Если действительность соответствует внешним признакам, я пропал. Такой счастливец никогда не откажется от своего счастья, и меня ждет такая же неудача, как у Арамиса.

Но, пока наш герой задавался вопросами, на крыльце появился какой-то великан, одетый в роскошный костюм. Может быть, в Париже это обилие лент и кружев кого-то бы и смутило, но сеньер де Брасье был великолепен: он если и не очень подрос, то в весе явно набрал. Очутившись в его объятиях, д'Артаньян понял, что это не столько жир, сколько мускулы: Портос не позволил себе стать толстым и неповоротливым. Это был красавец за шесть футов росту, пышноволосый, кареглазый, с когда-то задорными, а теперь несколько поникшими усами, исполненный чувства собственной значительности. От всего его облика веяло достатком и радостью жизни.

Портос: (басом) Ах, как я рад вас видеть, дорогой д'Артаньян!Вы меня не забыли!
Д'Артаньян: Забыть вас, это все равно что забыть молодость, забыть нашу былую дружбу!
Портос: (покручивая усы) Да, славные были дела!(вздыхает) Было над чем поломать голову кардиналу. Во всяком случае, ваш визит меня развлечет. (вздыхает еще раз. Мушкетер смотрит на него с подозрением). Завтра мы с вами затравим зайца в моих превосходных полях или косулю в не менее роскошных лесах. Мои четыре борзые слывут самими легкими в наших краях, а равных моим гончим не найти на ближайшие двадцать миль.
Д'Артаньян: Но все это не раньше, чем вы представите меня своей супруге.
Портос: (с тяжким вздохом) Я потерял госпожу дю Валлон два года назад и до сих пор скорблю об этом. Я из-за этого и уехал из Корбейля в Брасье, а уже потом прикупил это поместье. Бедная госпожа дю Валлон (уныло). У нее был не простой характер, но под конец она все же смирилась с моими привычками и вкусами.
Д'Артаньян: (с некоторым облегчением) Так вы богаты и свободны?
Портос: Я вдовец и у меня сорок тысяч годового дохода. (беря приятеля под руку)
Пойдемте завтракать?
Д'Артаньян: С удовольствием! Утренний воздух возбудил у меня аппетит.
Портос: (уныло) Да, у меня превосходный воздух.

Они проходят в столовую и мушкетер только успевает вертеть головой: он попал во дворец, где всего в избытке: зеркал, мебели, портьер, лестниц, ковров, шпалер. Позолота сверкает, стол ломится от разнообразных аппетитных блюд, ваз с фруктами, вин в штофах. Д'Артаньян украдкой посматривает на друга: ему кажется невероятным, чтобы в такой обстановке могло что-то печалить. Как на его взгляд, так Портос живет в раю. Дю Валлон широким жестом указал на готовое пиршество.

Портос: У меня так всегда: я жду гостей в любой момент.
Д'Артаньян: Я восхищен! Такого стола я не видел и у короля.
Портос: Я слышал, что Мазарини его плохо кормит. Отведайте этих котлет, милый д'Артаньян. Они из собственной баранины.
Д'Артаньян: У вас очень нежные бараны!
Портос: А этого зайца я убил вчера в собственном заповеднике.
Д'Артаньян: Как вкусно! Он откормился на богородничной травке.
Портос: А как вам вино? Оно местное: небольшой виноградничек на южном склоне горы. (вздыхает)
Д'Артаньян: Прекрасное вино. Но, послушайте, можно подумать, что вас что-то печалит. Вы все время вздыхаете. Уж не больны ли вы?
Портос: Мое здоровье превосходно: я по-прежнему могу убить быка ударом кулака.
Д'Артаньян: Семейные огорчения?
Портос: (пожимая плечами) Откуда? К счастью, у меня нет семьи.
Д'Артаньян: Чем же вызваны ваши вздохи?
Портос: Я буду с вами откровенен. Я несчастлив.
Д'Артаньян: (подобравшись, как кот, почуявший лакомый кусок) Вы несчастливы, Портос?! Вы, владеющий землями, замками, всеми красотами и, в придачу, сорока тысячами ливров доходу: вы несчастливы? Да бросьте…
Портос: Дорогой мой, все это у меня есть, но я одинок среди всего этого.
Д'Артаньян: Я понял: вы окружены нищими, знаться с которыми вам унизительно…
Портос: (бледнея и осушая огромный стакан вина) Не то… Скорее – наоборот. Эти все мелкопоместные дворянчики имеют хоть какой-то, но титул, и воображают себя потомками если не Фарамонда и Карла Великого, то Гуго Капета. Как новоприбывший, я должен был им представиться первым. Но… госпожа дю Валлон … была сомнительная дворянка, а ее первый брак, если вы помните, был со стряпчим. Мне так и заявили: это отвратительно! За это можно убить тридцать тысяч человек. Я убил двоих: это заставило всех замолчать, но дружбы мне не принесло. Я остался один, лишен всякого общества, дохну от тоски.
Д'Артаньян: (улыбаясь с чувством удовлетворения: он знает, чем взять Портоса) Но вы-то остались дворянином!
Портос: Но я не принадлежу к исторической знати, как Куси или Роаны! И я вынужден уступать всем этим графам и виконтам на всех церемониях, в церкви, везде! И я ничего не могу с этим поделать! Вот если бы я был…
Д'Артаньян: Барон, не так ли? А знаете, этот-то титул я вам и привез сегодня.
Портос: (онемев, потом подпрыгнув так, что попадали бутылки со стола и явились Мушкетон и Планше) Прибери здесь.
Д'Артаньян: Я рад видеть, что Мушкетон по-прежнему при вас.
Портос: Он мой управляющий.( делает Мустону знак удалиться) Можете идти, Мустон.
Д'Артаньян: Мустон? Ах, да: сокращенное от Мушкетон.
Портос: От имени Мушкетон за версту несет казармой. Но мы говорили о деле, когда вошли эти слуги.
Д'Артаньян: Я бы предпочел для такого разговора другое место: нам не нужны чужие уши.
Портос: Если вы не против, прогуляемся для пищеварения по парку.

Друзья перебрались в чудесный парк, с аллеями из каштанов и лип, где за живыми изгородями резвились кролики, а в прудах плескалась рыба. Д'Артаньян, подавленный этой роскошью и изобилием, какое-то время помалкивал, не зная, как получше приступить к самому главному. Портос, тем временем, продолжал вздыхать, и эти вздохи уже изрядно прискучили мушкетеру.

Портос: Ну, так вернемся же к нашему делу.
Д'Артаньян: Я не хочу, чтобы вы потом упрекали меня в вероломстве, поэтому сразу же вас предупреждаю: вам придется совершенно изменить свой образ жизни.
Портос: То есть?
Д'Артаньян: Снова надеть боевое вооружение, подвергаться опасностям, оставлять в пути куски своей шкуры, словом, зажить прежней жизнью.
Портос: (в смущении) Ах, черт возьми!
Д'Артаньян: Понимаю, что вы избаловались, (насмешливо) отрастили брюшко, рука уже не та…
Портос: (протягивая свою руку) Ну, рука еще не так плоха!
Д'Артаньян: (любуясь) Тем лучше!
Портос: Так мы будем воевать?
Д'Артаньян: Ну, разумеется! (небрежно) А вы за кого: за Мазарини или за принцев?
Портос: Я ни за кого.
Д'Артаньян: (потирая руки) Словом, вы за нас! Это выгоднее всего, Портос! Теперь я вам скажу прямо: я приехал от кардинала.
Портос: (округляя глаза) Ого! А что угодно от меня Его высокопреосвященству?
Д'Артаньян: Ему угодно, чтобы вы поступили к нему на службу.
Портос: А откуда он узнал обо мне?
Д'Артаньян: Помните Рошфора? Он стал теперь нашим другом.
Портос: Отлично помню.
Д'Артаньян: А еще о вас кардиналу говорила королева. А так как почести, богатство и титулы исходят от сильных мира сего, приходится быть преданным королю, королеве и кардиналу. Я и за вас поручился, между прочим, и заранее заключил некие условия и для вас. Деньги у вас имеются…
Портос: (забеспокоившись) Денег никогда не бывает много. К тому же, наследство госпожи дю Валлон несколько запутано…
Д'Артаньян: Само собой, вы получите от кардинала все: земли, деньги, титулы. Такая маленькая коронка на дверце вашей кареты выглядела бы недурно, не так ли? Так вот, она – на конце вашей шпаги, дружище. Ваша цель – титул, моя – деньги. Мы не помешаем друг другу.
Портос: А Атос и Арамис? Вы о них подумали?
Д'Артаньян: Конечно! Я виделся с Арамисом.
Портос: А он чего хочет? Стать епископом?
Д'Артаньян: Арамис стал монахом и иезуитом и живет как медведь, думая только о спасении души. Он ни в чем не заинтересован.
Портос: А вот это жаль: он человек с головой. А Атос?
Д'Артаньян: Я поеду к нему от вас. Где его искать, не подскажете?
Портос: Рядом с Блуа. Он унаследовал маленькое поместьице от какого-то родственника. Представляете, Атос, который и так родовит, как император, наследует еще и поместье Бражелон, которое дает ему право на еще один графский титул! Графство Ла Фер, графство Бражелон! И зачем это все ему нужно!
Д'Артаньян: Тем более, что у него нет детей!
Портос: (лукаво)Гм, я слыхал, что он усыновил одного молодого человека, который очень похож на него лицом.
Д'Артаньян: Теперь мне еще больше хочется повидать нашего друга. Завтра же и поеду к нему и расскажу ему о вас. Только, между нами: я очень боюсь, что из-за этой своей склонности к вину он состарился и опустился. К тому же он старше всех нас.
Портос: Всего несколькими годами. Его важная осанка старила.
Д'Артаньян: Ну, если он с нами будет – великолепно! А если нет – так мы и вдвоем стоим дюжины.
Портос: А вчетвером – тридцати шести. Дело будет не их легких?
Д'Артаньян: Для новичка, но не для нас.
Портос: А это надолго?
Д'Артаньян: Года на три-четыре.
Портос: Драться будем много?
Д'Артаньян: Надеюсь.
Портос: В добрый час! Вы не представляете, как мне порой хочется подраться. Но меня то ли боятся, то ли уважают, потому что я позволяю себе топтать чужие поля, над всеми издеваться, и все – безнаказанно. Скажите, а в Париже по-прежнему преследуют за дуэли?
Д'Артаньян: О, тут все прекрасно. Среди бела дня вынимаешь шпагу: "Вы фрондер?" – и готово. Гиз убил Колиньи посреди Королевской площади, и ничего – сошло. А со временем будут и настоящие битвы: с пушками, с пожарами – все, что душе угодно.
Портос: Я согласен. Решено! Я буду колотить за Мазарини направо и налево. Но… пусть он сделает меня бароном!

Портос с гостем повернули в замок. Портос уже наяву грезил о баронской короне, а мушкетер только посматривал на друга с изумлением. Завидев на горизонте Мустона д'Артаньян предоставил Портосу одному зайти в дом. Довольная румяная физиономия Мустона заставила д'Артаньяна чуть нахмуриться: он испытывал муки совести. А верный управляющий направился прямиком к мушкетеру с видом почтительным и слегка обеспокоенным.

Мустон: Сударь, я хочу вас попросить об одной милости.
Д'Артаньян: Говори!
Мустон: Я не решаюсь, потому что боюсь, что вы подумаете, будто благоденствие испортило меня.
Д'Артаньян: Значит, ты счастлив, мой друг?
Мустон: В ваших силах сделать меня еще счастливее.
Д'Артаньян: Тогда – говори. Если это зависит от меня, считай, что это уже сделано.
Мустон: Сударь, я буду бесконечно счастлив, если вы станете называть меня не как прежде – Мушкетоном, а станете называть меня моим новым именем – Мустон. Это имя более достойно и внушает почтение моим подчиненным.
Д'Артаньян: Я буду впредь говорить тебе "вы" и называть тебя только Мустоном.
Мустон: О, я вам буду признателен всю свою жизнь! Вы долго пробудете у нас?
Д'Артаньян: Завтра я уезжаю.

Мустон отступает с низкими поклонами, а на его место объявляется Портос.

Портос: За стол, друг мой!
Д'Артаньян: Как?! Опять?
Портос: Если есть можно не всегда, то пить можно всегда. Это один из принципов Атоса, и я ему следую с тех пор, как начал скучать.
Д'Артаньян: А кто вас будет сопровождать в поход, Портос?
Портос: Как кто? Конечно же, Мустон. Я привык к нему, да и он не пожелает расставаться со мной, он слишком меня любит. (звонит в колокольчик и входит Мустон) Скажи-ка, Мустон, мое оружие в порядке?
Мустон: Какое оружие, монсеньор?
Портос: Мои доспехи.
Мустон: Какие доспехи, монсеньор?
Портос: Боевые доспехи, черт возьми! Осмотри их и приведи в порядок. Какая лошадь у нас самая резвая?
Мустон: Вулкан.
Портос: А самая выносливая?
Мустон: Баярд.
Портос: А какую ты любишь больше всего?
Мустон: Рюсто. Мы с ним отлично ладим.
Портос: Это то, что нам нужно. Приготовь их и оружие к походу.
Мустон: (начинает беспокоиться. Д'Артаньян старательно тарабанит пальцами какой-то марш) К походу? Мы едем в поход, сударь?
Портос: (подкручивая усы) Получше того: мы поступаем на военную службу! Мы будем сражаться, искать приключений, словом: вести прежнюю жизнь.

Мушкетон, весь дрожа, с тоской и укоризной смотрит на мушкетера. Тот прячет глаза и разводит руками.

Д'Артаньян: Судьба, мой милый Мустон. Впрочем, расспросите об обстоятельствах нынешних походов у Планше. Он сведущ в обстановке.

Мустон отправился к Планше за разъяснениями, а д'Артаньян отдал дань предложенному обеду. На следующий день Портос, стоя на крыльце, провожал друга.

Д'Артаньян: Сделаем так: отправляйтесь в Париж и ждите меня в гостинице "Козочка", что на Тиктонской улице. Я еду к Атосу, но без всякой надежды на успех. Но приличия надо соблюдать в отношении друзей, даже если они и не годятся уже на дело. (садится в седло и, отъехав на некоторое расстояние, бормочет сам себе:
Д'Артаньян: По крайней мере, я буду не один. Этот молодчина Портос еще полон сил. Если и Атос согласится, мы тогда втроем посмеемся над Арамисом, этим повесой в рясе.

 Отправлено: 21.07.18 13:01. Заголовок: Глава 15-17. Экран,..

Глава 15-17.

Экран, на котором пляшут солнечные блики. За кадром – поскрипывание колес и негромкие команды возницы, погоняющего медлительных животных. Стук лошадиных копыт и резко проявляющееся изображение: воз, груженный древесиной, медленно переставляющие ноги волы и рядом – два всадника на нетерпеливо приплясывающих скакунах. Это д'Артаньян и Планше.

Д'Артаньян: Так значит, эта дорога ведет в замок, и мы можем ехать по ней, не рискуя заблудиться?
Возница: Конечно, сударь. Не проедете и полумили, как увидите справа от себя замок; это еще не Бражелон, а замок Ла Вальер. В трех мушкетных выстрелах от него – большой белый дом, построенный на холме под огромными кленами, - это и есть замок графа де Ла Фер.

Всадники пришпорили лошадей, но вскоре д'Артаньян, весь во власти воспоминаний, сдержал коня и поехал шагом. Планше, несколько раз обеспокоенно посмотрев на мушкетера, решился заговорить.

Планше: Сударь, вас что-то беспокоит?
Д'Артаньян: Да. Я знаю, что долг дружбы требует обратиться и к Атосу с таким же предложением, Что и к двум другим, но, скажу тебе откровенно, Планше: я боюсь, что мы застанем человека опустившегося, старика, которому винные пары мешают видеть все в истинном свете. Я боюсь, что охваченный под пьяную руку воинственным пылом, Атос будет нам только помехой.
Планше. Да, господин Атос пил, и пил много. Но пил он не так, как другие, его глаза ничего не выражали, когда он подносил стакан к губам. А мне всегда чудилось при этом, что я слышу его шепот: "Лейся, влага, и прогони мою печаль!" А как он отбивал горлышки у бутылок и ножки у рюмок! Вот никто не мог с ним в этом потягаться!
Д'Артаньян: И какое зрелище нас ожидает теперь! А вдруг он вообще нас не узнает, а только глянет на нас мутными глазами и продолжит пить. В конце-концов (словно приняв решение), если что, мы уедем без него, а он проспится – и поймет нас. Вперед, Планше.

Всадники быстро доскакали до белого дома и остановились перед изящной металлической решеткой. В глубине двора слуги держали горячих верховых лошадей и стояла карета. Несколько лакеев сновали с деловым видом.

Д'Артаньян: Мы сбились с дороги, или тот человек обманул нас. Не может быть, чтобы здесь жил Атос. Планше, у меня не хватает духу сделать это самому: пойди узнай, кому принадлежит этот дом. Если ответ будет положительным, скажи, что дворянин, который здесь проездом, желает засвидетельствовать свое почтение графу де Ла Фер. Тогда назови мою фамилию.

Планше соскочил с коня, и ведя лошадь в поводу, подошел к воротам и позвонил. Тут же появился седой лакей.

Планше: Здесь живет граф де Ла Фер?
Лакей: Да, здесь, сударь.
Планше: Отставной военный?
Лакей: Совершенно верно.
Планше: У которого был лакей по имени Гримо?
Лакей: (с подозрением оглядывая Планше) Господин Гримо сейчас в отъезде.
Планше: (радостно) В таком случае, это тот самый граф де Ла Фер, которого мы ищем. Я хотел бы доложить графу, что его хочет видеть мой господин. Он его друг, приехал сюда повидаться с графом. Откройте мне, пожалуйста, ворота.
Лакей: Что же вы раньше это не сказали? А где ваш господин?
Планше. Он едет за мной.

Планше поднялся на крыльцо и услышал чей-то знакомый голос, доносившийся с первого этажа.

Атос: Где же этот дворянин? Отчего вы не проведете его сюда? (выходя на крыльцо к Планше) А ведь я знаю этого молодца!
Планше: (опустив голову и кланяясь) О да, господин граф, вы меня знаете. Я Планше, слуга господина Д'Артаньяна, если… (поднимает глаза и теряет дар речи)

Человек, стоящий перед Планше, настолько не соответствовал тому образу, который нарисовали себе он и мушкетер, что Планше лишился дара речи. Перед ним стоял вельможа, которому вряд ли можно было дать больше тридцати пяти, стройный, подтянутый, одетый так, словно он вышел не из дверей провинциального дома, а с приема у короля. Атос почти не изменился, только стал стройнее, а весь его облик дышал покоем и уверенностью в себе.

Атос: Что, Планше? Неужели д'Артаньян здесь?
Д'Артаньян: Я здесь, мой друг, я здесь, мой дорогой! (шатаясь делает движение навстречу Атосу и попадает в его объятия
).
Тогда Атос, крепко взяв друга за руку, ведет его в свой дом, в гостиную, где сидят несколько гостей. При их появлении все встали.

Атос: (все еще волнуясь) Позвольте вам представить, господа, шевалье д'Артаньяна, лейтенанта мушкетеров его величества, моего искреннего друга и одного из храбрейших и благороднейших дворян, каких я знаю.

Начинается церемония представления мушкетера гостям, и, ответив на все приветствия, д'Артаньян, едва разговор стал общим, принялся разглядывать хозяина и гостиную. Атос, чувствуя любопытство и недоумение друга, несколько раз улыбнулся ему, словно успокаивая, и поощряя.
Негромкая беседа ни о чем (о погоде, о урожае), неожиданно прервана громким лаем собак, голосом герцога де Барбье: "А вот и Рауль вернулся!" и мушкетер обернулся, чтобы разглядеть нового гостя. Обернулся и замер с полуоткрытым ртом. В гостиную вошел красивый мальчик лет 14-15, одетый в изящный костюм для верховой езды и поклонился гостям, сняв шляпу с красными перьями. Лейтенанту бросилось в глаза удивительное сходство этого юноши с Атосом, и он оторопело переводил взгляд с графа де Ла Фер на этого мальчика. И, подчеркивая это недоумение, камера переводится то на спокойное, с чуть сдвинутыми бровями, лицо Атоса, то на простодушное, с тонкими чертами, лицо мальчика.

Атос: (кивнув на приветствие Рауля) Вы уже вернулись, Рауль?
Рауль: (почтительно) Да, я исполнил ваше поручение.
Атос: Но что с вами? Вы чем-то взволнованы?
Рауль: С нашей маленькой соседкой случилось несчастье.
Атос: (с беспокойством) С мадмуазель Лавальер?
Рауль: (чуть не плача) Она гуляла с няней в лесу, забралась на кучу бревен и, увидев, что я остановился рядом, неудачно спрыгнула, упала и не смогла подняться. Кажется. Она вывихнула ногу.
Атос: Этого еще не хватало! А госпожа де Сен-Реми знает об этом?
Рауль: Она в Блуа, у герцогини Орлеанской. Я устроил Луизу пока у жены Шарло, она заставляет ее держать ногу в воде со льдом. Что делать дальше, господин граф?
Герцог де Барбье: (вставая) Я пойду к мадемуазель. У меня карета, я отвезу ее домой.

Все идут в комнату, где устроили девочку, которая горько рыдает от боли и страха. При виде Рауля она успокаивается и улыбается.

Атос: Вы правы, сударь, ей лучше всего сейчас быть дома. (качает головой) Но я уверен, что всему виной ваше безрассудство, Рауль.
Луиза: Нет, сударь, клянусь вам! (Рауль, испросив Атоса взглядом, берет девочку на руки и, выйдя во двор, устраивает ее в карете.)
Атос: Езжайте в Блуа, сообщите обо всем матери Луизы, испросите прощение и мне и себе, и возвращайтесь обратно.

Рауль вскакивает на коня, чтобы верхом сопроводить карету. Гости прощаются и расходятся, а Атос и д'Артаньян остаются, наконец, наедине. Д'Артаньян, на которого все происшедшее произвело неизгладимое впечатление, безропотно позволяет увести себя в сад.

Атос: (улыбаясь) Пока нам готовят ужин, вы позволите мне разъяснить загадку, над которой вы ломаете голову?
Д'Артаньян: Разумеется, господин граф.
Атос: (останавливается, и с улыбкой кладет руки на плечи гасконцу) Дорогой друг, если я вас назвал "шевалье", так это только чтобы представить вас моим гостям, и чтобы они знали, кто вы такой. Для вас же я – Атос, ваш старый товарищ и друг. Или вы предпочитаете церемонность, потому что изменили ко мне свое отношение?
Д'Артаньян: (со всем пылом молодости) Упаси Боже!
Атос: Так вернемся к нашим старым обычаям, и для начала будем откровенны. Вас все здесь удивляет, и для начала больше всего я сам? Признайтесь!
Д'Артаньян: (смущенно) Признаюсь.
Атос: (с улыбкой) Меня все еще можно узнать, несмотря на мои сорок девять лет?
Д'Артаньян: (решительно, глядя прямо в глаза товарищу) Напротив, вы совсем неузнаваемы!
Атос: (краснея) Понимаю! Всему бывает конец, д'Артаньян, и этому сумасбродству – тоже.
Д'Артаньян: (продолжает расспрашивать, и это становится похоже на разведку) Мне кажется, что и ваши денежные дела тоже изменились. Вы живете в довольстве: у вас есть дом, парк, лошади, охота…
Атос: Это то самое именьице, которое мне досталось в наследство, когда я вышел в отставку. В парке всего двадцать акров, но часть под огородами и службами. Лошадей у меня две. Охота – четыре ищейки, две борзые и лягавая. Да и вся эта охотничья роскошь не для меня.
Д'Артаньян: (улыбаясь смотрит на Атоса) Понятно, это для Рауля.
Атос: Вы угадали.
Д'Артаньян: Это ваш питомец, крестник, родственник, быть может? Как же вы переменились, мой дорогой!
Атос: (ровным голосом) Этот молодой человек – сирота, которого мать подкинула сельскому священнику; я вырастил и воспитал его.
Д'Артаньян: Он к вам привязан?
Атос: Думаю, что он любит меня, как отца.
Д'Артаньян: И, конечно, исполнен признательности.
Атос: (заметно волнуясь) О, это взаимно: Я обязан ему не меньше. Я ему этого не говорю, но я в долгу у него.

Д'Артаньян, не очень понимая, чуть склонив голову, пристально вгляделся в Атоса. Несомненно, перед ним был человек, столь же непохожий на вечно мрачного мушкетера, как и он сам теперь мало походил на восторженного и нетерпеливого юношу, впервые попавшего в столицу. И лейтенант уже всей душой стал внимать своеобразной исповеди друга, который не побоялся раскрыть перед ним часть тайны своего преображения.

Атос: Рауль – вот причина перемены, которую вы видите во мне. Я засыхал, как жалкое срубленное дерево, лишенное корней и всякой связи с землей. Нужна была сильная привязанность, чтобы снова жить, а вас уже не было со мной. Я потерял все, а в этом ребенке снова обрел смысл жизни: у меня не осталось мужества жить для себя, и я стал жить для него. Понимая, что кроме наставлений куда важнее добрый пример, я избавился от своих пороков. Д'Артаньян, я обрел добродетели, которых раньше не имел. Рауль должен стать совершенным дворянином, таким, какое только способно породить наше обнищавшее время.
Д'Артаньян: (с восхищением смотрит на Атоса, освещенного золотистым светом заходящего солнца.) И вы счастливы?
Атос: (пристально глядя на мушкетера) Да. Так, как только может быть счастлив на земле человек. Но ваш вопрос был задан неспроста. Договаривайте вашу мысль.
Д'Артаньян: (медленно, подбирая слова) Вы проницательны, от вас ничего не утаишь. Да, я хотел спросить, не испытываете ли вы внезапных приступов ужаса, похожих на…
Атос: (подхватывая на лету мысль мушкетера) Угрызения совести? И да, и нет. Угрызений совести я не испытываю, потому что эта женщина понесла, как я полагаю, заслуженную кару. Совесть меня не мучит: останься она в живых, она бы продолжала свое пагубное дело. Но я совсем не убежден в нашем праве судить ее. Всякая пролитая кровь требует искупления: миледи поплатилась; может, это предстоит и нам.
Д'Артаньян: (неохотно) Иногда мне в голову приходит то же самое.
Атос: Если память мне не изменяет, у этой женщины был сын.
Д'Артаньян: Да.
Атос: Вы слыхали о нем что-нибудь?
Д'Артаньян: Ничего.
Атос: (задумчиво) Я часто о нем думаю: ему теперь должно быть года двадцать три.
Д'Артаньян: (он уже сам не рад, что затеял этот разговор) А я совсем забыл о нем.
Атос: (меняя тему) А о лорде Винтере вы что-нибудь знаете?
Д'Артаньян: Он был в большой милости у короля Карла1.
Атос: Скорее всего, он сейчас разделяет его незавидную судьбу. Карл пролил кровь Стаффорда: кровь требует крови. А королева Генриетта?
Д'Артаньян: Она в Лувре.
Атос: И очень нуждается в самом необходимом. Этой зимой ее дочь была вынуждена находится в постели, потому что для нее не нашлось вязанки дров. (возмущенно) Дочь и внучка Генриха 4 дрожат от холода, не имея дров! Почему она не обратилась к любому из нас вместо Мазарини? Она бы ни в чем не нуждалась.

Д'Артаньян, опешив от этого "мы", с удивлением посмотрел на графа. И кем же был Атос, если готов был оказать гостеприимство королеве Англии? Он робко поинтересовался:

Д'Артаньян: Так вы ее знаете, Атос?
Атос: Нет, но моя мать знавала ее ребенком. Я вам говорил, что моя мать была статс-дамой Марии Медичи?
Д'Артаньян: Никогда на говорили. Вы не любите говорить о таких вещах.
Атос: Случая не было.
Д'Артаньян: (весело) Портос бы не ждал его так терпеливо.
Атос: (улыбаясь) У всякого свой нрав. Портос, если забыть о его тщеславии, обладатель больших достоинств. Вы с ним виделись?
Д'Артаньян: Пять дней назад. Я посетил нашего достойного друга в одном из его поместий. Он живет, как король, в окружении садов, лесов и полей. И толпы почтенных крестьян, которые заглядывают в рот его достойному управляющему. Вообразите себе Мушкетона, располневшего и облаченного в расшитую золотом ливрею, Мушкетона, укоротившего свое имя до Мустона, и вы сможете себе представить идиллию, которая окружает господина дю Валлон де Брасье де Пьерфон!
Атос: (мечтательно улыбаясь) Замечательно то, что случайно сойдясь в юности, мы по сей день сохранили нашу дружбу. Только злой человек может отрицать ее, и то, потому, что не способен понять ее. А Арамис? Вы видели его?
Д'Араньян: Видел. Но он был холоден со мной.
Атос: (пристально глядя на мушкетера) Вы предприняли паломничество по храмам дружбы?
Д'Артаньян: (смущенно) Ну, да.
Атос: Арамис холоден по природе, к тому же у него постоянно какие-то интриги с дамами.
Д'Артаньян: Так и есть. У него и сейчас какая-то сложная интрига.
Атос: (круто меняя разговор) Вот мы и пришли. Погуляв с часок, мы обошли все мои владения.
Д'Артаньян: Все в них очаровательно, и во всем чувствуется ваш вкус и ваша рука.
Атос: (заслышав лошадиный топот) Это Рауль возвращается. Он нам расскажет о бедной крошке.

Рауль, весь в пыли, соскочив на землю, передал коня подбежавшему конюху и поклонился друзьям. Атос, положив руку на плечо друга, представил его Раулю.

Атос: Этот господин – шевалье д'Артаньян, тот самый, о котором я так часто говорил вам.
Рауль: (почтительно кланяясь) Господин д'Артаньян, граф всегда мне называл ваше имя, когда хотел привести в пример отважного и великодушного дворянина.
Д'Артаньян: (протягивая руку Раулю) Граф воспитал меня, и такие похвалы надо обращать к нему. И не его вина, если ученик плохо использовал его уроки. Но вы вознаградите его лучше, я уверен. Вы нравитесь мне, Рауль, и ваша любезность тронула меня.
Атос: (с поощрительной улыбкой глядя на мальчика) Несчастный случай не имел последствий?
Рауль: Еще ничего не известно. Из-за опухоли доктор не может сказать ничего определенного. Он опасается повреждения сухожилия.
Атос: Вы не остались у госпожи де Сен-Реми?
Рауль: Я боялся опоздать к ужину.

Слуга доложил, что ужин подан и Атос провел гостя в столовую. Скромно обставленная, она окнами выходила в чудесный сад, а другой стороной – в оранжерею, всю в цвету. На поставце, явно старинной работы, стоял дивной работы серебряный кувшин. Мушкетер подошел поближе, чтобы рассмотреть его. Как и вся сервировка, бесценная по исполнению, и, явно, принадлежавшая еще предкам графа, она изображала сцену битвы.

Д'Артаньян: Что это за битва?
Атос: Битва при Мариньяно. Это работа Бенвенуто Челлини и она изображает момент, когда один из моих предков, Ангерран де Ла Фер, подает свою шпагу Франциску Первому, сломавшему свою. За это мой прадед получил орден Святого Михаила, а через пятнадцать лет, король, не забывший об этом сражении, подарил ему кувшин и шпагу, которую вы видели у меня. То было время гигантов. Но давайте ужинать, д'Артаньян. Я только распоряжусь насчет Планше, чтобы его достойно устроили.

Вошедший по звонку слуга выслушал распоряжения, как устроить лакея гостя, и друзья приступили к трапезе. Д'Артаньян и Атос посматривали в сторону Рауля, который сидел с глазами на мокром месте и почти не ел.

Д'Артаньян: Я вас благодарю за Планше, Атос.

При этом имени Рауль раскрыл глаза и непонимающе посмотрел то на одного из друзей, то на другого. Атос улыбнулся.

Атос: Вам кажется удивительным это имя, Рауль? Так звали меня товарищи по оружию, когда мы вчетвером проявляли свою храбрость под стенами Ла Рошели. Д'Артаньяну нравится звать меня этим именем, а у меня всякий раз сердце трепещет от радости, когда он так обращается ко мне.
Д'Артаньян: Это имя было знаменито, а раз удостоилось триумфа.
Атос: Я ничего об этом не знаю.
Д'Артаньян: Вы забыли о бастионе Сен-Жерве, Атос, и о салфетке, которую три пули превратили в знамя.
Рауль: Как так, сударь?
Д'Артаньян: Мы отправились завтракать в стан врага, потому что нам надо было поговорить о важных вещах без свидетелей, предварительно заключив пари, что продержимся на бастионе ровно час. Нас атаковала целая армия из Ла Рошели, но мы продержались больше условленного по пари часа, продержались вчетвером с одним слугой и кучей мертвецов. А знаменем нам послужила обычная салфетка, которую пули превратили в знамя в тот момент, когда ваш опекун снимал ее с бастиона. Вся эта экспедиция была задумана и осуществлена под его руководством.
Рауль: А знамя?
Д'Артаньян: Кардинал велел вышить на нем три лилии и вручить в качестве штандарта полку де Тревиля, в котором мы служили.
Атос: Д'Артаньян не сказал вам, что он был одним из лучших бойцов своего времени. Ему было восемнадцать лет, когда я впервые увидел его в деле, и против людей бывалых. Он не имел себе равных! Вот вы полагаете, Рауль, что ловко владеете шпагой, но, чтобы понять, что такое настоящий боец, попросите господина д'Артаньяна, если он не очень устал, дать вам завтра урок. А пока, раз ужин закончен, проводите господина д'Артаньяна в отведенную ему комнату. Но не вздумайте расспрашивать его о наших подвигах: он устал и нуждается в отдыхе.

(продолжение следует)

 Отправлено: 21.07.18 18:23. Заголовок: Тишина в доме наруша..

Тишина в доме нарушается только размеренным звуком шагов, которые не дают покоя д'Артаньяну. Он крутится в постели, перекладывает подушки, и, вконец разочаровавшись в попытках уснуть, усаживается на кровати.

Д'Артаньян: (бормочет под нос) Он ходит и размышляет. О чем – можно только догадываться. Но вот же черт: мне совсем не хочется хитрить с Атосом, мне стыдно и неловко обманывать его. (хлопает ладонью по подушке) Но как же он изменился: он даже за столом почти не прикасается к вину. А этот мальчик, который лицом так с ним схож? Никакой он ему не приемыш; я не сомневаюсь, что это его сын. Черт возьми, вот об этом я точно поговорю с Атосом! Ах, почему здесь нет Гримо: я бы так много понял из его молчания! Неужели Рошфор опередил меня? Иначе не объяснишь сдержанность графа, а он явно что-то недоговаривает. И о Гримо ни разу не упомянул. И как же мне его соблазнить? Атос – противник серьезный, если что-то заподозрит, я буду выглядеть дураком. Жаль, у меня совсем мало времени, а то я бы смог многое выяснить через Рауля. И все же – надо спать!

Решив так, д'Артаньян улегся, и, к собственному удивлению, тут же уснул. Утро только начиналось, когда он вскочил с постели, поспешно привел себя в порядок и открыл окно. Сквозь жалюзи он разглядел, что по двору кто-то ходит. Тень вывела лошадь из конюшни, оседлала и взнуздала коня, вывела его через калитку сада и полетела стрелой по направлению к Блуа, по дороге, которая вела в Ла Вальер. Д'Артаньян в первые же секунды узнал Рауля.

Д'Артаньян: А этот ветреник уже пошаливает. И от кого же он прячется: от меня или от отца? Видно, он не разделяет ненависти Атоса к прекрасному полу. Я уверен, что граф – отец ему.

Утро разгоралось и уже первые барки поплыли по Луаре. Д'Артаньян еще некоторое время оставался в комнате, не желая никого будить, но, как только он оказался на крыльце, он увидел графа, который склонившись к самой земле, что-то разглядывал на грядках.

Д'Артаньян: Доброе утро, дорогой хозяин.
Атос: С добрым утром, милый друг. Как провели ночь?
Д'Артаньян: Превосходно! Да у вас все превосходно, за что не возьмись: и кровать, и ужин, и весь ваш прием. Но что вы рассматриваете? Уж не сделались ли вы любителем тюльпанов?
Атос: (выпрямляясь, с улыбкой) В деревне вкусы меняются и начинаешь любить все прекрасное, что природа выводит на свет из-под земли, и чем пренебрегают в городах. Я посадил вчера ирисы у бассейна, а сегодня утром их затоптали. Садовники ездили за водой и не заметили, что лошадь ступает по грядкам.
Д'Артаньян: (с улыбкой) Вы так думаете? Пойдемте на аллею, я вам покажу еще следы этой же лошади.
Атос: Уж не вырвалась ли лошадь из конюшни?
Д'Артаньян: Не похоже! Шаги ровные и спокойные.
Атос: Где Рауль? И как могло случиться, что я его не видел? (увидев, что мушкетер с улыбкой приложил палец к губам) Что здесь произошло?
Д'Артаньян: Ваш воспитанник оседлал коня и умчался рано-поутру в сторону Блуа.
Атос: (пожимая плечами) Ну, тогда я понимаю, что произошло: бедный мальчик поехал в Блуа.
Д'Артаньян: Зачем?
Атос: Чтобы узнать о здоровье малышки Ла Вальер. Разве вы не заметили, что Рауль влюблен?
Д'Артаньян: В кого? В семилетнюю девочку?
Атос: В его возрасте сердце бывает так полно, что что его необходимо излить на что-нибудь: пусть на мечту, пусть на действительность. А это - очаровательное создание, с прелестными серебристо-белокурыми волосами и глазами, уже сейчас задорными и томными.
Д'Артаньян: (недоверчиво) И что вы на это скажете?
Атос: Я ничего не говорю, потому что хорошо помню себя в этом возрасте. Я, в годах Рауля, влюбился в греческую статую, подарок моему отцу от Генриха 4. Я думал, что сойду с ума от горя, когда узнал, что история Пигмалиона – пустой вымысел. Так что мне остается только подшучивать над Раулем.
Д'Артаньян: Вы не пытаетесь ничем занять его, вот он и ищет себе занятий.
Атос: Я уже подумываю удалить его отсюда. Но это надо сделать так, чтобы не разбить ему сердце. Он постоянно угождает этой маленькой богине, а дальше дело может дойти и до обожания. Они слишком много времени проводят обсуждая свои жизненные планы, и родители маленькой Ла Вальер уже начали хмурить брови.
Д'Артаньян: Ребячество. Так он у вас никогда не станет мужчиной.
Атос: Я думаю отослать его в Париж.
Д'Артаньян: (бросив быстрый взгляд на Атоса) Если хотите, можно устроить судьбу этого молодого человека.
Атос: (искоса бросив взгляд на друга).
Д'Артаньян: Я хочу с вами посоветоваться об одной вещи, пришедшей мне на ум. Как вы думаете, не пора ли нам поступить опять на службу?
Атос: Но ведь вы и так состоите на службе, не так ли?
Д'Артаньян: Я говорю о деятельной службе, которая может дать реальные выгоды. Не хотите вместе с Портосом и мною возобновить былые похождения?
Атос: Вы мне предлагаете снова взяться за оружие?
Д'Артаньян: Предлагаю прямо и чистосердечно.
Атос: (глядя ясно и доброжелательно на мушкетера) За кого и против кого?
Д'Артаньян: Ах, черт! Вы слишком торопливы!
Атос: Прежде всего, я точен. Человек, подобный мне, может быть полезен только в одном деле: деле короля. (предупреждает ответ д'Артаньяна движением руки) Но если вы считаете, что стать на сторону Мазарини это все равно, что стать на сторону короля – мы с вами не сойдемся.
Д'Артаньян:(смутившись) Я не сказал этого!
Атос: Знаете что, давайте не будем хитрить друг с другом. Ваше умолчание и увертки отлично объясняют мне, по чьему поручению вы здесь. (горячась все сильнее с каждым словом) Охотников на такое дело действительно вербуют, потупив глаза. Я говорю не о вас, я говорю об этом скаредном итальянском интригане, пытающемся надеть корону, украденную из-под подушки, об этом шуте, запирающем в тюрьмы принцев крови, потому что он не решается казнить их, как это делал великий кардинал. Говорят, этот негодяй ни в грош не ставит королеву. Тем хуже для нее! Он вызовет через три месяца гражданскую войну только для того, чтобы сохранить свои доходы. И к этому человеку вы предлагаете поступить мне на службу?! Благодарю.
Д'Артаньян: (слушает Атоса, совершенно потрясенный его темпераментной речью) Помилуй бог, да вы стали еще вспыльчивей, чем прежде! Годы разожгли вашу кровь, вместо того, чтобы остудить ее. Кто вам говорит, что я служу этому господину и вас склоняю к тому же?
Атос: (успокаиваясь) Что же значит тогда ваше предложение?
Д'Артаньян: Только то, что я смотрю на вещи трезво. Вы живете в своем имении и совершенно счастливы в своей золотой умеренности. У Портоса тысяч пятьдесят-шестьдесят годового дохода, а у Арамиса попрежнему полтора десятка герцогинь: это вечный баловень судьбы. А я, что я из себя представляю? Сижу двадцать лет на одном незавидном чине, не двигаюсь, не живу. И как только предоставляется возможность хоть немного ожить, вы все поднимаете крик:" Это подлец! Шут! Обманщик! Как ему можно служить?" Черт возьми! Я сам так же думаю, но сыщите мне кого-нибудь получше или платите мне пенсию!
Атос: (сдержанно) Но у вас есть же какие-то намерения?
Д'Артаньян: Я хотел посоветоваться со всеми вами: каждому из нас всегда будет не хватать остальных.
Атос: Это правда. Но Портос? Чего не хватает ему?
Д'Артаньян: Портосу не хватает баронского титула.
Атос: (рассмеявшись) Правда, я и забыл!

Д'Артаньян при этих словах удивленно поднял брови.
В это время пришел Рауль и разговор прервался.

Д'Артаньян: Не хуже ли нашей маленькой соседке?
Рауль: (прерывающимся голосом) Ушиб очень опасен, и доктор боится, как бы Луиза не осталась хромой на всю жизнь. Но что меня приводит в полное отчаяние, так это то, что я всему виной: она соскочила с бревна, чтобы бежать ко мне.
Д'Артаньян: Вам остается только одно средство, милый Рауль: жениться на ней и искупить этим свою вину.
Рауль: Сударь, вы смеетесь над искренним горем, это очень дурно.

Друзья и Рауль уселись завтракать и к концу его подали два письма, которые Атос внимательно прочитал, вздрогнув при этом.

Д'Артаньян: (обращаясь к Раулю) Пойдемте фехтовать, это развлечет вас.
Атос: (придя к ним в фехтовальный зал через четверть часа.) Ну, как?
Д'Артаньян: У него совсем ваша рука, Атос, а если бы еще и ваше хладнокровие, не оставалось бы желать ничего лучшего.

Входит лакей с письмом для мушкетера.

Д'Артаньян: Тревиль заболел, и без меня не могут обойтись в полку. Пропал мой отпуск!
Атос: Вы возвращаетесь в Париж?
Д'Артаньян: Конечно. А разве вы не едете туда же?
Атос: (чуть покраснев) Если я туда попаду, рад буду увидеться с вами.
Д'Артаньян: Эй, Планше! Задай овса лошадям: через десять минут мы уезжаем. (оборачивается к Атосу) Мне все время чего-то не хватало и только сейчас я понял: Гримо! Жаль, что я уезжаю, не повидавшись с ним.
Атос: Я удивляюсь, почему раньше вы о нем не заговорили. Я уступил его одному из друзей.
Д'Артаньян: Который понимает его знаки?
Атос: Надеюсь. Ну, что, обнимемся на прощание?
Д'Артаньян: (с улыбкой Раулю) Я еду через Блуа. Не хотите проехаться со мной?
Рауль: (заметив отрицательный знак Атоса) Я останусь с графом.
Д'Артаньян: (обмениваясь с друзьями рукопожатием) В таком случае, прощайте и да хранит вас Бог.

Всадники унеслись по дороге, а Атос следил за ними, опершись на плечо Рауля.

Атос: Рауль, сегодня вечером мы едем в Париж. Можете съездить попрощаться с госпожой де Сен-Реми и передать ей мой прощальный привет. Жду вас обратно к семи часам.

Д'Артаньян и Планше, отъехав от замка, придержали лошадей и гасконец перечитал полученное письмо.

"Возвращайтесь немедленно в Париж.
Дж. М.
P.S.Поезжайте к королевскому казначею в Блуа, назовите ему вашу фамилию и покажите это письмо: вы получите двести пистолей."

Д'Артаньян: Такая проза мне нравится. Нанесем визит казначею – и в Париж.

 Отправлено: 30.07.18 21:59. Заголовок: Глава 18 -21. Слышно..

Глава 18 -21.
Слышно чье-то пыхтение, смешки, шорох. Потом видна белая стена, на фоне которой какой-то белокурый и длинноволосый господин, старательно сопя, куском угля что-то рисует. Он отступает, и виден детский по своему исполнению рисунок, на котором внизу надпись: "Светлейший негодяй Мазарини под градом палочных ударов кардинала Бентиволио." Художник старательно вытирает испачканные углем пальцы о дорогущую столовую салфетку, которую он взял с накрытого к обеду стола, и поворачивается к вошедшему господину.

Бофор: (самодовольно) Что скажете, любезный Шавиньи? Я вам благодарен за побелку моей камеры: теперь у меня вдоволь места для упражнений. Я уже подготовил рамки и подписи под будущими картинами.
Шавиньи: (бледнея от ярости) Монсеньор, вынужден вам сообщить, что, если вы продолжите ваши упражнения, я вынужден буду отнять у вас средства для вашего развлечения.
Бофор: А что мне прикажете делать? Если у меня отняли возможность стать великим полководцем, прикажете упустить шанс стать вторым Рафаэлем? А пока я желаю прогулку! Это привилегию у меня пока не отняли?
Шавиньи: Боже упаси, монсеньр. (зовет двух стражей ) Сопроводите Его светлость на прогулку.

Герцогу подают его трость, шляпу и перчатки, и он величественно удаляется из камеры заключения на прогулку во двор Венсенского замка.

Шавиньи: (подождав, пока затихнут шаги герцога, делает знак появившимся рабочим) Немедленно все тут прибрать и уничтожить рисунки. Побелите стены заново и уберите дрова из камина. (бормочет, дергая себя за усы) И посмотрим, светлейший герцог, что вы скажете, когда у вас не будет не только угля, но и дров, чтобы согреться.

Следующий кадр : Бофор возится с собакой: забавное создание, смесь пуделя и шпица. Пес радостно скачет через тросточку, делает стойку, ложится и по команде герцога притворяется мертвым.

Бофор: Господин Писташ, вы гений среди собак. Сейчас к нам придут гости, и мы покажем им представление. Я надеюсь, что вы будете на высоте и сумеете достойно выразить мнение всех порядочных людей о господине Мазарини. (собака сидит, улыбаясь во всю пасть.)

А в камеру, тем временем, собираются гости – должностные лица Венсенского замка, в который заключен принц Бофор. Гости рассаживаются полукругом на заранее приготовленных стульях. Комната ярко освещена множеством свечей, которые герцог по такому случаю раздобыл всеми правдами и неправдами. Бофор делает знак, призывающий всех к вниманию, и, достав припасенный кусок штукатурки, проводит по полу длинную черту. Линия должна изображать веревку, на которую и ступил Писташ, встав на задние лапки и держа в зубах палочку. Он пошел по этой "веревке", как заправский плясун, и, пройдясь пару раз, вернул свою камышинку Бофору. Зрители наградили Писташа рукоплесканиями. Следующий трюк был проделан с помощью часов господина Шавиньи. Пес ответил на вопрос "который час?" поднимая и опуская лапу соответственно времени. Третий номер был ответом на вопрос:" кто лучший тюремщик во всей Франции?". Собака улеглась у ног Шавиньи, которого передернуло от такой вежливости.
Наконец, герцог задал коронный вопрос: " Кто величайший вор на свете?" Писташ, трижды обойдя гостей, никого не нашел и с визгом стал царапать закрытую дверь.

Бофор: Господа, вы видите, что собака не может найти вора в этой комнате. Но будьте уверены, на вопрос она все равно ответит. Писташ, друг мой, подойдите сюда.(пес подходит и садится напротив герцога). Так вор не секретарь ли Ле Камю, который пришел в Париж с двадцатью ливрами, а сейчас владелец десяти миллионов?

Писташ отрицательно машет головой.

Бофор: Может, это министр финансов Эмери, сделавший сыну к свадьбе подарком ренту в триста тысяч ливров и дворец? (снова отрицательное движение собаки) Тогда, не светлейший ли это негодяй Мазарини ди Пишина? (пес утвердительно поднимает и опускает голову несколько раз). А сейчас, господа, (господа мрачно молчат) Писташ покажет вам, как он умеет прыгать через трость. Господин Шавиньи, не одолжите ли мне вашу трость? (берет трость и держит ее в футе от земли) Писташ, будьте любезны прыгнуть в честь госпожи де Монбазон.(пес прыгает) А теперь – в честь королевы. (Писташ легко преодолевает трость, поднятую повыше). А теперь – в честь короля! (трость поднята высоко, но это не останавливает Писташа).Ну, а теперь (герцог опускает трость на пол) прыжок в честь светлейшего негодяя Мазарини! (пес отворачивается и категорически отказывается прыгать).

Гости поднимаются, и, сохраняя отстраненное выражение лица, поспешно удаляются. Бофор, глядя им вслед, довольно поглаживает отросшую в заключении бороду. На лице у него появляется плутоватая улыбка: герцог задумал очередную пакость для Мазарини.
Караульная комната дворца. Кардинал направляется к Анне Австрийской, застывает за портьерой. Слышны громкие голоса стражей.

Первый караульный: А я вам вот что скажу: если Круазель предсказал, можете считать, что оно уже сбылось. Он не только звездочет, он еще и колдун.
Второй караульный: Ты оказываешь ему плохую услугу: его могут притянуть к суду.
Первый караульный: Теперь колдунов не сжигают.
Второй караульный: А Урбен Грандье?
Первый караульный: Урбен был не колдун, а ученый. Он знал прошлое, а это куда хуже.
Второй караульный: Если это предсказание дойдет до кардинала, тот примет меры и герцог никуда не денется.
Третий караульный: Полноте! От судьбы не уйдешь. Если герцогу де Бофору суждено удрать, он удерет, и никакие меры кардинала тут не помогут.

Мазарини: (показываясь из-за портьеры) О чем вы толкуете, господа? О том, что герцог де Бофор убежал?
Третий караульный: О нет, монсиньор! Сейчас он и не помышляет об этом. Но ходят слухи, что он убежит еще до Троицыного дня.
Мазарини: И вы уверены в этих слухах и предсказаниях?
Третий караульный: Настолько, монсиньор, что если бы мне сейчас предложили место господина Шавиньи, я бы отказался. Вот после Троицы - пожалуйста.

Мазарини, кивнув головой на прощание, возвращается к себе в кабинет, где его уже ждет вызванный ранее надзиратель Ла Раме, высокий, полный мужчина, толстощекий, румяный и представительный. Кардинал усаживается за свой письменный стол и делает знак Ла Раме приблизиться.

Мазарини: Подойдите, сударь. Знаете ли вы, о чем здесь болтают?
Ла Раме: Нет, Ваше преосвященство.
Мазарини: А болтают здесь о том, что герцог де Бофор убежит из Венсена, если уже не сделал этого.

Физиономия надзирателя краснеет еще больше, глаза выпучиваются, он издает странные звуки и, наконец, разражается взрывом смеха. Он хохочет, не в состоянии остановиться, трясясь всем телом, утирая глаза огромным носовым платком и забыв, что его поведение непочтительно. Мазарини, напротив, совершенно серьезен.

Ла Раме: (отсмеявшись) Убежит? А разве вам, монсиньор, не известно, что он находится в Венсенсом замке?
Мазарини: Мне это известно.
Ла Раме: У него в камере на окнах решетки в руку толщиной, а стены – в семь футов. Круглые сутки при нем восемь караульных.
Мазарини: Стены можно проломить, решетки – перепилить. Но он же выходит на прогулку и играет в шары?
Ла Раме: Если хотите, его можно лишить этих развлечений.
Мазарини: (поспешно) Нет, нет! Но с кем он играет и подходит ли он близко к стенам?
Ла Раме: Он играет с караульным офицером. А стены в замке – почти шестьдесят футов в высоту. Нет-нет, пока герцог не превратился в птицу, я за него ручаюсь.
Мазарини: Герцог хвастает, что у него в запасе сорок способов бежать!
Ла Раме: Монсиньор, если бы хоть один из них был годен, герцог де Бофор давно бы уже бежал.
Мазарини: (с интересом смотрит на надзирателя) Но вы же не находитесь при герцоге каждый день и двадцать четыре часа в сутки. И господин Шавиньи – тоже. Кто остается вместо вас?
Ла Раме: О, на этот случай у меня есть один малый, который метит сделаться королевским надсмотрщиком. Этот стережет на совесть. Он у меня всего три недели, но упрекнуть я его могу только в одном - он слишком суров к узнику.
Мазарини: И как зовут этого цербера?
Ла Раме: Некий господин Гримо, монсиньор.
Мазарини: Кто вам его рекомендовал?
Ла Раме: Управитель герцога де Граммона.
Мазарини: На него можно положиться? Он не болтун?
Ла Раме: Я думал вначале, что он немой. Он предпочитает объясняться знаками: так его приучил прежний хозяин.
Мазарини: Хорошо, вы меня немного успокоили. Можете возвращаться к исполнению своих обязанностей. (отпускает надзирателя, а сам пишет письмо д'Артаньяну, с приказом срочно вернуться в Париж.)

Герцог де Бофор занимается своим туалетом, а точнее: красит бороду, расчесывая ее свинцовой гребенкой. Разглядывая себя в небольшом зеркале, он мечтательно улыбается: он еще хорош собой и может понравиться женщинам. В это время входит Гримо, и, увидев расческу, немедленно забирает себе и кладет в карман. На безмолвное возмущение герцога лаконично отвечает: " Колется".

Бофор: Ты кто?
Гримо: Сторож.
Бофор: Только такого висельника мне и не хватает в моей коллекции. Эй, кто-нибудь!
Ла Раме: (входя в комнату) Что случилось, Ваше высочество?
Бофор: Что это за бездельник?
Ла Раме: Этот достойный человек – один из ваших сторожей.
Бофор: Он отобрал у меня гребенку под предлогом, что она колется.
Гримо: (вынимает из кармана гребень и указывает на крайний зубец) Колет.
Ла Раме: А он прав!
Бофор: Что говорит эта скотина?
Ла Раме: Что король не разрешил Вашему высочеству острые предметы.
Бофор: (с бешенством глядя на Гримо) Я чувствую, что сильно возненавижу этого мошенника.

А Бофор занялся новой проказой. Он нашел палочку, остругал ее осколком стекла, привязал поперечинку нитками, которые осторожно выдернул из носового платка и соорудил миниатюрную виселицу. Затем взял огромного вареного рака, которого заказал к обеду, и водрузил его на этой виселице. В это время вернулся Гримо, и, увидев кусок стекла, тут же присвоил его со словом "Режет".

Бофор: Господин Гримо, в ваших же собственных интересах держаться от меня на таком расстоянии, чтобы я не мог дотянуться до вас рукой.
Ла Раме: (все время находившийся в комнате, а теперь с интересом следящий за манипуляциями принца) Полноте, монсеньор, давайте сюда вашу виселицу, я обстругаю ее своим ножом.
Бофор: (со смехом) Вы? Это выйдет еще забавнее! Отлично, а теперь просверлите дырочку в полу. Вот так! (водружает рака на виселице посреди комнаты)

Ла Раме хохочет, герцог вторит ему. Гримо подходит к надзирателю и указывает ему на рака.

Гримо: Кардинал.
Бофор: Повешенный Его высочеством герцогом де Бофором и королевским офицером Жаком-Кризостомом Ла Раме.

Ла Раме с криком ужаса вытаскивает виселицу, разламывает ее на кусочки, собирается выбросить и рака.

Гримо: (отбирая рака) Можно съесть!

Прошло несколько дней. (можно это показать и титрами, и мельканием кадров, где каждое утро и каждый день узника похожи, как капли воды). Бофор затеял было беседу с одним из стражников, но не успел он промолвить и двух слов, как вошел Гримо, и отведя стражника в сторону указал ему на дверь. Тот безропотно повиновался.

Бофор: (с гневом) Вы несносны! Я вас проучу!

Гримо кланяется.

Бофор: Господин шпион, я переломаю вам все кости!

Гримо, кланяясь, отступает.

Бофор: Я вас задушу собственными руками!

Гримо отступает.

Бофор: (бросаясь на Гримо, сжав кулаки) И сейчас же… сию же минуту! (хватает за плечи Гримо, сжимая их, как тисками)
Гримо: (с улыбкой, приложив палец к губам) Тс! (достает из-за подкладки куртки конверт с печатью и протягивает его принцу).
Бофор: (берет конверт) От госпожи де Монбазон! (проводит рукой по глазам, вскрывает печать и читает вполголоса)
" Дорогой герцог!
Вы можете вполне довериться честному человеку, который вам передаст мое письмо. Это слуга одного из наших сторонников, который ручается за него, Так как испытал его верность в течении двадцатилетней службы. Он согласился поступить помощником надзирателя, приставленного к вам, для того чтобы подготовить и облегчить ваш побег из Венсенской крепости, который мы затеваем.
Час вашего освобождения близится, ободритесь и будьте терпеливы. Знайте, что друзья ваши, несмотря на долгую разлуку, сохранили к вам прежние чувства.
Ваша неизменно преданная вам Мария де Монбазон"
Милая Мария! Она не забыла меня после пятилетней разлуки. (поворачиваясь к Гримо) Итак, ты согласен помочь мне, мой милый и для этого и поступил сюда? (утвердительный кивок Гримо) А я-то хотел задушить тебя! Погоди! Такая преданность внуку Генрих Четвертого не должна остаться без награды. (напрасно ищет у себя хоть какую-то монету.)
Гримо: Вот то, что вы ищете, монсеньор. (достает набитый золотом кошелек и останавливает герцога, когда тот хотел высыпать ему все деньги) Благодарю вас, но мне уже заплачено.

Бофор, изумленный всем, что с ним происходит, только смог протянуть руку надзирателю. Гримо подошел и почтительно поцеловал ее.

Бофор: А что теперь мы будем делать?
Гримо: В два часа пополудни Ваше высочество захочет сыграть партию в мяч с Ла Раме. Забросьте парочку мячей через вал.
Бофор: А дальше?
Гримо: Ваше высочество крикнет крестьянину, который там будет работать, чтобы он бросил мяч обратно.
Бофор: (протяжно) Я по-нял!

Гримо улыбается с облегчением и идет к дверям, но герцог останавливает его.

Бофор: Постой! Так ты ничего не хочешь?
Гримо: Я бы попросил вас, монсеньор, дать мне одно обещание.
Бофор: Какое? Говори же!
Гримо: Когда мы будем спасаться бегством, я везде и всюду буду идти первым. Если поймают вас, монсеньор, все ограничится тем, что вас опять посадят; если попадусь я, меня самое меньшее повесят.
Бофор: Ты прав. Будет по-твоему – слово дворянина.
Гримо: Теперь у меня только одна просьба к вам: постарайтесь меня ненавидеть по-прежнему.

В это время заходит Ла Раме, и Гримо тут же уходит, передавая эстафету надзора над герцогом своему непосредственному начальнику.

Бофор: Ла Раме, что ты скажешь о партии в мяч часика в два?
Ла Раме: Я всегда к услугам Вашей светлости, но прошу об одном снисхождении. Видите ли, я не успел пообедать, а в кондитерской, что рядом с замком, сменился хозяин и выставил на витрине столько вкусных и замечательных вещей…
Бофор: Все понятно. Ладно, иди, обедай, но к двум чтоб был на месте. Я чувствую себя в ударе и намерен сегодня разгромить тебя в пух и прах.
Ла Раме: Бегу, монсеньер! Но я могу пообещать преемнику дядюшки Марто, что вы станете его покупателем?
Бофор: Да, но пусть он не присылает мне пирожков с грибами. Грибы Венсенского леса смертельны для нашей семьи.

Площадка на крыше Венсенского замка это место, которое использовали для игры в мяч. Бофор и Ла Раме состязаются здесь в своей ловкости. Высокий и полный Ла Раме неожиданно ловок и подвижен, а герцог, вопреки собственным словам в этот день не в ударе. Мячи то и дело попадают не по назначению, а парочка так и вовсе упали в ров, опоясывающий замок. Герцог приблизился к парапету, окружавшему площадку и всмотрелся в человека, работавшего на крошечном огородике на краю рва.

Бофор: Эй, любезный!
Крестьянин: Ну, чего надобно?
Бофор: (с трудом скрывая потрясение: человек в огороде – это Рошфор) Будь любезен, кинь нам наши мячи!

Рошфор кидает ему мячи. Один мяч падает прямо к ногам герцога и тот незаметно прячет его в карман. Дальше у Бофора пропадает желание играть. Он делает еще пару бросков мимо, и досадливо махнув рукой, уходит вниз, в свою камеру. Ла Раме, в полном восторге от того, что обыграл принца, потирая руки идет за ним.
Оказавшись в комнате без Ла Раме, герцог поспешно разорвал зубами (ножей у него не было) оболочку мяча и достал записку. Сам мяч он спрятал под подушку, а прочитав записку, тут же кинул ее в огонь камина.
Записка содержала всего несколько фраз.
"Ваше высочество!
Час вашего освобождения близится. Прикажите доставить вам послезавтра пирог от нового кондитера. Этот кондитер – ваш дворецкий Нуармон. Разрежьте пирог, когда будете один. Надеюсь, вы останетесь довольны начинкой.

Вы можете вполне довериться Гримо: это очень смышленый и преданный нам человек.
Слуга вашего высочества как в Бастилии, так и повсюду.
Граф Рошфор"

Бофор пошевелил дрова кочергой и, заслышав шум, тут же явился Ла Раме. Убедившись, что герцог никуда не делся, он забрал его камзол и плащ, под предлогом чистки, и возобновил разговор о кондитерской.

Ла Раме: (назидательно, как учитель) Не следует поддаваться мрачным мыслям, Ваше высочество. Такие мысли убивают не хуже селитры.
Бофор: (как капризный ребенок) Вам хорошо говорить так, Ла Раме. Если бы я мог ходить по кондитерским, есть пирожки у преемника дядюшки Марто и запивать их бургундским, как вы, я бы тоже не скучал. Кухня у него, уж наверное, получше, чем у господина Шавиньи.
Ла Раме: А кто мешает вам попробовать его стряпню, Ваше высочество? Кстати, я обещал ему, что вы станете его покупателем.
Бофор: Хорошо! Если уж мне суждено просидеть здесь до самой смерти, то нужно изобрести для себя какое-нибудь развлечение. Стану лакомкой.
Ла Раме: Послушайтесь совета: не откладывайте это до старости!
Бофор: (что-то вспоминая) Ла Раме, кажется у нас послезавтра праздник?
Ла Раме: Троицын день, Ваше высочество.
Бофор: Не желаете ли мне дать в этот день урок гастрономии?
Ла Раме: (потирая руки) С огромным удовольствием, монсеньор!
Бофор: Но для максимального удовольствия мы этот урок должны провести вдвоем, без сторожей. Закажете ужин по своему вкусу. Идет?
Ла Раме: Идет, но с одним условием: Гримо будет прислуживать за столом.
Бофор: (с притворным недовольством) К черту вашего Гримо! Он испортит мне весь праздник!
Ла Раме: Я прикажу ему стоять за вашим стулом.
Бофор: А знаете что я думаю? Вы мне не доверяете, милейший Ла Раме!
Ла Раме: Так послезавтра же Троицын день, Ваше высочество!
Бофор: Ну, и что с того?
Ла Раме: Я говорил вам, что этот проклятый звездочет напророчил, что вы убежите из крепости прежде, чем пройдет Троицын день?
Бофор: Ты веришь колдунам?
Ла Раме: Не я, а монсиньор Джулио. Он итальянец, а значит – суеверен.
Бофор: Скажи кондитеру, что если он мне угодит, то он будет моим поставщиком не только пока я здесь сижу, но и когда я выйду из крепости. А пока скажи ему, что мое высочество велит ему не жалеть денег, которые кардинал выделил на мое содержание. Идите, Ла Раме, идите, и пришлите мне кого-нибудь с шахматами, Только не Гримо, учтите.

Герцогу снится сон: у него выросли крылья, он взлетел над площадкой замка. Потом поднялся выше, еще выше – и тут крылья сломались. Бофор полетел вниз, ветер свистел в ушах, мимо со страшной скоростью проносились тучи, а он все падал и падал, не достигая земли. С криком Бофор проснулся, покрытый холодным потом он; судорожно ощупывал себя, но крыльев, даже сломанных, не обнаружил. Но, едва он улегся вновь, как его воображением завладел новый сон. На этот раз герцог шел низким и извилистым подземным ходом, а впереди маячил фонарь в руках Гримо. Гримо все удалялся и удалялся, герцог не поспевал за ним, потому что стены хода все сближались, и он вынужден был протискиваться в узкий лаз. Сзади послышались голоса преследователей, его схватили и приволокли назад в камеру. Три могильных холмика отмечали могилы умерших: маршала Орнано, Пюилоранса и его собственного дяди. Четвертая разверстая могила ожидала самого Бофора. Ла Раме взял его за плечо и подтолкнул к яме. Бофор проснулся и стал дико оглядываться по сторонам, все еще не веря, что это был сон.
Утром в камеру зашел Ла Раме.

Ла Раме: Доброе утро, Ваше высочество. Как почивали?
Бофор: Отвратительно. Ты, своими разговорами о побеге, довел меня до того, что я во сне, пытаясь бежать, ломал себе шею. Так что я больше ничего не желаю слушать, кроме как об ужине. Ты заказал его? Чем нас угостит преемник дядюшки Марто?
Ла Раме: Будет пирог, огромный, как башня, отличное вино, ну и закуски на вкус самого господина кондитера. Я ему полностью доверяю.

В это время неслышно вошел Гримо. Герцог нахмурился.

Бофор: Я, кажется, запретил этому человеку входить без разрешения.
Ла Раме: Простите его, монсеньор, ведь это я велел ему прийти.
Бофор: А зачем вы зовете его, зная, что он мне неприятен?
Ла Раме: Осмелюсь вам напомнить о нашей договоренности: без Гримо не будет ужина. А теперь позвольте мне удалиться: господин Шавиньи перед отъездом должен отдать мне последние распоряжения.
Герцог: (недовольно) Идите, только возвращайтесь поскорее.
Ла Раме: Монсеньор не пожелает отыграться за вчерашний проигрыш в мяч?
Бофор: (уловив положительный кивок Гримо) Еще как пожелает! Я намерен разбить вас в пух и прах!

Едва надзиратель покинул комнату, Гримо вынул из кармана бумагу и карандаш.

Гримо: Пишите, Ваша светлость. "Все готово к завтрашнему вечеру. Ждите нас с семи до девяти часов с двумя оседланными лошадьми. Мы спустимся из первого окна галереи." И – ваша подпись. Мяч вы уничтожили?
Бофор: (достает разорванный мяч из-под подушки) Вот он.
Гримо: Я зашью записку в него, а вы, во время игры, бросите его человеку во рву.
Бофор: Рошфору?

Гримо кивнул.

Бофор: Скажи мне, по крайней мере, каков план побега?
Гримо: Мне велено молчать.
Бофор: (пожимая плечами) Ну, а что будет в пироге ты можешь сказать?
Гримо: Два кинжала, веревка с узлами и груша.
Бофор: (хохоча) Понимаю. Кинжалы мы возьмем себе, а грушу заставим съесть Ла Раме.

 Отправлено: 31.07.18 13:42. Заголовок: Стелла, хороший отры..

Стелла, хороший отрывок получился, и динамичный, и ничего главного не пропущено. Только мне кажется, не помешали бы твои авторские пометки, как сценариста, как ты видишь поведение героев, их эмоции, мимику. Это ведь не удлинит сериал, но поможет читателю как бы * увидеть* сцену,

 Отправлено: 31.07.18 16:18. Заголовок: Констанс1 , я думаю,..

Констанс1 , я думаю, коротких реплик все же достаточно, чтобы режиссер "развернулся". Если бы я писала сценарий, как роман, я бы точно это прописала. Но расписывать - нахмурил герой брови и при этом топнул ногой... стоит ли держать такие рамки? Хочется инициативы и от тех гипотетических исполнителей, которые возьмутся за дело.

 Отправлено: 03.08.18 18:11. Заголовок: Глава 22 -24. Два в..

Глава 22 -24.

Два всадника, в сопровождении слуги, не спеша двигались по улицам Парижа. В этом лабиринте улиц старший из дворян, несомненно, был проводником своим спутником. Когда над островерхими крышами замаячили деревья Люксембургского сада, этот дворянин (а путешественники, судя по их виду были дворянами), свернул на узкую, крошечную улицу. На середине ее он остановился перед каким-то, с виду купеческим, домом, и с улыбкой сказал несколько слов своему молодому спутнику. Тот - юноша, почти мальчик, снял шляпу и с благоговением поклонился дому.
Добравшись до гостиницы, на вывеске которой была нарисована зеленая лисица, путники остановились. Судя по спокойной уверенности старшего из дворян, он бывал в ней не раз, хотя за многие годы в ней изменилось все, начиная с хозяев. Путешественники, поручив своих лошадей слуге и конюху, прошли к своим комнатам, но старший из них неожиданно обратился к своему спутнику.

Атос: Вам необходимо переодеться, Рауль. Я хочу вас представить кой-кому.
Рауль: (устало) Сегодня?
Атос: (делая вид, что не замечает усталости юноши) Да, через полчаса. И оденьтесь получше. Мне хочется, чтобы вы казались красивым.
Рауль: (обеспокоенно) Надеюсь, граф, речь пойдет не о сватовстве? Вы же знаете мои обязательства по отношению к Луизе.
Атос: (пряча улыбку) нет, будьте покойны, хоть я и представлю вас женщине.
Рауль): (наивно) А сколько ей лет?
Атос: (как строгий наставник) Мой милый мальчик, запомните раз и навсегда: о таких вещах не спрашивают. Если вы по лицу можете угадать возраст – ваш вопрос неуместен, если не можете – нескромен.
Рауль: (с детским любопытством) Она красива?
Атос: Шестнадцать лет назад она считалась не только самой красивой, но и самой очаровательной женщиной во Франции. Поторопитесь, друг мой, у нас не так много времени.

Через полчаса Рауль постучал в комнату графа: Атос был уже готов к визиту. С улыбкой, и стараясь не выдать своих чувств, граф осмотрел своего воспитанника с головы до пят: мальчик был прекрасен. Гранатовый бархат костюма оттенял матовую белизну его лица, которое обрамляли черные локоны. Шляпа, перчатки и сапоги были из серой замши.
Атос встал и подошел к виконту, продолжая всматриваться в это юное создание, в котором уже так чувствовалась порода. Они стояли рядом с довольно большим зеркалом, и у графа перехватило дыхание: сходство его с Бражелоном стало слишком явным.
Граф готовился к предстоящему визиту не мене тщательно, и не без доли кокетства. Было заметно, что этот визит для него много значит, и он постарался не ударить в грязь лицом.
Поэтому, когда они с Раулем остановились перед особняком, украшенном гербами Люиней, Атос поднялся на крыльцо с таким спокойным и уверенным видом, и так непринужденно велел лакею узнать, не может ли герцогиня де Шеврез принять графа де Ла Фер, что тот мгновенно убежал, с тем, чтобы вернуться и доложить, что мадам готова принять графа, хоть и не имеет чести его знать.
Атос и Рауль проследовали за лакеем через анфиладу комнат. Перед последней дверью Атос сделал мальчику знак подождать, и зашел в комнату.
Это был будуар, обставленный с редким изяществом и кокетством, соответственно моде, введенной госпожой Рамбуйе. У стены, прикрытой ковром, стояла кушетка, на которой, держа в руке книгу, полулежала очаровательная дама. Пожалуй, только лицо и выдавало ее возраст. Несколько морщинок, чуть увядшая кожа лица – вот и все признаки возраста. Глаза ее по-прежнему были живыми и яркими, губы манили к поцелуям, волосы, пышные, блестящие, рассыпались по плечам, а стан, лишенный корсета, был гибок и строен, как у двадцатилетней. Она чуть привстала, приветствуя гостя, и впилась взглядом в его лицо. Вошедший был ей не знаком. Она никогда не видела этого человека, она была уверена в этом, но он, несомненно, бывал при дворе. Вошедший был среднего роста, широкоплечий, с гибким станом и плавными движениями человека шпаги. Лиловый, самой модной расцветки, бархатный костюм, отделанный шнурами с вороненными наконечниками, украшенный бесценными кружевами воротника и манжет, простой черный плащ, черная шляпа с обычным лиловым пером, черные перчатки и сапоги, а у бедра – роскошная шпага, чей эфес переливался драгоценными камнями: герцогиня де Шеврез закончила осмотр гостя, переведя взгляд на его лицо. Нет, они не знакомы: таких глаз, как у этого графа, не забудешь. Но и гость рассматривал ее, не скрываясь. Странно: они, несомненно, принадлежат к одному кругу, но почему же тогда они не знакомы? Герцогиня сделала приглашающий жест рукой рядом с собой и уселась на кушетке, освободив гостю место рядом, и милостивой улыбкой ответив на его поклон. Граф де Ла Фер непринужденно опустился на кушетку, держа шляпу в руках, с легкой улыбкой, все так же не спуская глаз с лица дамы. Жестом он удержал лакея, который хотел удалиться.

Атос: Герцогиня, я имел смелость явиться к вам в дом, хоть мы и не знакомы. Вы соблаговолили принять меня, но теперь я прошу уделить мне полчаса для беседы.
Герцогиня: Я готова исполнить вашу просьбу.
Атос: Это еще не все. Простите, я знаю, что требую слишком многого. Я прошу у вас беседы без свидетелей, и мне бы не хотелось, чтобы нас прерывали.
Герцогиня: (лакею) Меня ни для кого нет дома. Можете идти. (помолчав) Ну же, граф, разве вы не видите, с каким нетерпением я жду.
Атос: А я, мадам, смотрю – и восхищаюсь.
Герцогиня: А я горю желанием узнать, с кем я имею удовольствие говорить. У меня нет никакого сомнения: вы бываете при дворе. Так почему я вас там никогда не встречала? Может быть, вы только что вышли из Бастилии?
Атос: (улыбаясь) Нет, но, возможно, я стою на дороге, которая приведет туда.
Герцогиня: Тогда поскорее скажите мне, кто вы, и уходите. Я и так уже достаточно скомпрометирована!
Атос: Вам доложили обо мне, как о графе де Ла Фер, но в прежние времена я носил другое имя – Атос. Возможно, вы его знали, но, без сомнения, уже забыли.
Герцогиня: (широко раскрытыми глазами смотрит на гостя) Атос… Постойте…
Атос: (улыбаясь) Не помочь ли вам, герцогиня?
Герцогиня: Да… Вы мне сделаете большое одолжение.
Атос: Этот Атос был очень дружен с тремя молодыми мушкетерами: д'Артаньяном, Портосом и…
Герцогиня: (быстро) И Арамисом!
Атос: Вы еще не забыли этого имени?
Герцогиня: (в кадре смутно видно лицо молодого Арамиса) Нет! Это был такой красивый, изящный и скромный молодой человек. Бедный мальчик! Говорят, он плохо кончил?
Атос: Совсем плохо! Он сделался аббатом.
Герцогиня: (с притворным сожалением) Какая жалость! Но я вам благодарна, граф, за то, что вы вызвали одно из самых приятных воспоминаний моей молодости.
Атос: (пристально глядя на де Шеврез) А могу я напомнить вам другое, имеющее с ним связь?
Герцогиня: Говорите! С вами можно ничего не бояться.

Атос поклонился, но выдержал паузу, прежде чем продолжить. Герцогиня сгорала от нетерпения, и даже не пыталась скрыть своего любопытства. Он же явно собирался с силами, чтобы продолжить свой рассказ.

Атос: Арамис был в очень близких отношениях с одной молоденькой белошвейкой из Тура, по имени Мари Мишон. Она приходилась ему кузиной.
Герцогиня: Я знаю ее.Это та, которой он писал из Ла Рошели, предупреждая ее о заговоре против Бэкингема.
Атос: Вы позволите говорить о ней?
Герцогиня: (испытующе глядя на графа) Только если вы не будете говорить о ней дурно.
Атос: Это было бы черной неблагодарностью с моей стороны.
Герцогиня: Но вы же не были с ней даже знакомы!
Атос: (со странной, почти мечтательной, улыбкой) Кто знает, может быть и был.

И тут идет визуальный ряд истории приключения Мари Мишон. За кадром несколько фраз графа. Пока он говорит, два всадника пробираются под дождем по проселочной дороге, добираются до жалкой деревушки, стучат в несколько хижин, но им никто не открывает.

Атос: Эта Мари Мишон была знакома с самой блестящей знатью Франции и умудрилась навлечь на себя ненависть кардинала Ришелье. Он намеревался заточить ее в замок Лош, но, благодаря предусмотрительности ее друзей, ее вовремя предупредили. Получив молитвенник в зеленом бархатном переплете, что было сигналом к бегству, Мари и ее горничная Кэтти, переодевшись в мужской костюм, бросились бежать. Им удалось добраться до крохотной деревушки близ Ангулема, которую и на карте непросто найти. Это место называлось Рош-Лабейль, но ночлег там нашелся только в доме священника.
Две хрупкие фигурки, заведя лошадей в сарай, вернулись ко входу в домишко. На стук в дверь никто не вышел, на повторный из глубины дома раздалось "Войдите!". Тогда тот из молодых людей, что казался хозяином, толкнул дверь. Она неожиданно легко поддалась и до нитки промокшие всадники вошли в дом. Молодой человек, бывший в паре путешественников старшим по положению, не снимая шляпы, с полей которой еще лилась вода, просунул голову в приоткрытую дверь в спальню. Там чуть теплился огонек лампы.

Молодой человек: Вы позволите нам переночевать, святой отец?
Кюре: (сонным голосом) Пожалуйста, молодой человек, если вы согласны удовольствоваться остатками моего ужина и половиною моей комнаты.
Молодой человек: Благодарю вас, господин кюре. Мне это подходит.
Кюре: В таком случае, ужинайте, но постарайтесь поменьше шуметь. Я тоже не сходил с седла весь день и не прочь хорошенько выспаться.

Слышно, как ужиная, молодые люди шепчутся и громко смеются. Затем молодой человек заходит в спальню, где лампа уже погасла, и слышно, как он раздевается. Скрип кровати говорит о том, что он лег в постель.
Камера возвращается в будуар герцогини.

Герцогиня: (в нетерпении) А дальше?
Атос: Дальше? (со вздохом) Вот это, действительно, самое трудное.
Герцогиня: Говорите! Говорите, мне можно сказать все! (убежденно, но не без кокетства) К тому же, это меня нисколько не касается – это дело Мари Мишон.
Атос: (с явным облегчением) Ах, да, совершенно верно! Итак, Мари Мишон, поужинав, вошла в спальню, оставив горничную спать в кресле в гостиной, там, где они ужинали.
Герцогиня: (потеряв терпение) Послушайте, если вы не сам Сатана, то как вы узнали все эти подробности?
Атос: (вздыхая) Мари Мишон была из числа тех прелестных и сумасбродных созданий, которым постоянно приходят в голову самые странные причуды и которые сотворены нам на погибель. Ей пришло в голову, что под старость было бы забавно иметь в числе многих веселых воспоминаний еще и воспоминание о священнике, попавшем по ее милости в Ад.
Герцогиня: (с досадой стукнув веером, которым она последние четверть часа прикрывала то глаза, то бурно вздымавшуюся грудь) Честное слово, граф, вы меня приводите в ужас.
Атос: Увы, мадам, бедный священник был не святой Амвросий, а Мари Мишон (с покаянным видом разводит руками), повторяю, была очаровательная женщина.
Герцогиня: (резко поворачивается к графу и хватает его за руки) Скажите мне сию же минуту, как вы узнали все это или мне придется послать за монахом в Августинский монастырь, чтобы он изгнал из вас беса.
Атос: (рассмеялся так, словно с него свалилась часть тяжкой ноши) Нет ничего легче, герцогиня. За час до вашего приезда, некий всадник попросил у священника приюта на ночь. Доброго кюре вызвали в ту ночь к умирающему, и он оставил дом на своего гостя. Таким образом, Мари Мишон просила гостеприимства не у священника, а у этого дворянина.
Герцогиня: И этот гость, этот путешественник, этот дворянин?..
Атос: (вставая и почтительно кланяясь) Был я, граф де Ла Фер.

Герцогиня с минуту молчала в полном ошеломлении, и, раскрыв свои большие глаза, рассматривала Атоса, словно какую-то диковинку, потом, неожиданно, весело расхохоталась.

Герцогиня: Это презабавно! Эта сумасбродка нашла лучше, чем искала. Но, продолжайте любезный граф и садитесь же, прошу вас!
Атос: (с самым покаянным видом, который представляет его в неожиданном свете) Мадам, мне остается только покаяться. На рассвете я тихонько вышел из спальни. Проходя мимо кресла, в котором спал ваш слуга, я обратил внимание на его лицо, и признал в нем прелестную Кэтти, которую Арамис приставил некогда к госпоже. Таким образом я догадался, что прелестная путешественница была…
Герцогиня: Мари Мишон.
Атос: (согласно кивает) Мари Мишон. Выйдя из дома, я направился на конюшню, где ждал меня слуга, и мы уехали.
Герцогиня: (быстро, пристально глядя на Атоса) И… вы больше никогда не бывали в этом селении?
Атос: (отвечая ей таким же взглядом) Я был там через год. Мне захотелось повидать еще раз этого кюре. Он был озабочен совершенно непонятным обстоятельством: за неделю до моего приезда ему подкинули трехмесячного мальчика. В колыбельке, кроме кошелька с золотом, была лаконичная записка "11 октября 1633 года".
Герцогиня: Число, когда случилось это странное приключение.
Атос: (веско) И священник ничего не понял: он ту ночь провел у умирающего, а Мари Мишон уехала до его возвращения.
Герцогиня: (помедлив) Мари Мишон, вернувшись из ссылки в сорок третьем году, стала тут же разыскивать ребенка: она хотела сама воспитывать его. Она навестила кюре, и он сказал ей, что мальчика увез какой-то знатный человек, который обещал позаботиться о нем и хотел сам воспитать его.
Атос: Так и было на деле.
Герцогиня: (громко) Так это были вы, его отец!
Атос: (оглядываясь) Тсс! Не так громко: он здесь, в соседней комнате.
Герцогиня: (потеряв голову и бросаясь к двери) Здесь! Мой сын здесь? (опомнившись) Сын Мари Мишон здесь! Я хочу видеть его сию минуту!
Атос: Помните, что он не знает, кто его родители!
Герцогиня: (схватив руку графа и прижимая ее к груди) Вы сохранили тайну и привезли его сюда, чтобы доставить мне такое счастье? О, благодарю вас, граф, благодарю! (пытается поцеловать его руку)
Атос: (останавливает ее порыв, отняв руку) Я привел его сюда, мадам, чтобы и вы, в свою очередь, смогли сделать для него что-нибудь. До сих пор я заботился о его воспитании, но теперь мне снова придется начать жизнь участника политической партии. Не мне вам рассказывать, чем это чревато: если я буду убит, у него не останется никого, кроме вас. И только вы можете ввести его в общество, где он должен занять принадлежащее ему по праву рождения место.
Герцогиня: (вся горя от нетерпения) Будьте спокойны, хоть я и не пользуюсь сейчас большим влиянием, однако я сделаю для него все, что в моих силах. Что же до состояния и титула…
Атос: (остановив ее движением руки) …то об этом не надо беспокоиться: на него записано доставшееся мне по наследству имение Бражелон и титул виконта, а также десять тысяч ливров годового дохода.
Герцогиня: (смотрит на Атоса с непритворным восхищением) Вы настоящий дворянин! Но мне хочется поскорее увидеть нашего виконта. Где он?
Атос: (улыбаясь нетерпению герцогини) Рядом, в гостиной. Я сейчас приведу его. (делает шаг к двери, но герцогиня останавливает его, коснувшись его руки)
Герцогиня: Он красив?
Атос: (улыбаясь) Он похож на свою мать. (открывает дверь и приглашает виконта зайти) Подойдите, виконт. Герцогиня де Шеврез разрешает вам поцеловать ее руку.

Рауль, с милой улыбкой опускается на колено и целует протянутую руку.

Рауль:Вы, наверное, граф, хотели пощадить мою застенчивость, говоря, что представляете меня герцогине де Шеврез? Это, наверное, сама королева?
Герцогиня: (глаза ее сияют от счастья, она ласкает мальчика взглядом, не осмеливаясь прижать его к сердцу и расцеловать) Нет, виконт, нет, я к сожалению не королева. Если бы в моей власти было сделать для вас все, что вы заслуживаете! Но скажите мне, какую карьеру вы бы хотели избрать?
Рауль: (оглянувшись на Атоса, который весь светится от счастья) Мне кажется, что для дворянина возможна только одна карьера - военная. Господин граф так и воспитывал меня, рассчитывая по приезде в Париж представить меня особе, которая могла бы меня рекомендовать Принцу.
Герцогиня: Для вас, молодого воина, было бы важно служить под его началом. Но у меня с ним довольно натянутые отношения… Будем действовать через моего друга, принца де Марсильяка.
Атос: (поняв с полуслова, как собралась действовать де Шеврез) Вот и отлично!. Только разрешите мне просить вас поторопиться: у меня веские причины желать, чтобы виконта завтра вечером уже не было в Париже. И для его будущности лучше, чтобы никто даже не подозревал, что мы с ним знакомы.
Рауль: (возмущенно) Сударь!
Атос: Я ничего не делаю зря, вам это должно быть известно, виконт.
Герцогиня: Оставьте виконта у меня.
Атос: Благодарю вас, герцогиня, Это кстати, так как у меня несколько визитов впереди. Но к шести вечера я жду Рауля у себя.
Герцогиня: Что вы делаете вечером?
Атос: Мы идем к аббату Скаррону, где у меня встреча с одним из друзей.
Герцогиня: Я тоже заскочу к нему: не уходите, не повидав меня.

Атос кланяется и собирается выйти, но де Шеврез останавливает его.

Герцогиня: (с ласковой насмешкой) Неужели со старыми друзьями прощаются так строго?
Атос: (с нежностью, большей, чем простая признательность, целует ей руку и шепчет едва слышно, но она с удивлением и тайной радостью слышит его слова)
Атос: Ах, если бы я только знал раньше, какое очаровательное создание Мари Мишон.


(продолжение отрывка следует: я объединяю три-четыре главы, с тем, что они идут в одну серию).

 Отправлено: 05.08.18 17:33. Заголовок: (продолжение) Хло..

(продолжение)

Хлопотный для Рауля и Атоса день заканчивается, но для отдыха время еще не пришло. Постепенно на улицах стихает дневная сутолока, и все больше места остается для всадников и экипажей. Наступает время визитов и встреч, темнеет, из дверей кабачков доносится шум и песни, стук кружек и проклятия, сопровождающие полет очередного пьяницы из дверей кабачка на проезжую часть. Атос и Рауль, в сопровождении Оливена, слуги, приехавшего с ними из Бражелона, не спеша едут по улицам. Судя по поведению народа, который бурно реагирует на любое движение правительства, что-то произошло и сегодня. На улице Сен-Оноре граф нагнал двух незнакомцев, которые тоже были верхом. Один из них снял шляпу и обратился к Атосу, сопроводив свои слова поклоном.

Незнакомец: Представьте себе, сударь, ведь негодяй Мазарини лишил пенсии бедного Скаррона!
Атос: (снимая шляпу и кланяясь) Это возмутительно! (разъезжаются, вежливо раскланявшись. Рауль, не подавая виду, что удивлен, смотрит во все глаза).
Атос: Удачно вышло, что мы будем у Скаррона именно сегодня: вот и случай выразить бедняге наше соболезнование.
Рауль: А кто этот Скаррон, что весь Париж из-за него волнуется? Министр?
Атос: (улыбаясь наивности виконта) Нет, просто маленький дворянин, но с большим умом. Он в немилости у кардинала, потому что сочинил на него четверостишие.
Рауль: (наивно) А разве дворянину не унизительно писать стихи?
Атос: (сдерживая улыбку) Да, если стихи плохие, мой милый. Но, все же, лучше их не писать.
Рауль: Так аббат Скаррон - поэт?
Атос: Да. И имейте это в виду. Следите за собой у него в доме, объясняйтесь больше жестами, чем словами, а лучше всего – просто слушайте. Мне придется вести продолжительный разговор с аббатом д'Эрбле, одним из моих старинных друзей. Подходите к нам время от времени, но ничего не говорите и не слушайте. Так вы поможете нашей игре: нам не должны мешать.
Рауль: Я в точности исполню ваши приказания. Но что это за толпа впереди?
Атос: Это желающие выразить свое сочувствие Скаррону. Вперед, Рауль!

Однако, проложить себе дорогу в толпе оказалось не просто: Рауль молча шел за графом, дивясь, как люди расступаются перед ним. Атос не прилагал никакой силы: он просто окликал мешающего ему человека или клал рук у ему на плечо – этого оказывалось достаточно: тот оборачивался, встречался взглядом с графом и с поклоном отступал.
Едва они вошли в гостиную дома на улице Турнель, где обитал Скаррон, как в глаза им бросился Арамис, стоявший около громоздкого кресла на колесиках. В этом подобии кочевой кибитки, под балдахином, укрытый парчовым одеялом, сидел маленький, скрюченный человечек, похожий на забавную обезьянку. Он кривлялся, смеялся, жеманничал, периодически бледнел (словно от приступа острой боли), почесывал спину палочкой, и непрерывно сыпал остротами, которые вызывали то вопли восторга, то взрывы смеха. Это и был знаменитый аббат Скаррон, которого болезнь приковала к его инвалидному креслу.
Пока Атос раскланивался и знакомился с гостями, виконт наблюдал. Внезапно объявили о приезде мадемуазель Поле. Атос прикоснулся к плечу виконта.

Атос: Это историческая личность. Генрих 4 был убит, когда ехал к ней.

Рауль расширенными глазами уставился на высокую рыжеволосую женщину: сама история предстала перед ним в лице этой, еще молодой и красивой дамы.

М-ль Поле: (подойдя к Скаррону) Итак, вы обеднели, мой милый аббат?
Cкаррон: Зато государство обогатилось. Нужно уметь жертвовать собой для блага государства.
Арамис: (сладким голосом) Но что скажет на это муза, которая любит золотую середину? Ведь не будь у Вергилия слуги и пристойного крова, его гидра лишилась бы своих щупальцев.
Скаррон: (протягивая руку к м-ль Поле) Отлично! Но хоть я и лишился моей гидры, при мне осталась львица.

М-ль Поле, прежде чем сесть, окинула гостиную царственным взором и задержала его на Рауле.

Атос: (улыбнувшись) Мадемуазель Поле обратила на вас свое внимание. Пойдите, поприветствуйте ее, но не вздумайте расспрашивать ее о короле. Будьте тем, кто вы есть на самом деле, то есть простодушным провинциалом.

Гости разбились на две группы, а Скаррон передвигался между ними, ловко лавируя на своем кресле на колесах.

Атос: (не поворачивая головы - Арамису) Когда же мы поговорим?
Арамис: Подождем. Сейчас еще мало народу, мы можем привлечь внимание.

В это время входит новый гость: маленький, чернявый, неуклюжий, о котором лакей доложил: "Господин аббат Гонди!" Скаррон тут же подъехал к нему.

Гонди: А! Так вы попали в немилость?
Скаррон: Господин Мазарини был так добр, что вспомнил обо мне.
Гонди: Но как же вы будете теперь принимать нас?
Скаррон: Я займу денег у королевы.
Арамис: Но у королевы нет ничего, принадлежащего лично ей. Имущество супругов нераздельно.
Гонди: (дружески кивая Арамису) Простите, любезный аббат, вы отстали от моды, и мне придется вам сделать подарок.
Арамис: Какой?
Гонди: Шнурок для шляпы. (вынимает шнурок, завязанный хитрым узлом) Теперь все делается a la fronde: веера, перчатки, булки.
Лакей: Герцогиня де Шеврез!

Все встали, а Скаррон подкатил кресло к двери. Атос сделал знак Арамису, и тот отошел к окну, за занавесь.
Рассеяно слушая обращения со всех сторон, герцогиня искала взглядом кого-то, и, заметив Рауля, бурно задышала. Атоса она приветствовала задумчивой улыбкой, а когда увидела Арамиса, то явственно вздрогнула.

Герцогиня: Как здоровье бедного Вуатюра?
Один из гостей: (закатив глаза) Очень плохо. Этот великий человек скоро нас покинет.
М-ль Поле: Ну, он-то не умрет, и не подумает даже. Он, как турок, окружен султаншами: кто греет ему простыни, кто кормит бульоном, и даже м-м Рамбуйе посылает ему отвары.
Скаррон: (смеясь) Вы, однако, не любите его, моя дорогая парфянка.
М-ль Поле: Я? Да я с удовольствием закажу обедню за упокой его души.
Герцогиня: Вас не зря прозвали львицей, дорогая. Вы пребольно кусаетесь.
Рауль: (набравшись смелости) Мне кажется, вы слишком презрительно относитесь к большому поэту, сударыня.
М-ль Поле: Большой поэт… Он?... Да в нем и пяти футов не будет!

"Браво!" раздалось в ответ, и высокий, худой и нескладный человек, неуловимо похожий на Матамора из театральных буффонад, выступил вперед.

"Матамор": Браво, прекрасная Поле! Пора указать этому маленькому Вуатюру его настоящее место! Я кое-что смыслю в поэзии, и утверждаю, что его стихи отвратительны.
Рауль: (в недоумении наклоняется к Атосу) Кто этот капитан, граф?
Атос: Господин де Скюдери, автор романов "Клелия" и "Кир Великий". Добрая половина их написана его сестрой. Вот она разговаривает с хорошенькой девушкой, там, около Скаррона.

Рауль обернулся, и увидел рядом со Скарроном прелестную молодую девушку с огромными темными глазами. Ее сопровождала высокая, сухая, желтая, холодная женщина, неуловимо напоминающая змею, ставшую на хвост. Словно загипнотизированный, Рауль медленно стал продвигаться по направлению к креслу хозяина салона.
Тем временем Арамис, повинуясь фигурам некоего танца, которому подчинялись все перемещения гостей в этом собрании поэтов, дам и просто великосветских гостей, приблизился к де Гонди, который ему что-то шепнул на ухо. Вздрогнув, Арамис рассмеялся, и, словно он захотел передать забавную новость, полученную только что от аббата, подошел к Атосу, который стоял в амбразуре окна. Они оживленно разговорились, а когда к ним подошел Рауль, Атос сказал ему, что "Арамис декламирует мне рондо Вуатюра и оно несравненно!"

Атос: (подождав, пока Рауль отойдет) Итак?
Арамис: (быстро) Завтра, в шесть.
Атос: Где?
Арамис: В Сен-Манде. Рошфор предупредил. (увидев, что к ним подходят) А философские идеи? Их совсем нет у бедного Вуатюра. Вуатюр – чистый поэт.
Менаж: Потомство, воздавая ему должное, поставит ему в упрек вольность стиха. Сам того не сознавая, он убил поэзию.
Скюдери: Убил: вот настоящее слово!
Де Шеврез: Зато его письма – верх совершенства!
М-ль Скюдери: (с непререкаемым видом) О, в этом отношении он вполне заслуживает славы.
М-ль Поле: Но только тогда, когда шутит. В серьезном эпистолярном жанре он просто жалок.
Арамис: (подходя к кружку и почтительно кланяясь герцогине, которая ответила ему любезной улыбкой) А я ставлю ему в вину еще и то, что он держит себя слишком вольно с великими мира сего.
Скюдери: (выпятив грудь и сжимая эфес своей огромной шпаги) Как это?
Арамис: Вы не читали его стихотворения "Я думал…" Оно обращено к королеве, и я получил его из надежных рук.

Гости, собираясь в новый кружок вокруг Арамиса: "Читайте же!"
Арамис делает вид, что вспоминает строки поэта. На деле же все это затеяно, чтобы никто не запомнил, что он общался и с Гонди, и с графом. Все будут помнить только, что он читал Вуатюра.

"Я думал: почести и славу
Дарует вам сегодня рок.
Вознаграждая вас по праву
За годы скорби и тревог,
Но, может быть, счастливой были
Вы в те года, когда его…
Я не хотел сказать – любили,
Но рифма требует того.
Гости пожимают плечами, но Арамис призывает их к терпению.
Я думал: резвый Купидон,
Когда-то ваш соратник смелый,
Сложив оружье, принужден
Покинуть здешние пределы,
И мне ль сулить себе успех,
Задумавшись близ вас, Мария,
Когда вы позабыли всех,
Кто был вам предан в дни былые.

Де Шеврез: Прошу снисхождения ради правдивости стихотворения. Найдется достаточно людей, которые это подтвердят.
Скаррон: Продолжайте. С сегодняшнего дня я уже не "больной королевы".
Я думал (ибо нам, поэтам,
Приходит странных мыслей рой):
Когда бы вы в бесстрастье этом,
Вот здесь, сейчас, перед собой
Вдруг Бэкингема увидали,
Кто из двоих бы в этот миг
Подвергнут вашей был опале:
Прекрасный лорд иль духовник?

Все хором возмущаются дерзостью поэта, и тут девушка с бархатными глазами, которая ранее привлекла внимание Рауля, вполголоса заметила

М-ль д'Обинье: А я имею несчастье находить эти стихи прелестными.
Рауль: (подходя к Скаррону и краснея) Господин Скаррон, окажите мне честь и сообщите, кто эта молодая девушка, которая не согласна с мнением столь блестящего общества?
Скаррон: Ага, мой юный виконт, вы, кажется, намерены предложить ей наступательный и оборонительный союзы?
Рауль: Сознаюсь, что стихи понравились и мне.
Скаррон: Они на самом деле хороши, но не говорите этого при других поэтах. А эта прелестная девушка – прекрасная индианка.
Рауль: (окончательно смутившись) Я вас не понимаю: я ведь всего лишь провинциал…
Скаррон: … и не обучены этому высокопарному стилю, которым теперь объясняются все. И не стоит его учить – он скоро отомрет. А моя индианка – это Франсуаз д'Обинье.
Рауль: Родственница Агриппы?
Скаррон: Его внучка. Она приехала с острова Мартиника, потому я ее так и называю.
М-ль д'Обинье: (обращаясь к Скаррону) Скажите, сударь, как вам нравятся эти друзья Вуатюра? Как они отделывают его, расточая похвалы. Один отнимает у него здравый смысл, другой – поэтичность, третий – оригинальность, четвертый юмор, пятый – самостоятельность… Что они оставляют ему от его славы?! (собеседники хохочут)

Атос с улыбкой наблюдает за светскими успехами виконта, когда к нему подходит Арамис и глазами показывает графу на де Шеврез. Атос, лавируя среди гостей, подходит к герцогине.

Герцогиня: (протягивая ему письмо) Вот то, что я обещала вам, граф. Тому, о ком мы хлопочем, будет оказан самый любезный прием.
Атос: Как он счастлив, что будет обязан вам, герцогиня.
Шеврез: (кокетливо и лукаво) Вам нечего завидовать ему, граф: ведь я сама обязана вам тем, что узнала его.( встает, чтобы уйти).
Атос: Виконт, проводите герцогиню де Шеврез. Попросите ее, чтобы она оказала вам честь опереться на вашу руку, и по дороге поблагодарите ее.

Герцогиня уходит, распрощавшись со всеми кивком головы и опираясь на руку Рауля. Перед тем, как сесть в карету, она, неожиданно, привлекла мальчика к себе и поцеловала в лоб.

Герцогиня: Пусть мои пожелания и мой поцелуй принесут вам счастье.

Растерянный и смущенный, виконт вернулся к Атосу.

Атос: Пойдемте, виконт. Пора ехать. Завтра вы отправитесь в армию принца. Спите хорошенько – это ваша последняя мирная ночь.
Рауль: Значит, я буду солдатом? О, благодарю вас от всего сердца, граф!
Арамис: До свидания, граф. Я отправляюсь к себе в монастырь.
Гонди: А мне надо еще просмотреть с два десятка текстов перед завтрашней проповедью.
Атос: До свидания, господа. А я лягу и просплю двадцать четыре часа кряду. Я на ногах не стою от усталости.
Скаррон: (украдкой следивший за гостями из-за занавески) И ни один-то из них не сделает того, что говорит! В добрый час, храбрецы! Может быть, их труды вернут мне пенсию. Они могут действовать руками, ну, а у меня остался еще мой язык! Эй, Шампенуа! Вези меня в спальню. (бормочет) Право, эта мадемуазель д'Обинье очаровательна.

 Отправлено: 06.08.18 13:05. Заголовок: Стелла , хорошо полу..

Стелла , хорошо получается.Только серий может получится очень много, сценарий выходит подробный.

 Отправлено: 06.08.18 13:39. Заголовок: Констанс1 , серий мн..

Констанс1 , серий много, но я думаю, что это все пойдет по сезонам. Я же объединяю по 3-4 главы в одну серию.
Сокращаю, где могу, диалоги стараюсь укоротить, но есть перлы, которые просто нельзя убирать.

 Отправлено: 06.08.18 21:41. Заголовок: Светает, но Атос так..

Светает, но Атос так толком и не спал: всю ночь он то писал какие-то письма, то, накинув халат, бродил по комнате от стены до стены, изредка ложась на постель, потом опять вскакивал, не в силах удержать себя на одном месте. Когда, поутру, Оливен зашел к нему, чтобы получить последние распоряжения, то, к своему удивлению, застал хозяина полностью готовым к отъезду. Правда, он был очень бледен, как-то непривычно рассеян, и на лице его было совсем уж необычное полусонное выражение, но Оливен сделал вид, что ничего не заметил: тут бы Гримо не помешал, но Гримо был непонятно где. А пока Оливен принялся, под наблюдением графа, укладывать дорожный мешок Рауля. Атос, следя за его манипуляциями, тем временем осмотрел свою боевую шпагу (не придворную), собственноручно вычистил ее и отдал Оливену, наказав пока припрятать у себя. Лакей удивленно посмотрел, но не сказал ни слова.
Наконец, когда все было готово, Атос тихо вошел в спальню к сыну. Рауль спал, закинув руки за голову, разметав локоны по подушке, не ощущая, что луч солнца беспрепятственно гуляет по его лицу. Он так устал за прошедший день, что забыл задернуть занавеси.
Атос подошел, и долго, с нежностью, стал смотреть на мальчика. Лицо его приняло мечтательное выражение, по нему проносились тени от каких-то воспоминаний, а взор увлажнился. В это мгновение виконт проснулся, и, увидев графа у своей постели, немного смутился.

Рауль: Я заставил вас ждать, сударь? Отчего же вы не разбудили меня?
Атос: Я хотел, чтобы вы подольше поспали, мой друг. Вчерашний вечер затянулся, а до того была дорога, так что вы изрядно утомились.
Рауль: (опуская глаза) Вы так добры ко мне…
Атос: Как вы себя чувствуете?
Рауль: Отлично отдохнул.
Атос: (с любовью глядя на сына) Вы еще растете и поэтому быстро устаете.
Рауль: Извините меня, я буду готов через десять минут. Оливен (Атос успел позвать лакея), уложите мои вещи.
Атос: Уже все уложено. Я проследил за тем, чтобы у вас было все необходимое.
Рауль: (смущенно) А я спал! Вы обо мне заботились, а я спал!
Оливен: Господа, лошади ждут у крыльца.
Атос: (озираясь) Посмотрите, не забыли ли вы чего-нибудь?
Оливен: (подходя к графу, шепотом) Вы приказали вчера убрать шпагу виконта.
Атос: Я позабочусь об этом. Моя шпага у вас?
Оливен: Вы так приказали.
Атос: (так же шепотом) Возьмите ее и догоняйте нас.

Рауль, тем временем, не обращая внимания на разговор, вышел на крыльцо, где уже ждали их три оседланные лошади.

Рауль: Значит, вы поедете со мной?
Атос: Провожу вас немного.

Они не спеша пробирались по улицам Парижа. Атос иногда сообщал виконту названия улиц, но, в основном, они молчали: слишком многое надо было сказать и слишком мало у них для этого оставалось времени. Когда они выбрались из города через заставу Сен-Дени, Атос заметил, что лошадь Рауля уже в мыле.

Атос: Рауль, вы не должны забывать, что, слишком сильно натягивая повод, вы делаете свою лошадь тугоуздой. А ведь от того, насколько легко вы управляете лошадью, очень часто зависит ваша жизнь. Через неделю вы будете уже не в манеже, а на поле боя. А посмотрите-ка сюда: вот отличное поле для охоты на куропаток. И, вот еще что я заметил: стреляя, вы чересчур вытягиваете руку, а при таком положении трудно добиться меткости стрельбы. Вот почему вы промахнулись три раза из двенадцати.
Рауль: А вы попали все двенадцать раз.
Атос: Я сгибал руку так, что для кисти получалась опора в локте.
Рауль: Я потом попробовал – и полный успех.
Атос: Если вам случится биться с противником один на один – никогда не стреляйте первый. Тот, кто стреляет первым, почти всегда делает промах из страха остаться безоружным. А когда будет стрелять ваш противник, поднимите лошадь на дыбы: такой прием не раз спасал мне жизнь. (привстает на стременах, разглядывая поле) Кажется поймали браконьеров. И вот еще: если вы будете ранены в бою, из последних сил отползите в сторону от пути, по которому шел ваш полк. Он может вернуться, и тогда вас просто затопчут. Во всяком случае, если будете ранены – напишите, или попросите кого-нибудь написать. (улыбаясь) Мы - люди опытные, знаем толк в ранах. А, вот и Сен-Дени!

Они подъехали к городским воротам, у которых стояли двое стражников.

Первый стражник: А, вот и еще один молодой господин; наверное, тоже едет в армию.
Атос: (быстро обернувшись) Почему вы так думаете?
Первый стражник: Я по виду сужу, сударь: и годы подходящие. Сегодня это уже второй. Первый был в богатом в богатом вооружении и по виду из знатной семьи.
Рауль: Вот и будет у меня попутчик.
Атос: Я не думаю, что вам удастся его нагнать: нам придется задержаться здесь: мне нужно поговорить с вами.
Рауль: Как вам будет угодно, сударь.

Когда они подъехали к старинной церкви, было полно народу Служили раннюю мессу.

Атос: (спешиваясь) Пойдемте , Рауль. Оливен, подержите лошадей и дайте мне шпагу.

Они вошли в церковь и Атос подал сыну святую воду. Торжественная обстановка, орган, высокие своды старинного храма – все настраивало на торжественный лад виконта. Граф что-то шепнул церковному сторожу и тот открыл для них решетку крипты, где находилась королевская усыпальница. Сторож остался наверху, а граф с Бражелоном спустились по крутой каменной лестнице вниз, к крытому лиловым бархатом с золотыми лилиями катафалку с гробом. Свет мягко струился из серебряной лампады.
Атос хранил молчание, давая возможность сыну прочувствовать торжественность и необычность момента. Лицо у него застыло, он сам, казалось, погрузился в воспоминания. О чем? Не о подобном ли моменте из своей юности? Потом он указал на гроб, и в тишине его звучный голос прозвучал неожиданно сурово.

Атос: Вот временная гробница человека слабого и ничтожного, но в царствование которого совершалось множество великих событий. Над этим королем всегда бодрствовал дух другого человека, как эта лампада всегда горит над саркофагом, всегда освещает его. Он-то и был настоящим королем, а этот только призраком, в которого он вкладывал свою душу.
То царствование минуло, Рауль; грозный министр сошел в могилу и увел за собой короля, боясь, что тот, оставшись в одиночестве, разрушит все выстроенное здание. Для всех смерть кардинала явилась освобождением, и я сам – так слепы современники! – несколько раз препятствовал его замыслам. Если он в своем гневе не стер в порошок меня и моих друзей, то, вероятно, для того, чтобы я мог сказать вам, Рауль: умейте отличать короля от королевской власти. Когда вы не будете знать, кому служить, колеблясь между материальной видимостью и невидимым принципом, выбирайте принцип, в котором все.
Мне кажется, что ваша жизнь будет лучше нашей: у нас был министр без короля, у вас будет король без министра. Поэтому вы сможете служить королю, любить и почитать его. Но если король станет тираном, то служите принципу, тому, что непоколебимо на земле.

Рауль: Я буду верить в бога, сударь, я буду уважать королевскую власть, я буду служить королю, и, если уж умирать, я постараюсь умереть за них. Так ли я понял вас?
Атос: (улыбаясь) Вы благородный человек. Вот ваша шпага. (протягивает ему свой клинок. Виконт опускается на одно колено: старший рыцарь посвящает его в рыцари.) Ее носил мой отец, храбрый и честный дворянин. Потом она перешла ко мне, и не раз покрывалась она славой, когда моя рука лежала на эфесе, а ножны висели у пояса.
Рауль: Сударь, (принимает шпагу) , я обязан вам всем, но эта шпага драгоценнее всех подарков, какие я получал от вас. Клянусь, что буду носить ее с честью. (целует эфес шпаги)
Атос: Встаньте и обнимите меня, дитя мое!

Рауль встал и кинулся в объятия отца.

Атос: До свидания, и не забывайте меня.
Рауль: О, никогда, никогда!

Атос, скрывая волнение, быстро взбежал по лестнице, дал золотой сторожу, и, преклонив колени перед алтарем, вышел на паперть. Рауль последовал за ним. Наверху их ждал Оливен с лошадьми.

Атос: Оливен, подтяните немного портупею виконту. Теперь отлично. Вы отправитесь с виконтом и будете с ним, пока вас не сменит Гримо. Слышите, Рауль! Гримо – наш старый слуга, человек храбрый и осторожный. А теперь – на коня. Я хочу посмотреть, как вы поедете. (едва сдерживает эмоции, глядя, как Бражелон садится в седло) Прощайте, дитя мое!
Рауль: Прощайте, мой дорогой покровитель.

Лошади перешли на рысь, а граф так и стоял, провожая их глазами, пока поворот дороги не скрыл всадников. Потом он бросил повод своего коня в руки какого-то крестьянина, медленно, словно через силу, поднялся по ступеням храма, вошел под своды, и с секунду постоял, выискивая место, где не видно было прихожан. Такое место нашлось в углу, куда не попадал свет из окон храма. Он опустился на колени и стал молиться так истово, как не молился, наверное , с молодости.

 Отправлено: 18.08.18 18:47. Заголовок: Глава 25-27. Ла Рам..

Глава 25-27.

Ла Раме пораньше отправился в кондитерскую, чтобы самостоятельно проследить, насколько подготовлен будет роскошный пирог, обещанный к ужину. Пирог был сказочен, и восхищенный Ла Раме с наслаждением принюхивался к его будущей начинке: двум толстеньким куропаткам и фазану, от души нашпигованным и ожидающим своего часа быть помещенными в пирог, чья крышка, румяная и хорошо пропеченная, была украшена гербом Бофора.
Потирая руки, Ла Раме вернулся в крепость, и поспешил к герцогу. Бофор мечтал, сидя с закрытыми глазами. Ему чудилось (соответственные кадры на экране), что он верхом несется по полям, крича во все горло: "Свободен! Свободен!" Гримо, угрюмее прежнего, неподвижно стоял за его креслом, всем своим видом напоминая каменного истукана.

Ла Раме: Ваша светлость, до семи часов, на которые назначен наш ужин, еще много времени. Не желает ли Ваше высочество сыграть в мяч?
Герцог: (лениво поднимает голову и неохотно отрывается от своих мечтаний) Пожалуй. Гримо, пойдешь с нами.

Гримо покорно кланяется, но в то же время успевает обменяться с герцогом быстрым взглядом. Бофор понимает, что он должен следить за каждым шагом, каждым жестом своего стража.
Они идут длинной галереей, вдоль которой ряд амбразур. Идущий впереди Гримо, словно невзначай, выглядывает в одну из них, и Бофор ловит этот знак, на мгновение приостановившись на том же месте: при побеге здесь они будут спускаться на веревке.
Следующий кадр возвращает нас в камеру Бофора. Бьет шесть часов. Чтобы как-то отвлечься, герцог читает книгу, Ла Раме откупоривает бутылки, а Гримо по-прежнему изображает изваяние, но уже стоя у дверей.В половине седьмого Бофор отложил книгу и встал со словами:

Бофор: Поистине, Цезарь был величайшим человеком древности.
Ла Раме: (досадливо) Вы находите, Ваше высочество?
Герцог: Да.
Ла Раме: Ну, а я ставлю Ганнибала выше.
Герцог: Почему так?
Ла Раме: (улыбаясь) Потому что он не писал книг.

Собеседники по приглашению Бофора усаживаются за стол, Гримо прислуживает им. На лице ла Раме выражение полного блаженства.

Герцог: Черт раздери! Если бы мне кто-то сказал сейчас, что на свете есть человек, счастливее вас, я бы ни за что не поверил!
Ла Раме: Честное слово, вы были бы правы, Ваше высочество! Когда я голоден, для меня нет ничего лучше накрытого стола. А если меня еще и угощает внук Генриха Четвертого, то оказываемая мне честь удваивает наслаждение от пищи.
Герцог: А вы ловко умеете делать комплименты, Ла Раме!
Ла Раме: Я говорю то, что думаю.
Герцог: Признайтесь: вы хоть капельку привязались ко мне?
Ла Раме: Я бы никогда не утешился, если бы вы покинули Венсен.
Герцог: Вот так предательство!
Ла Раме: А что вам делать на свободе, Ваше Высочество? Вы наделаете глупостей и вас упекут уже в Бастилию. Господин де Шавиньи все же любезнее господина дю Трамбле.
Герцог: (забавляясь, но и поглядывая на часы).Неужели?
Ла Раме: В Венсене есть все, что угодно: прекрасный воздух, отличный стол, прогулки, место для игры в мяч.
Герцог: Не смотря на все это я все же подумываю порой о бегстве.
Ла Раме: Один из ваших сорока способов бегства?
Бофор: (очередной раз сверяется с часами) Ну да!
Ла Раме: А не будет ли Ваше высочество любезен открыть мне хотя бы один из этих сорока способов?
Герцог: С удовольствием: Гримо, подайте пирог.

Гримо водружает пирог перед Бофором, а Ла Раме рассматривает бокал с вином на свет. Заметив, что герцог собрался резать пирог ножом с серебряным лезвием, поспешно протягивает ему свой, стальной.

Герцог: (беря протянутый нож) Хотите, я открою вам план, который я рассчитываю исполнить в первую очередь?
Ла Раме: Еще бы, конечно хочу!
Герцог: Извольте… Прежде всего, я надеялся, что ко мне приставят такого милого человека, как вы, Ла Раме.
Ла Раме. А потом?
Герцог: А потом я подумал, что моему стражу необходим помощник, и кто-нибудь из моих друзей позаботится о таком человеке. А мы с ним – столкуемся, и он мне поможет бежать. (начинает резать пирог)
Ла Раме: Очень недурно придумано!
Герцог: На роль такого помощника подошел бы слуга какого-нибудь дворянина, ненавидящего Мазарини.
Ла Раме: Только не надо политики, монсеньор!
Герцог: Такой слуга помог бы мне сносится с друзьями
Ла Раме: (самодовольно) Каким это образом?
Герцог:(с непринужденным видом продолжая резать крышку пирога) Да самым простым – хотя бы, например, во время игры в мяч.
Ла Раме: (насторожившись и отставив стакан с вином) Во время игры в мяч?
Герцог: Во время игры я могу бросить мяч с зашитой в него запиской, в ров, а там его поднимет нужный человек. Точно так же я могу получить от него записку.
Ла Раме: Не вижу в этом большой беды, но следить стану за теми, кто поднимает мячи. Но это всего лишь переписка!
Герцог: Да, но в ней могут быть необходимые для побега сведения. Например: "Ждите меня в такой-то день и час по ту сторону рва с двумя верховыми лошадьми".
Ла Раме: (недоверчиво) Но лошадям, если только у них нет крыльев, не взлететь на крепостную стену.
Герцог: (небрежно)А зачем им взлетать, когда я могу спуститься к ним по веревочной лестнице.
Ла Раме: (насмешливо) Лестница – не записка, ее в мячик не зашьешь!
Герцог: (небрежно) Не зашьешь, это верно. Но ее можно переслать в пироге.
Ла Раме:В пироге?
Герцог: Предположим, мой дворецкий снял у дядюшки Марто кондитерскую…
Ла Раме: (трепеща) И?
Герцог: Ла Раме, большой лакомка, подсказывает мне заказать у нового кондитера пирог, и я соглашаюсь, ставя условием, что ужинать он будет со мной, оставив для охраны только Гримо. А Гримо и прислан мне одним из друзей. Побег назначен на семь, остается несколько минут до назначенного времени, я снимаю корочку с пирога( так и делает, не переставая комментировать свои действия), достаю из него два кинжала, лестницу и кляп. Кинжал я приставляю к груди Ла Раме и говорю ему: " Милый друг, мне очень жаль, но если ты крикнешь или хоть шевельнешься, я заколю тебя!"
Ла Раме: (с ужасом и растерянностью наблюдавший за всеми манипуляциями герцога и Гримо) Ваше высочество! У вас достанет духу убить меня?
Герцог: Нет, если ты не помешаешь моему побегу.
Ла Раме: Но ваш побег сделает меня нищим!
Герцог: Я верну тебе деньги, которые ты заплатил за свою должность.
Ла Раме: Вы твердо решили бежать?
Герцог: Сегодня вечером я хочу быть на свободе.

Часы бью семь.

Гримо: Время.

Ла Раме делает движение и чувствует, что кинжал коснулся его тела.

Ла Раме: Я не сделаю ни одного движения, но свяжите меня, чтобы я не выглядел вашим сообщником.

Гримо и герцог связывают Ла Раме по рукам и ногам и привязывают его шпагу к ножнам.

Ла Раме: Если я погибну из-за вас, Ваше высочество, помните, что после меня останутся жена и четверо детей. А теперь – кляп.

Герцог и Гримо опрокинули стулья, создавая видимость борьбы, вынул из кармана у Ла Раме ключи, отпер двери и они с герцогом бросились наружу. Гримо моментально открывал все двери на их пути, и они беспрепятственно добрались до дворика, где играли в мяч. По ту сторону рва уже стояли три всадника с запасными лошадьми. Гримо закрепил лестницу, и герцог, помня данное ему обещание, дал ему команду спускаться первому.
Гримо начал спуск, все шло спокойно, но, когда до земли оставалось футов пятнадцать, веревка оборвалась, Гримо сорвался вниз, и не смог подняться. Тогда один из всадников спустился вниз, обвязал Гримо веревкой, и с помощью товарища вытащил Гримо наверх. Пришла очередь герцога спускаться. Это было непросто без палки, но он справился и быстро поднялся по склону. Гримо привязали к лошади, герцог, узнав среди встречавших его людей Рошфора, пожал ему руку и вскочил в седло.

Герцог: Господа, я поблагодарю вас позднее, теперь нам дорога каждая минута. Вперед, за мной!

И герцог понесся во весь опор, крича: "Свободен! Свободен!"

 Отправлено: 12.09.18 11:07. Заголовок: (продолжение) Д'..

(продолжение)

Д'Артаньян и Планше появились у заставы Сен-Дени мирно беседуя. Планше, отвыкший от таких прогулок, пыхтел, охал и оглаживал себя, все еще не веря, что сумел преодолеть подобное расстояние.
Д'Артаньян: Ну, Планше, ты совсем отвык от путешествий, сидя у себя в лавке! Ты что, даже после нашей встречи, готов прозябать у себя в лавке кондитера?
Планше: Сорок миль за три дня – это плохо для кондитера? Не все созданы для такой деятельной жизни, как вы! Да взять хотя бы господина Атоса! Разве признаешь в нем храбреца и забияку? Он живет теперь, как настоящий помещик. А разве может быть что-то лучше спокойной жизни?
Д'Артаньян: Лицемер! Сразу видно, что ты приближаешься к Парижу, а там тебя ждут веревка и виселица.

Планше только поплотнее и поглубже натянул на уши шляпу, сгорбился и перестал поднимать глаза.
Добравшись до гостиницы "Козочка", мушкетер увидел, наконец, Портоса, по которому успел уже соскучиться. Разодетый в пух и прах, Портос со скучающим видом обозревал из окна своей комнаты Париж и его обитателей.

Портос: (обрадованно) А, д'Артаньян, наконец-то и вы! (через минуту показывается на пороге) Ах, милый друг! Как же здесь скверно моим лошадям! Да и мне пришлось бы не сладко, если бы не хозяйка! (Мадлен, появившись на крыльце, помертвела, увидев д'Артаньяна и услышав последние слова Портоса). Если бы не она, я бы перебрался в другую гостиницу.
Д'Артаньян: (со смехом) Где уж Тиктонской улице равняться с Пьерфонской долиной. Но вскоре, надеюсь, показать вам местечко получше. А где наш Мустон? ( из-за двери появляется рельефный живот Мушкетона, а потом и он сам, стонущий и охающий.) Ах, сударь, разве можно сравнить здешний стол хотя бы с тем, что был в Шантильи?
Д'Артаньян: Так что мешает вам заняться им самому?
Мустон: Тут нет ни прудов принца с их карпами, ни лесов Его высочества, где водятся куропатки. А погреб!.. (и достойный Мустон с безнадежным видом махнул рукой).
Д'Артаньян: (отведя Портоса в сторону) Хорошо, что вы в полном параде. Мы немедленно отправляемся к кардиналу. (Портос ошеломленно раскрывает глаза). Успокойтесь, это не прежний кардинал!
Портос: А двор, а королева?!
Д'Артаньян: Королева? Не беспокойтесь, мы ее не увидим. Возьмите с собой Мушкетона, это не помешает, и лошадей. Одолжите и мне одну?
Портос : Берите любую. А Планше?
Д'Артаньян: У него свои причины не являться ко двору.
Портос: (кричит) Мустон, оседлайте Вулкана и Баярда! Мы поедем с парадным визитом.
Мустон: (с облегчением) Значит, мы поедем только в гости?
Портос: Только и всего, но, на всякий случай, положите нам в кобуры пистолеты. (Мустон уходит, а Портос говорит ему вслед) Вы правы, д'Артаньян, одного Мустона достаточно: у него очень представительный вид. Д'Артаньян, вы что, не будете переодеваться? Вы весь в пыли и дорожной грязи.
Д'Артаньян: И не подумаю: так кардинал поймет, как я спешил к нему.

Мустон привел оседланных лошадей, и троица уселась в седла.

Д'Артаньян: Портос, возьмите боевую шпагу вместо вашей придворной.
Мустон: Вы словно на войну собираетесь, сударь. Если нам предстоит поход, не скрывайте этого от меня!
Д'Артаньян: Мустон, вы же знаете, что с нами надо быть готовым ко всему: мы не привыкли проводить ночи за серенадами и танцами.

Блестящие всадники произвели впечатление – на них глазел народ, пока они добирались до кардинальского дворца. Д'Артаньян предъявил письмо Мазарини, и их тут же провели к кардиналу. Портос казался смущенным.

Д'Артаньян: Смелее, дружище. Орел давно закрыл глаза, и нам придется иметь дело с простым ястребом. Держитесь прямо, как на бастионе Сен-Жерве!
Портос: Хорошо.

Мазарини просматривал бумаги. Бросив искоса взгляд на друзей. он не показал своей радости и продолжал вычеркивать какие-то фамилии из длинного списка, лежащего перед ним. Потом отставил работу в сторону и воззрился на стоявших перед ним.

Мазарини: А, это вы, господин д'Артаньян! Хорошо, что вы поспешили! Добро пожаловать!
Д'Артаньян: Я весь к вашим услугам, монсиньор, как и господин дю Валлон. Это он, желая скрыть свое знатное происхождение, служил вместе с нами под именем Портоса.

Портос кланяется, потом, расправив плечи, поводит головой направо-налево.

Мазарини: Великолепный воин!
Д'Артаньян: Лучший боец во всем королевстве, монсиньор! Многие подтвердили бы вам это, если бы могли еще говорить.

Портос кланяется д'Артаньяну.

Мазарини: А что же ваши два других товарища?
Д'Артаньян: (взглядом останавливая Портоса, который уже открыл рот) Они присоединятся к нам позже.
Мазарини: А господин дю Валлон не так занят и согласен вернуться на службу?
Д'Артаньян: Да, монсиньор, и из одной преданности к вам, ибо господин де Брасье богат.
Мазарини: (с почтением) Богат?
Портос: Пятьдесят тысяч ливров годового дохода.
Мазарини: (с лукавым видом) Так только из одной преданности ко мне?
Д'Артаньян: Ваше преосвященство как будто не совсем верит в это?
Мазарини: А вы, господин гасконец?
Д'Артаньян: Я? Ну, я верю в преданность, как верят в крестильное имя, которого недостаточно одного, без названия поместья. Я предпочитаю, чтобы в глубине преданности скрывалось еще кое-что.
Мазарини: А что хотел бы скрыть ваш друг в глубине своей преданности?
Д'Артаньян: Мой друг владеет тремя великолепными поместьями. Он бы хотел, чтобы одному из этих поместий было присвоено наименование баронства.
Мазарини: (потирая руки) Только и всего? Мы устроим это! А вы, господин д'Артаньян, чего вы желаете?
Д'Артаньян: (удерживая на месте Портоса, который пришел в полный восторг) В будущем сентябре исполнится 20 лет, как кардинал Ришелье произвел меня в лейтенанты.
Мазарини: И вам бы хотелось, чтобы кардинал Мазарини произвел вас в капитаны? В этом нет ничего невозможного. (с самодовольным видом откидывается в кресле, поигрывая пером) А какую службу предпочитаете вы, господин дю Валлон? В городе или деревне?
Д'Артаньян: (снова перебивает Портоса, открывшего было рот) Мы с господином дю Валлоном любим что-то из ряда вон выходящее, какое-нибудь предприятие, безумное и невозможное.
Мазарини: Я, откровенно говоря, собирался дать вам своего рода поручение, связанное с пребыванием на одном месте. У меня есть кое-какие опасения… (слышен шум, крики, кто-то за дверью рвется к кардиналу) Но что это?

Вбегает покрытый пылью и грязью офицер.

Офицер: Где господин кардинал? Где он?

Д'Артаньян и Портос, как по команде, плечом к плечу закрывают кардинала от офицера.

Мазарини: (из-за спин своих защитников) Что вы врываетесь ко мне, как в трактир?
Офицер: Только два слова, монсеньор! Только два слова, но наедине. Я – де Пуэн, караульный офицер Венсенского замка.
Мазарини: (делая знак мушкетеру и Портосу отойди в угол кабинета) Говорите скорей! Что случилось?
Офицер: (задыхаясь и судорожно сглатывая) Случилось то, монсиньор, что герцог де Бофор убежал из Венсенской крепости!
Мазарини: (в полуобмороке падает на спинку своего кресла.) Убежал! Герцог убежал!
Офицер: Я был на валу и видел, как он бежал.
Мазарини: Почему вы не стреляли?
Офицер: Я был далеко.
Мазарини: Господин Шавиньи?
Офицер: Он был в отлучке.
Мазарини: А Ла Раме?
Офицер: Его нашли связанным и с кляпом во рту. Рядом был кинжал.
Мазарини: (слабым голосом) А этот его помощник?
Офицер: Он оказался сообщником герцога и бежал с ним.
Д'Артаньян: (подходя к кардиналу) Монсиньор, вы теряете драгоценное время. Если сейчас организовать погоню, еще есть шанс нагнать герцога. Франция велика: до ближайшей границы шестьдесят миль.
Мазарини: А кого послать?
Д'Артаньян: Да нас с господином дю Валлоном. Если вы нам прикажете, мы готовы хоть дьявола схватить и привести к вам за рога.
Мазарини: (изумленно) Но ведь герцог не сдастся без отчаянного сопротивления!
Д'Артаньян: Ну, что же, бой, так бой! Мы уже давно не бились, не так ли, Портос?
Портос: (расправляя плечи, со сверкающими задором глазами) Бой, так бой!
Мазарини: Вы надеетесь догнать его?
Д'Артаньян: Да, но все зависит от лошадей, если они будут у нас лучше.
Мазарини: (пишет) Вот вам письменный приказ и разрешение брать всех солдат и лошадей, каких найдете. (протягивает лист с приказом) Вот вам приказ, поезжайте! Господин дю Валлон, ваше баронство сидит на одном коне с Бофором. Вам, любезный господин д'Артаньян, я не обещаю ничего, но вы можете требовать от меня все, что пожелаете, если доставите герцога живым или мертвым.

Друзья покидают кабинет, сбегая по лестнице вниз, они собрали человек десять. Д"Артаньян, с криком: "За мной! Вперед!" вскочил на коня, остальные последовали за ним. Устроив страшный переполох среди горожан, кавалькада пронеслась по улицам Парижа и по дороге сбила какого-то человека, но мушкетер даже не оглянулся на того, кого сбил.

 Отправлено: 12.09.18 16:02. Заголовок: Продолжение (Я помен..

Продолжение (Я поменяла порядок глав специально)

Бедняга, сбитый д'Артаньяном, остался лежать на проезжей части, испуская громкие стоны. Его, мало-помалу, окружила толпа, люди спрашивали, кто он и где живет.

Брусель: (охая, и ахая) Я – советник Брусель, живу на улице Сен-Ландри.

Толпа разражается криками: " Брусель! Отец народа Брусель! Защитник наших прав! Защитник народа, наш друг Брусель убит, раздавлен кардиналистами! На помощь! К оружию! Смерть им!"
Советника подняли на руки и понесли к дому. Пробиться к нему оказалось непросто, потому что все соседи выбежали на улицу. Госпожа Брусель упала в обморок, старая служанка Наннета вопила, как резаная, а сам Брусель вертел головой, каждую минуту опасаясь взвода солдат, которых могли послать разогнать эту толпу. Наконец, служанка догадалась позвать Фрике, своего сына, и послать его за доктором. Фрике, возглавивший шествие, и дирижировавший, на правах певчего, выкриками толпы, был пойман за ухо матерью и отправлен за врачом. Затем Наннета попыталась собственноручно втащить Бруселя в дом, но он самостоятельно встал на ноги и попросил об одном: чтобы народ разошелся по домам.

Наннета: О, мой бедный хозяин! Дорогой мой хозяин!
Брусель: Успокойся, все это пустяки!
Наннета: Вас раздавили, растоптали, растерзали!
Брусель: Да ничего не случилось!
Наннета: Как ничего! Да у вас вся голова в крови!
Брусель: Замолчи!
Наннета: Кровь! Боже мой, кровь!
Толпа: Доктора! Хирурга! Врача! Советник Брусель умирает! Мазаринисты убили его!
Брусель: (хватаясь за голову) Боже мой, из-за них мой дом сожгут!
Наннета: Хозяин, покажитесь им!
Брусель: Ну, вот от этого я воздержусь: это дело королей – показываться народу. Скажи им, что я лег в постель.

Шум и крики на улице не утихали, и появились гвардейцы, которые прикладами стали расчищать улицу от толпы. При крике "Гвардейцы! Солдаты!" Брусель залез в постель не раздеваясь. Входную дверь с трудом удалось закрыть, но тут в нее постучал председатель парламента. Его, узнав, впустили к Бруселю, который сидел на постели и его разувала жена.

Бланмениль: (входя в комнату) Что с вами сделали? Я слышал, что вас чуть не убили?
Брусель: (стоически) На мою жизнь явно покушались.
Бланмениль: Начали с вас, но подобная участь ждет каждого из нас. Не могут погубить нас всех вместе, так решили убирать нас поодиночке.
Брусель: Если я поправлюсь, я постараюсь раздавить их тяжестью своего слова.
Бланмениль: Вы поправитесь, и они дорого заплатят за это насилие.

Супруга Бруселя и Наннета горько рыдают, входит сын Бруселя, высокий и красивый молодой человек.

Жак Лувьер: Что случилось? Отец ранен?
Бланмениль: (с пафосом) Перед вами жертва тирании.
Лувьер: Горе тем, кто тронул вас, батюшка!
Брусель: (делает ему знак остановиться) Жак, пойдите лучше за доктором.
Наннета: Кто-то приехал в карете.
Бланмениль: (выглядывает в окно) Это коадъютор!
Брусель: (забыв о ране) Я пойду к нему навстречу!
Гонди: (входя в комнату) Что случилось, дорогой Брусель? Говорят о засаде, об убийстве. Я привез своего доктора.
Брусель: Ах сударь, вы оказываете мне слишком высокую честь! Меня опрокинули и растоптали мушкетеры короля.
Гонди: Вернее – кардинала. А точнее – мазаринисты. Но они поплатятся за это, будьте покойны.

В это время в дверях показывается лакей в пышной ливрее и докладывает: " Герцог де Лонгвиль!"

Брусель: Герцог здесь? Какая честь для меня!
Герцог: Я пришел, чтобы оплакать участь нашего доблестного защитника. Вы ранены, милый советник?
Брусель: (пренебрежительно машет руками) Что с того! Ваше посещение излечит меня, монсеньор.
Герцог: Но все же вы страдаете?
Брусель: (тяжко вздыхает) Очень!
Герцог: Я привез своего врача. Разрешите ему войти? (делает знак лакею и тот вводит человека в черном).
Гонди: Мне пришла та же мысль, герцог.

Врачи уставились друг на друга. Назревает сцена в духе мольеровского "Мнимого больного".

Герцог: Господа, осмотрите нашего больного.
Брусель: (краснея) При вас, господа?
Гонди: Мы хотим поскорее узнать, что с вами.
Брусель: (отталкивает врачей и бросается к окну) Там опять какой-то шум. Бог мой, ливрея принца де Конти. (на пороге появляется принц.)
Принц: Ах, господа, вы предупредили меня! Как только я услышал о несчастье, я сразу прихватил своего врача и помчался к вам. Но как вы себя чувствуете? Почему говорили об убийстве? (поворачиваясь к своему врачу) Приступайте к осмотру больного.
Первый врач: Да у нас тут целый консилиум!

Бруселя силой ведут к кровати, задергивают занавески и оттуда слышны только постанывания советника. Когда врачи показываются, у них на лицах явное недоумение: зачем их вызвали из-за такой ерунды.

Гонди и принц: (разом) Ну как?
Врач: Мы надеемся, что серьезных последствий не будет. Сейчас мы удалимся в соседнюю комнату и установим лечение.

Толпа на улице: Брусель! Сообщите о Бруселе! Как здоровье Бруселя!

Гонди: (подойдя к окну, и заставив своим появлением умолкнуть всех) Друзья, успокойтесь! Господин Брусель вне опасности! Но он нуждается в покое.
Толпа: Да здравствует Брусель! Да здравствует коадъютор!
Лонгвиль: (подходит к окну и получает свою порцию приветствий). Друзья мои, не следует таким беспорядком радовать наших врагов. Разойдитесь с миром!
Брусель: Вот настоящая французская речь.
Конти: (подходя за своей порцией здравиц) Господа парижане, господин Брусель просит вас разойтись. Ему необходим покой, и шум может повредить ему.

Все расходятся под здравицы толпы, которая провожает председателя, Гонди, Конти и Лонгвиля.

Брусель: Вот что значит служить своей стране по совести. Но как бы не пришлось слишком дорого заплатить за нее. Наверняка господин Мазарини составляет сейчас список огорчений, доставленных ему по моей милости, и предъявит мне счет.

 Отправлено: 29.09.18 16:38. Заголовок: Глава 27, 28. Всадн..

Глава 27, 28.

Всадники, вылетев за городские ворота, неслись, как вихрь. Д'Артаньян немного опережал Портоса, Мустон отстал от хозяина не более, чем на два лошадиных корпуса. Все остальные, хоть и держались вместе, не в состоянии были поспеть за друзьями. Добравшись до Венсенской крепости, друзья увидели группу людей, с умным видом созерцавших обрывок веревки, свисавший с крепостной стены. Д'Артаньян прямо направился к сержанту.

Сержант: Господин офицер, здесь стоять не приказано.
Д'Артаньян: Этот приказ меня не касается. Погоня послана?
Сержант: Да, но у них прекрасные лошади.
Д'Артаньян: А сколько беглецов?
Сержант: Четверо, а пятого увезли раненного.
Д'Артаньян: (оборачиваясь к Портосу, радостно) Слышишь, барон, их только пятеро! (снова обращаясь к солдату) А сколько они в пути и в какую сторону направились?
Сержант: Это не приказано говорить: обратитесь к коменданту.
Д'Артаньян: А где он?
Сержант: В отъезде.
Д'Артаньян: (выхватывает одной рукой пистолет, а другой приказ, и подносит дуло пистолета под нос солдату) Приказ короля! Читай и отвечай или я размозжу тебе голову.
Сержант: (вытягиваясь в струнку) Они в дороге два часа пятнадцать минут. Направились по Вандомской дороге, через ворота Сен-Мор.
Д'Артаньян: Если ты меня обманываешь, завтра же ты будешь повешен.
Сержант: (бурчит ему вслед) Если вы его поймаете, вы не станете ради меня сюда возвращаться.

Лошади не все выдерживали такую бешеную скачку, и, понемногу, начали отставать. Друзья и Мустон остались на дороге одни, а вскоре пал и конь Мустона.

Д'Артаньян: Только бы нам доехать, ведь их всего четверо!
Портос: Остановимся на минутку, надо дать лошадям передохнуть.
Д'Артаньян: Загоним их, но догоним беглецов. Вперед, галопом!
Портос: Если сможем… Ваш Вулкан – без ног.

Лошадь д'Артаньяна валится на землю и поднять ее не удается.

Д'Артаньян: Дьявольщина! Портос, дайте мне вашу лошадь! Черт, но что вы делаете?
Портос: (валится на землю вместе со своим конем) Я падаю, вернее падает мой Баярд. (выпутывается из стремян) Это третья.
Д'Артаньян: Черт, дьявол! Все пропало! (прислушивается, и в этот момент слышно ржание) Тише! Где-то лошадь неподалеку! (опять слышно ржание) Где-то впереди.

Подходит Мустон.

Мустон: Сударь, Феб не выдержал и…
Портос: Тише! (опять ржет лошадь, ей отвечает еще одна.)
Д'Артаньян: Это в пятистах шагах отсюда.
Мустон: Там охотничий домик должен быть!
Д'Артаньян: (оживившись, к Мустону и Портосу) Пистолеты при вас? (оглядывает своих спутников, вытащивших пистолеты) Отлично! Мы едем по королевскому приказу и реквизируем этих лошадей. Только предоставьте мне действовать, Портос и делайте тоже, что и я.

Троица бесшумно двинулась вперед, перебегая от дерева к дереву. Впереди, под навесом светил фонарь и какой-то человек переседлывал четырех лошадей. Д'Артаньян, сделав знак спутникам остаться в тени деревьев, выступил вперед.

Д'Артаньян: Я покупаю этих лошадей!

Человек удивленно оглянулся, и осмотрел мушкетера с головы до ног.

Д'Артаньян: Ты слышал, что я сказал?
Человек: Разумеется. Но эти лошади непродажные.
Д'Артаньян: Тогда я их беру. (кладет руку на шею ближайшей лошади, а выступившие из темноты Портос и Мустон делают то же самое).
Человек: Но, господа! Эти лошади только что пробежали шесть миль и их едва успели расседлать!
Д'Артаньян: Они будут только резвее.
Человек: На помощь! У нас крадут наших лошадей!

В это время выходит еще кто-то, скорее всего – управляющий.

Управляющий: Господа, вы нарветесь на серьезные неприятности. Это – лошади герцога Монбазона.
Д'Артаньян: Тем лучше: у него нет плохих лошадей!
Управляющий: Я позову своих людей на помощь!
Д'Артаньян: А я – своих. Я лейтенант королевских мушкетеров, и за мной скачут еще десять моих солдат. Слышите? (заканчивает седлать своего коня). Портос, Мустон, вы закончили? Тогда на коней, и едем! Сейчас начнется пальба.

Они пустили лошадей вскачь под поднявшуюся стрельбу, но пули пролетели мимо.

Д'Артаньян: (со смехом) Не застрелите ваших лошадей!
Портос: Они стреляют, как лакеи! В наши времена стреляли лучше. Вы помните Кревкерскую дорогу, Мушкетон?
Мустон: Ах, сударь, правая ягодица у меня и теперь побаливает.
Портос: Д'Артаньян, а вы уверены, что мы едем по верной дороге?
Д'Артаньян: А разве вы не слыхали, что сказал тот человек?
Портос: А что он сказал?
Д'Артаньян: Что это лошади господина Монбазона.
Портос: Ну, и что с того?
Д'Артаньян: А то, что госпожа Монбазон – любовница герцога де Бофора.
Портос: А, понимаю! Она подготовила подставы в пути, и мы гонимся сейчас на ее лошадях!
Д'Артаньян: (с двусмысленной улыбкой) Вы изумительно догадливы. Э, что я вижу? Искры!
Портос: Как вы можете видеть в такой темноте?
Мустон: Я тоже заметил.
Портос: Мне кажется, скачут всадники. И вот павшая лошадь. И еще одна! Оседланная.
Д'Артаньян: Смелее! Они в наших руках!
Мустон: Если их много, то это мы в их руках.
Д'Артаньян: Вперед! Через пять минут начнется потеха.

Потеха, действительно, началась: от темной массы на горизонте отделились две точки и стремительно превратились во всадников. На окрик: "Кто идет?" Д'Артаньян с товарищами не отозвались, продолжая двигаться навстречу со всей скоростью, которую еще способны были развить взмыленные, вконец загнанные кони. Послышался лязг шпаг и щелканье взводимых курков. Повторный окрик и слова: "Ни шага дальше или смерть вам!" не произвел должного впечатления. Д'Артаньян и Портос, в свою очередь, вытащили пистолеты и изготовили их к бою.

Портос: Эге! Мы и не таких видывали.
Д'Артаньян: Назад, или умрете вы!

Друзья продолжали нестись вперед, пока не налетели на двух всадников. Д'Артаньян сразил одного выстрелом, Портос выбил второго из седла, а Мушкетон добил упавшего выстрелом из карабина.

Д'Артаньян: (самодовольно) Ну, дела идут хорошо, первая ставка нами бита.
Портос: А вот и новые игроки.
Д'Артаньян: (не дожидаясь окрика) Дорогу, дорогу!
Голос: Что вам нужно?
Портос и д'Артаньян: Герцога!

Взрыв хохота послужил им ответом, но смех сменился стоном: д'Артаньян проткнул одного из противников шпагой. В ответ прозвучало два выстрела и конь под д'Артаньяном стал оседать. Мушкетер успел отпрыгнуть в сторону. Стоя над убитой лошадью, он выругался, когда рядом с ним показался Мустон, ведя в поводу двух лошадей.

Мустон: Не нужна ли вам лошадь, сударь?
Д'Артаньян: Откуда они у тебя?
Мустон: Их хозяева убиты, я подумал, что они могут пригодиться нам.
Д'Артаньян: Готовься: еще двое.
Портос: Их, похоже, хватит на всю ночь.
Мустон: Сударь, тот, которого вы сбросили, встает. (раздается выстрел и Мустон вскрикивает) Ах!.. Сударь, в другую! В другую половину! Под пару к выстрелу на Амьенской дороге. (со стонами сползает с седла).
Еще два всадника выступили вперед, и друзья перезарядили оружие.

Портос: Будем ждать или нападем первые?
Д'Артаньян: Нападем! (пришпоривает коня) Именем короля!

Голос из облака пыли: Королю тут нечего делать!

Д'Артаньян: Отлично, посмотрим, не откроется ли здесь дорога королю!
Голос: Посмотрите! (звучат два выстрела и пуля д'Артаньна сбивает шляпу с его противника, а у Портоса гибнет конь) В последний раз: куда вы едете?
ДАртаньян: К черту!
Голос: Ах, так! Будьте покойны, вы к нему попадете!

Д'Артаньян, увидев, что на него наводится дуло мушкета, поднял лошадь на дыбы: пуля попала ей в живот, а мушкетер успел спрыгнуть.

Голос: (с явной издевкой) Вот как! У нас тут, оказывается, лошадиная бойня, а не сражение для мужчин! Шпагу наголо, сударь!
Д'Артаньян: (вытаскивая свою шпагу) За шпагу? Отлично, это дело по мне!

Завязывается бой, но понять что-либо в полной темноте сложно: искры сыплются со шпаг дождем, слышен звон клинков, а противники едва угадываются в потемках.
Портос устроился за убитой лошадью, ка за бруствером, держа в каждой руке по пистолету.
Д'Артаньян, решив, что пора кончать, так как столкнулся с таким сильным и умелым противником, что был озадачен, пустил в ход свой любимый прием – терц. Прием был отбит! Д'Артаньян повторил его, и снова был отбит. Тогда он прибег к обманному приему – и снова отбит.
Д'Артаньян: (со своим гасконским акцентом) Черт возьми!
Противник мушкетера при этом восклицании отскочил в сторону и, пригнувшись, стал всматриваться в гасконца.
Портос: (своему противнику) Берегитесь, у меня в запасе два заряженных пистолета!
Противник: (сквозь зубы) Тем больше причин вам стрелять первому.
Раздается выстрел, как молнией освещается все вокруг, и д'Артаньян вскрикивает: "Атос!" Атос вторит ему: "Д'Артаньян!"Атос поднимает шпагу, в то время как мушкетер опускает свою.

Атос: Не стреляйте, Арамис!
Портос: (отбрасывая пистолет) А, это вы, Арамис!
Атос: (протягивая руку гасконцу) Друг мой!
Д'Артаньян: (сжимая кулаки) Атос, неужели вы его защищаете? А я поклялся привезти его живого или мертвого! Теперь я обесчещен!
Атос: (положив руки на плечи д'Артаньяна и пытаясь в темноте рассмотреть его лицо) Если вам нужна моя жизнь, чтобы сохранить свою честь – берите ее.
Д'Артаньян: (сжимая виски руками) Только один человек мог остановить меня, и надо же было, чтобы судьба поставила его на моем пути! Что я скажу кардиналу?
Герцог де Бофор: (подъезжая к друзьям) Вы скажете ему, что он послал против графа де Ла Фер и аббата д'Эрбле двух людей, которые могли без ущерба для себя сражаться с ними и сдаться только полусотне противников.

Друзья делают шаг назад.

Д'Артаньян и Портос: Полусотне?
Принц: Если вы мне не верите – оглянитесь. Мне тоже надоело бегство и захотелось поработать шпагой; а вас всего двое оказалось.
Атос: ( гордо) Да, двое, монсеньор, но зато они стоят двадцати!
Принц: (нетерпеливо) Ну, отдайте ваши шпаги, господа.
Д'Артаньян: (словно очнувшись, вскидывает голову) Наши шпаги? Никогда!
Портос: Никогда!
Атос: Погодите, господа! (останавливает движением руки начавшееся перемещение всадников конвоя) Монсеньор, два слова! (подходит вплотную к принцу, и они о чем-то шепчутся).
Принц: Как вам угодно, граф. Я слишком обязан вам, чтобы отказать вам в вашей просьбе. Господа, вы свободны. (свите) Отойдите!

Мушкетер и Портос оказались в центре большого круга. Арамис спешился, и вместе с Атосом они подошли к друзьям. Теперь все четверо были вместе, как и прежде.


Атос: (медленно, через силу) Друзья, вы жалеете, что не пролили нашей крови?
Д'Артаньян: (так же медленно, задумчиво) Нет! Но мне больно, что мы идем друг против друга. Ведь мы всегда были вместе! Мне больно, что мы во враждебных лагерях. Теперь ни в чем не будет у нас успеха.
Портос: (качая головой) Да, теперь конец всему!
Арамис: (горячо) Так переходите к нам!
Атос: (резко вскидывает руку) Молчите, д'Эрбле! Не нашим друзьям делать такие предложения. Беря сторону Мазарини, они действовали, как велит им их совесть. Наша велела нам принять партию принцев.
Портос: (сплюнув с досады) Тьфу! И вот сейчас мы враги! Тьфу, пропасть! Кто мог такое ожидать?
Атос: (взяв их за руки и глядя на них пристально и печально) Это серьезное дело. К меня сердце болит от осознания того, что мы разошлись. Но мы же не объявили еще друг другу войны, не так ли? Необходима еще одна встреча: быть может, мы сумеем договориться.
Д'Артаньян: (не отнимая руки, а напротив, сжимая пальцы Атоса) Я согласен.
Арамис: Я настаиваю на такой встрече. Портос, а вы?


Портос кивает.

Атос: Назначим место свидания, удобное для всех. Встретимся и попытаемся договориться относительно нашего взаимного положения и действий. Вы со мной согласны?
Д'Артаньян: Подойдет вам Королевская площадь в Париже?

Каждый из друзей выразил согласие с местом встречи.

Д'Артаньян: Когда?
Атос: Завтра вечером, если вам подойдет, в десять часов. Мы успеем вернуться к этому времени. И тогда мы будем знать: мир или война. По крайней мере, наша честь не пострадает.
Д'Артаньян: Наша воинская честь погибла.
Атос: (с болью) Мне горько, что вы можете думать об этом, когда случай заставил нас скрестить шпаги. Идемте, Арамис.
Д'Артаньян: Идемте и мы, Портос. Вернемся со стыдом к кардиналу.
Рошфор: (выступая из темноты) А главное – скажите ему, что я не так уж и стар и еще гожусь для дела.
Принц: Прощайте, господа. Я засвидетельствую кардиналу, что в поражении нет вашей вины. Надеюсь, что мы еще встретимся и у вас будет возможность взять реванш под стенами Парижа.

Принц со своей свитой унеслись в ночь, Портос и мушкетер остались одни. Какой-то человек держал в поводу двух лошадей. Друзья, думая, что это Мустон, приблизились к нему.

Д'Артаньян: Ба, да это Гримо! А чьи это лошади?
Портос: Кто дарит их нам?
Гримо: Граф де Ла Фер.
Д'Артаньян: (тронутый заботой друга) Атос, вы подумали обо всем. (усаживаясь в седле) Куда ты едешь, Гримо? Ты покидаешь графа?
Гримо: Я еду во фландрскую армию, к виконту де Бражелону.

Они медленно едут по дороге, как вдруг из канавы доносятся стоны.

Портос: Это Мушкетон! (бросается к нему) Ты опасно ранен, Мустон?
Мустон: Нет, не думаю, но только я ранен в такое место, что верхом ездить не смогу.
Портос: Но пешком ты идти можешь?
Мушкетон: (кротко) Постараюсь добраться до первого же дома.
Д'Артаньян: Как же быть? Нам надо срочно возвращаться в Париж.
Гримо: Я позабочусь о Мушкетоне. (соскакивает с коня и протягивает руку Мушкетону).
Мушкетон: (со слезами) Спасибо, мой добрый друг.
Гримо: (с беспокойством) Ты почему плачешь? Так больно или ты рад нашей встрече?
Мустон:(вытирая глаза) И то, и другое, мой добрый Гримо!

 Отправлено: 05.10.18 18:08. Заголовок: Бывают моменты, когд..

Скрытый текст

Бывают моменты, когда отсебятина возможна только в трактовке мимики, поз и движений героев. Мне показалось неуместным в сцене на Королевской площади изменить хоть одну фразу.

Глава 30, 31.

Внутренний дворик гостиницы "Козочка", что на Тиктонской улице. Несколько столов застелены чистыми скатертями, лавки чисто выскоблены, а парочку лип создают подобие уюта. Под деревом устроился Портос, на столе перед ним кувшин вина и большой стакан, в который он макает бисквиты, горкой выложенные перед ним на тарелке. Портос скучает. Появление уставшего, насквозь пропыленного д'Артаньяна, заставило его оживиться.

Портос: Ну, что? Он дурно вас принял?
Д'Артаньян: (с угрюмой миной, усаживаясь на скамью напротив друга) Конечно, дурно. Положительно, он просто скотина! Что вы там едите, Портос?
Портос: Как видите, макаю печенье в испанское вино. Советую и вам заняться тем же!
Д'Артаньян: Жемблу, стакан!
Портос: Как же это было?
Д'Артаньян: Я вошел, он косо на меня посмотрел, я пожал плечами и сказал ему: "Ну, монсиньор, мы оказались слабее." Тогда он затребовал подробности, но я не мог в них вдаваться, не выдав при этом наших друзей. Я сказал ему, что их было пятьдесят против нас двоих, хотя мы и обменялись выстрелами и шпаги увидели ночную тьму. Он признал свою вину, что не обеспечил нас хорошими лошадьми и даже возместил нам стоимость лошадей.
Портос: Он поступил как порядочный человек!
Д'Артаньян: С людьми, которые ради него рисковали своей шкурой? Милый мой, если мы рассчитаемся за лошадей и с хозяйкой нашей гостиницы, нам с вами останется из тысячи пистолей, что я у него добыл, не более ста пятидесяти пистолей на каждого. А ведь я оказал ему еще одну, неоценимую услугу: я задавил ему какого-то парламентского советника. Правда, задавил не до конца, и он еще доставит Мазарини хлопот. Но все равно, Ришелье на его месте сказал бы: "Пятьсот экю за советника!" В общем, получилось грошовое дело.
Портос: (со вздохом философа) Ну, так уж всегда бывает. Но скажите… он совсем не спрашивал обо мне?
Д'Артаньян: (застигнутый врасплох) Погодите… Я хочу вспомнить его собственные слова. Он сказал…
Портос: (подавшись вперед) Что он сказал?
Д'Артаньян: Он сказал: "Передайте вашему другу, что он может спать спокойно.
Портос: Ясно как день, что он все-таки собирается сделать меня бароном.

Бьет девять часов и гасконец вздрагивает.

Портос: В десять у нас свидание с друзьями на Королевской площади.
Д'Артаньян: (с досадой) Не напоминайте мне об этом, я все равно не пойду.
Портос: Почему?
Д'Артаньян: ( нервно вскакивает, делает несколько шагов по двору и возвращается к столу, тяжело дыша) Да потому, что мне тяжело снова видеть двух людей, по вине которых провалилось наше предприятие. Не кроется ли в свидании…
Портос: (потрясенно) О, вы так не думаете, д'Артаньян! Атос не способен на предательство, и вы это знаете!
Д'Артаньян: Атос – не способен, а вот Арамис…
Портос: (решительно) Надо идти, иначе они подумают, что мы струсили.
Д'Артаньян: (безнадежно) Я это знаю, но они примкнули к партии принцев, не предупредив нас о том. Атос и Арамис провели меня, и меня это тревожит. А вдруг сегодня выяснится еще что-нибудь?
Портос: (проверяя свои карманы, между делом) Вы что, не доверяете им на самом деле?
Д'Артаньян: Арамису -да, с тех пор как он стал аббатом. (заводит себя) Он вообразил, что мы загораживаем ему дорогу к сану епископа и он, пожалуй, не прочь устранить нас.
Портос: Арамис – другое дело; тут я бы не удивился, но не Атос.
Д'Артаньян: А вдруг Бофор задумал захватить нас?
Портос: (с улыбкой) После того, как мы были у него в руках? Полноте, д'Артаньян, давайте вооружимся и возьмем Планше с его карабином.
Д'Артаньян: Планше – фрондер!
Портос: Ни на кого нельзя положиться. (с чувством) Черт бы побрал эту гражданскую войну!
Д'Артаньян: Если что нас и разъединяет, так это то, что нам уже не двадцать лет и благородные порывы юности уступили место эгоизму, расчету, честолюбию. Да, пойдем на это свидание, но пойдем хорошо вооруженными. (Бросает деньги за вино на стол и вместе с Портосом заходит в гостиницу)

Тем временем Атос и Арамис, в сопровождении Базена, въезжают в Париж через Сент-Антуанские ворота.

Атос: (придержав лошадь и оглядываясь, чтобы убедиться, что Арамис не отстал от него) Теперь нам надо зайти в какую-нибудь гостиницу, переодеться и сложить весь наш арсенал. Городское платье нам бы не помешало.
Арамис: (удивленно) Позвольте мне не только не согласиться с вами, но и постараться вас убедить в правоте того, что я выскажу.
Атос: О чем вы, д'Эрбле?
Арамис: Мы с вами идем на военное свидание!
Атос: (пристально глядя на аббата) Что вы хотите этим сказать, Арамис?
Арамис: (убежденно) Королевская площадь – это продолжение Вандомской дороги.
Атос: Как? Наши друзья…
Арамис: (грустно, но уверенным тоном) Стали сейчас нашими опаснейшими врагами, граф. Атос, послушайтесь меня, не стоит быть слишком доверчивым, а вам – особенно! Кто может поручиться, (останавливает знаком Атоса, который уже открыл рот, чтобы ему возразить) что д'Артаньян не винит нас в своем поражении? А если он предупредил кардинала? А кардинал не воспользуется этим свиданием, чтобы схватить нас?
Атос: (с возмущением) Вы что, считаете, что наши друзья способны приложить руку к такому бесчестному делу?
Арамис: (пожимая плечами) Это между друзьями – бесчестное дело, а по отношению к врагам – военная хитрость!

Атос опустил голову, раздавленный этой сентенцией. Казалось, он искал какие-то доводы в пользу своего мнения, но Арамис опередил его с высказыванием.

Арамис: Что поделаешь: нам не двадцать лет. Мы жестоко задели самолюбие д'Артаньяна, слепо управляющее его поступками. Он был побежден, он в отчаянии. А Портос? Его баронство, скорее всего, зависело от успеха их погони. А мы встали им поперек пути. Но, может быть, у него есть еще шанс сегодня вечером? Примем меры предосторожности, Атос!
Атос: А если они придут безоружными? Это такой позор для нас, Арамис!
Арамис: (с улыбкой) Ручаюсь, этого не случится! И у нас есть оправдание: мы с дороги, мы мятежники!
Атос: (возмущенно) Нам, нам думать об оправдании перед Портосом и д'Артаньяном! Вы отравляете сердце, которое еще не окончательно умерло для дружеских чувств. (шепотом) Лучше бы его у меня вырвали из груди. Делайте, как хотите! Я же пойду безоружным!
Арамис: Вы этого не сделаете! Я вас не пущу! Вы можете так погубить не себя, но дело всей партии, которая на вас рассчитывает!
Атос: (сдаваясь) Пусть будет по-вашему.

Они добрались до Королевской площади там заметили под сводами здания трех
всадников. Увидев друзей, те спешились. Слуги остались в тени домов, держа лошадей
и сторонясь друг друга. По знаку мушкетера они привязали лошадей к вделанным в
стены кольцам и последовали за хозяевами. Планше нес на плече мушкет. Сойдясь, все
вежливо раскланялись. Вид у друзей был достаточно воинственный: шпаги
приподнимали плащи.

Атос: Господа, где вы желаете выбрать место для нашей беседы?
Арамис: Решетка заперта, но если вам угодно, я могу раздобыть ключ в особняке Роан, и мы чудесно устроимся.
Атос: Если вы предпочитаете другое место, скажите.
Д'Артаньян: (сухо) Я думаю, что если господин д'Эрбле достанет ключ, нам лучше места не найти.

Арамис тут же ушел, шепнув что-то Атосу. Но тот презрительно улыбнулся и подошел к
неподвижно стоявшим Портосу и гасконцу. Арамис вернулся в сопровождении какого-
то человека.

Привратник: Так вы даете мне слово, сударь?
Арамис: (давая ему золотой) Вот вам.
Привратник: (умоляюще) Так вы не хотите дать мне слово, господин?
Арамис: (раздраженно) В чем мне ручаться? В настоящую минуту эти господа – наши друзья.
Портос и д'Артаньян: (холодно) Да, конечно!
Д'Артаньян: Вы видите, он не хочет дать слово, что мы явились не для поединка.
Портос: И Арамис не хочет его дать?
Д'Артаньян: Не хочет.
Портос: Так будем осторожны.

Калитка отперта и друзья один за другим прошли в сад. Д'Артаньян зацепился эфесом
за ограду и вынужден был, распахнув плащ, продемонстрировать арсенал за поясом,
что немедленно было замечено Арамисом. Атос только тяжело вздохнул в ответ на то,
что увидел. Арамис зашел последним и запер калитку, а Планше с Базеном остались
снаружи. Кое где под деревьями были скамейки, Атос сделал знак и Портос с
д'Артаньяном сели. Атос и Арамис продолжали стоять. Тяжелое молчание ощутимо
давило на присутствующих. Атос заговорил первым, и его спокойный, глубокий голос
оказался созвучен шелесту листьев над головой друзей.

Атос: Господа, наше присутствие на этом собрании доказывает силу нашей прежней
дружбы. Никто не уклонился от этой встречи, значит, никому не в чем упрекнуть себя.
Д'Артаньян: Послушайте, граф, вместо того чтобы говорить комплименты, которых, быть может, не заслуживаем ни мы, ни вы, лучше объяснимся чистосердечно.
Атос: Я желаю именно этого. Я говорю это искренне, скажите же и вы откровенно: можете ли вы в чем-то упрекнуть меня или аббата д'Эрбле?
Д"Артаньян: (твердо, откидывая голову) Да! Когда я имел честь видеться с вами в вашем замке Бражелон, я сделал вам предложение, которое хорошо было понято вами. Но вы, вместо того чтобы ответить мне, как другу, вы провели меня, как ребенка! Так что этой хваленой дружбе удар был нанесен не тогда, когда скрестились наши шпаги, а ранее, когда вы претворялись у себя в замке.
Атос: (с упреком) Д'Артаньян!
Д'Артаньян: (горячась) Вы просили меня быть откровенным? Извольте! Я говорю то, что думаю. А теперь я обращаюсь к вам, господин аббат д'Эрбле. Я говорил с вами точно также, как с графом, и вы также точно обманули меня!
Арамис: (пожимая плечами) Поистине вы – странный человек! Вы явились ко мне с предложениями, но разве вы их сделали? Нет, вы только старались выведать мои мысли. Что я вам тогда сказал? Что Мазарини ничтожество и ему я служить не буду. Но разве я вам сказал, что никому другому служить не буду? Напротив, я дал вам понять, что я – на стороне принцев. Мы еще с вами шутили по этому поводу. Вы принадлежите к какой-то партии? Так почему бы и нам не принадлежать к другой? У вас была своя тайна, у нас – своя. Мы ими не поделились: значит, мы умеем хранить тайны.
Д'Артаньян: Я ни в чем не упрекаю вас, и если коснулся вашего образа действий, то только потому, что граф де Ла Фер заговорил о дружбе.
Арамис: (надменно) А что вы находите предосудительного в моих действиях?
Д'Артаньян: (теряя спокойствие, встает. Портос встает вслед за ним, и они, четверо, стоят друг перед другом , набычившись, как перед боем) Я нахожу, что они вполне достойны питомца иезуитов. (Арамис делает движение, словно хочет схватиться за шпагу)

Пока идет эта словесная дуэль между Арамисом и гасконцем, Атос молчит, но лицо у
него каменеет с каждой новой фразой все сильнее. Заметив движение Арамиса он
останавливает его.
Атос: (глуховатым голосом, словно ему перехватило горло) Д'Артаньян, вы пришли сюда не остыв после вчерашнего приключения. Я надеялся, что в вашем сердце найдется достаточно величия духа, и двадцатилетняя дружба устоит перед минутной обидой самолюбия. (с мольбой) Скажите мне, что это так? Вы можете меня упрекнуть в чем-то? (мягко) Если я виноват, я готов признать свою вину.
Д'Артаньян: Я думаю, что вам следовало мне открыться, и что аббат должен был бы сделать это в своем монастыре: тогда я не бросился бы в это предприятие, и вы не оказались бы мне поперек дороги. Но если я был сдержан тогда, то это не потому, что я – глупец. (со скрытой насмешкой) Если бы я пожелал узнать, какая разница между людьми, которые приходят к господину аббату по веревочной лестнице, и теми, что посещают его, взбираясь к нему по деревянной, я бы заставил его говорить.
Арамис: (срываясь почти на фальцет) Как вы смеете вмешиваться!
Д'Артаньян: (тем же тоном) Я вмешиваюсь в то, что меня касается, и умею делать вид, что не замечаю того, до чего мне нет дела. Но! (поднимает указательный палец) Я ненавижу лицемеров, а к этой категории я причисляю мушкетеров, изображающих из себя аббатов, и аббатов, прикидывающихся мушкетерами. Вот, (указывает на Портоса) человек, который разделяет мое мнение.
Портос: Да! (берется за эфес шпаги).

Арамис отскочил назад и одним движением вытащил свой клинок. Гасконец пригнулся, готовый напасть или защищаться. Об Атосе все забыли, а он, вытащив свою шпагу, спокойным и величественным движением протянул руку, не спеша вытащил свою шпагу вместе с ножнами, переломил ее на колене и отбросил обломки. Затем, не глядя по сторонам, обратился к Арамису, который стоял, дрожа от ярости.

Атос: Арамис, сломайте свою шпагу. Так надо!. (и тише и мягче) Я так хочу.

Арамис последовал его примеру, весь дрожа от ярости, и, скрестив руки на груди, стал ждать.
Портос вложил в ножны свою шпагу, а д'Артаньян так и не успел вынуть свою из ножен. Наступила пронзительная тишина, в которой слышалось только тяжелое дыхание распаленных ссорой друзей. Неожиданный порыв ветра заставил всех вздрогнуть, зашумела листва деревьев над их головами и все опять стихло. Атос медленно поднял правую руку, и взгляд его устремился к ночному небу, на котором ослепительно засияла луна.

Атос: Никогда, клянусь в этом перед Богом, который видит и слышит нас в эту торжественную ночь, никогда моя шпага не скреститься с вашими, никогда я не кину на вас гневного взгляда, никогда в моем сердце не шелохнется ненависть к вам. Ни-ког-да! Мы жили вместе, ненавидели и любили вместе. (он замолчал, но никто не посмел шелохнуться или вставить слово. Потом Атос продолжил) Мы вместе проливали кровь, и, быть может, между нами есть еще и другая связь, (глухо) более сильная, чем дружба: мы связаны общим преступлением. Потому что мы все четверо судили, приговорили к смерти и казнили человеческое существо, которое, быть может, и не имели права отправлять на тот свет, хотя оно скорее принадлежало аду, чем этому миру. (оборачивается к д'Артаньяну) Д'Артаньян, я всегда любил вас, как сына. Портос, (гигант поднимает голову) мы десять лет спали рядом, Арамис так же брат вам, как и мне (Арамис делает попытку заговорить, но сам себя останавливает), потому что Арамис любил вас, как я вас люблю и буду любить вечно! (улыбаясь) Что значит для нас Мазарини, когда мы заставляли поступать по-своему такого человека, как Ришелье! Что значит для нас тот или иной принц, для нас, сумевших сохранить королеве ее корону! (кланяясь д'Артаньяну) Д'Артаньян, простите, что я скрестил вчера свою шпагу с вашей. Арамис просит в том же извиненья у Портоса. (вскидывает голову) После этого, ненавидьте меня, если можете, но клянусь, что, несмотря на вашу ненависть, я буду питать к вам только чувства уважения и дружбы. (делает приглашающий жест рукой) А теперь, Арамис, повторите мои слова. Затем, если наши старые друзья этого желают и вы желаете того же, расстанемся с ними (чуть заметная пауза и сдавленный голос) навсегда.

Наступило торжественное молчание, каждый из друзей осмысливает то, что услышал. Но Атос пригласил Арамиса сказать и свою клятву. Аббату было нелегко погасить свою ярость, и дрожащий голос выдавал всю бурю охвативших его чувств, хотя смотрел он спокойно и прямо.

Арамис: Клянусь, я не питаю больше ненависти к моим былым товарищам. Я сожалею, что бился с вами, Портос. Клянусь, что никогда более не только шпага моя не направится в вашу грудь, но и даже в самой сокровенной глубине моего сердца не найдется впредь и следа неприязни к вам. Пойдемте, (он повернулся к графу) Атос.

Атос уже сделал первый шаг, чтобы покинуть сад, но тут подал голос д'Артаньян, и подал его со свойственным гасконцу темпераментом и искренностью порыва.

Д'Артаньян: О нет, не уходите! Не уходите, потому что я тоже хочу дать клятву. Клянусь, что я отдам последнюю каплю своей крови, последний лоскут моей плоти, чтобы сохранить уважение такого человека, как вы, Атос, и дружбу такого человека, как вы, Арамис. ( и д'Артаньян уткнулся лицом в грудь Атоса, который сжал его в объятиях).
Портос: (шмыгая носом от подступивших слез) А я, я не клянусь ни в чем, но, черт возьми, я задыхаюсь от избытка чувств! Если бы получилось так, что мне пришлось бы сражаться против вас, я бы просто дал проткнуть себя насквозь, потому что никогда я никого не любил в целом свете, как люблю вас! (и, плача уже по-настоящему, Портос обнял Арамиса)
Атос: (не скрывая, какая тяжесть упала у него с души, радостно) Вот на что я надеялся, вот чего я ждал от ваших сердец. Судьбы наши связаны нерушимо, хотя пути наши и разошлись. (серьезно) Я уважаю ваши взгляды, д'Артаньян, я уважаю ваши убеждения, Портос. Хотя мы сражаемся за противоположные цели – останемся друзьями! Министры, принцы, короли, словно поток пронесутся и исчезнут, междоусобная война погаснет, как костер, но мы, останемся ли мы теми же? У меня предчувствие, что да.
Д'Артаньян: (подхватывает слова Атоса и голос его звенит от радости) Будем всегда мушкетерами, и пусть нашим единственным знаменем будет знаменитая салфетка бастиона Сен-Жерве, на которой великий кардинал велел вышить три лилии.
Арамис: (старается говорить непринужденно, но голос у него все равно срывается) Да… сторонники ли мы кардинала или фрондеры, не все ли равно? Останемся навсегда друг другу добрыми секундантами на дуэли, преданными друзьями в важных делах, веселыми товарищами в веселье.
Атос: (поднимает обломки своей шпаги и протягивает правую руку друзьям) И всякий раз, как нам случится встретиться в бою, при одном слове "Королевская площадь!" возьмем шпагу в левую руку и протянем друг другу правую, хотя бы это и было среди самой кровавой резни.
Портос: (потрясенный, качает только головой) Вы говорите восхитительно!
Д'Артаньян: Вы величайший из людей и целой головой выше нас всех!

Атос улыбался, но не от похвалам друзей, а от того, что сумел достучаться до их сердец в самый страшный момент. Но клятву следовало освятить, а для этого требовалось еще кое-что.

Атос: Итак, решено. Ну, господа, ваши руки. Христиане ли вы хоть сколько-нибудь?
Д'Артаньян: Черт побери!
Арамис: (гнусаво) Мы будем ими на этот раз, чтобы сохранить верность нашей клятве.
Портос: (утирая все еще влажные глаза) Да я готов поклясться хоть самим Магометом! И черт меня раздери, если я когда-то был так счастлив, как сейчас!
Атос: (немного замявшись) Есть ли на ком-нибудь из вас крест?

Портос и д'Артаньян потупились, переглянувшись и отрицательно покачали головой. У Атоса креста тоже не оказалось, и он смущенно пожал плечами. Зато Арамис вытащил алмазный крестик на нитке жемчуга.

Арамис: Вот!
Атос: (с едва приметным вздохом облегчения) Вот, поклянемся на этом кресте, который, несмотря на алмазы, все же крест, поклянемся, чтобы ни случилось, вечно сохранять дружбу. И пусть эта клятва свяжет не только нас, но и наших потомков. Согласны ли вы на такую клятву?
Все: Да!

Четверо друзей произносят клятву, и выходят из сада, взявшись под руки. Они стоят на пустынной в этот час Королевской площади, не в силах расстаться, и не замечая, что держатся они ровно так же, как и много лет назад, когда они шли по Парижу после триумфальной победы над гвардейцами кардинала. Д'Артаньян, стоя между Атосом и Арамисом, и с любовью обнимая их, все же не удержался, и шепнул на ухо аббату: " Ах, предатель, вы заставили нас поклясться на кресте фрондерки!" И, о чудо! Арамис только искренне расхохотался.

 Отправлено: 20.11.18 19:45. Заголовок: Глава 32, 33. Неболь..

Глава 32, 33.
Небольшой трактир на обочине дороги. К нему приближаются два всадника: это Рауль де Бражелон и Оливен. Виконт отдает приказание Оливену, и, соскочив с коня, передает поводья слуге, который отводит лошадей к коновязи. Рауль же устраивается за грубо обструганным столом под огромным каштаном и замирает в неподвижности, уйдя в свои мечты. Цветы каштана, под действием легкого ветерка, белым снегом падают на столешницу, засыпают цветами волосы юноши, а он ничего не замечает, пока перед его глазами не оказывается толстый трактирщик, подвязанный салфеткой, с салфеткой же в руках, и с багровой физиономией любителя сладко поесть и попить. В руках у него принадлежности для письма и бумага.

Трактирщик: Ах, видно у вас, господ, одни и те же мысли! С четверть часа назад сюда заезжал знатный юноша со своим воспитателем. Они велели принести сюда обед и съели целый паштет и выпили бутыль старого маконского вина. Но у меня, сударь, по счастью, еще имеется такой паштет и такое же вино, так что. Если ваша милость прикажет…
Рауль: Но мне, на данный момент, нужно только то, что я у вас просил. А вот если чернила будут черные. А перо – хорошим, я готов заплатить за них, как за паштет.
Трактирщик: (улыбаясь во весь рот) Тогда я отдам паштет и вино вашему лакею, а перо и бумага пойдут впридачу.
Рауль: (нетерпеливо) Делайте, как хотите. (принимается за письмо, не обращая внимания на вернувшегося Оливена)

Оливен и хозяин уходят в трактир.

Трактирщик: Но у вашего хозяина совсем нет аппетита!
Оливен: Он потерял его позавчера.

Тем временем, Рауль закончил пространное письмо, и, воровато глянув по сторонам и убедившись, что его никто не видит, украдкой запечатлел на нем поцелуй, уверенный, что опекун сможет догадаться о нем. Он успел запечатать письмо к тому моменту, как появился довольный и сытый Оливен в сопровождении хозяина. Рауль встал и бросил на столь экю.

Рауль: Хозяин, где у вас ближайшая почта?
Трактирщик: В Сен-Лисе.
Рауль: Оливен, седлайте лошадей. Мы едем. Дай Бог, нам удастся нагнать молодого путешественника. К вечеру я рассчитываю быть в Нуайонне. (заметив, что Оливен пожал плечами) Граф де ла Фер желает, чтобы я торопился и нагнал принца на четвертый день утром!
Оливен: (бормочет, отойдя на приличное расстояние) Ладно, тратьте весь ваш пыл в первый день. Завтра вместо двенадцати миль вы сделаете десять, потом пять, а через три дня окажетесь в постели. Все вы, молодые люди, хвастунишки.

Всадники выехали на холм, когда солнце уже садилось. Широкая гладь реки сверкала под лучами солнца, с трудом позволяя разобрать, что паром, услугами которого Бражелон собирался воспользоваться, уже отчалил. И тут со стороны реки послышался громкий крик.

Рауль: Что там происходит, Оливен?
Оливен: Канат оборвался, сударь, и паром понесло по течению. Там в воде что-то барахтается, сударь!
Рауль: Это лошадь и всадник!
Оливен: Они тонут!

И тут Рауль, ни секунды не сомневаясь, пришпорил лошадь и отпустил поводья, давая лошади свободу действий. А та понеслась вниз с холма и, на полном скаку, преодолела в прыжке ограждение пристани, и бросилась в реку, разбрызгивая воду и пену.

Оливен: Боже правый! Что вы делаете?! Что бы сказал граф, если бы мог видеть вас?!
Рауль: (понукая лошадь) Граф поступил бы так же.
Оливен: А я? Как же я-то переправлюсь!
Рауль: Прыгай, трус!
Оливен: ( осеняет себя крестным знамением и прыгает вместе с лошадью в воду.) Я пропал, мы погибли!

В двадцати шагах от виконта барахтался всадник. Плавать он не умел, и, вцепившись в лошадь, тянул ее под воду. С парома к нему уже плыл какой-то седоволосый человек, но плыл он против течения и двигался медленно. Тогда, видя, что всадник и лошадь уже почти ушли под воду, Рауль бросил своего коня, предоставив ему возможность плыть самому, и несколькими сильными взмахами приблизился к тонущему. Первым делом он, нырнув, заставил всадника вытащить ноги из стремян, потом положил его руку на гриву коня, в которую тот вцепился мертвой хваткой, и дальше всецело занялся конем, поддерживая его голову над поверхностью воды и направляя к берегу подбадривающими криками. Очень скоро лошадь встала на ноги, нащупав дно, с громким фырканьем отряхнулась и тоненько заржала. Всадник отпустил судорожно сжатые пальцы и соскользнул на руки своего спасителя, едва слышно пробормотав: "Спасен". То же самое произнес седой господин, плывший к нему на помощь, но, в отличие от Бражелона, поспевший вторым.
Рауль вытащил на берег спасенного им человека, распустил воротник его камзола и стал приводить юношу в чувство. Неизвестный пожилой господин помогал ему, и пострадавший постепенно пришел в себя.

Гиш: А! Я без вас был бы уже мертв, трижды мертв.
Рауль: Но можно и воскреснуть! (широко улыбаясь) Мы все отделались только хорошей ванной.
Воспитатель д'Арменж: (обращаясь к Раулю) Как мне благодарить вас!
Гиш: А, вы здесь, мой Арменж! Я очень напугал вас? Но вы сами виноваты, что не научили меня хорошо плавать.
Воспитатель: Граф, если бы с вами случилось какое-нибудь несчастье, я бы никогда на смог явиться на глаза маршалу.
Рауль: Но как же это случилось?
Гиш: Канат на пароме оборвался, когда мы прошли треть пути. Я плохо плаваю, и не решился слезть в воде с лошади, которая спрыгнула с парома, напуганная криками паромщиков. Я великолепнейшим образом утопил бы себя, потому что только стеснял движения своего коня. Не подоспей вы вовремя, чтобы вытащить меня из воды, все было бы кончено. Но, отныне, сударь, если вы согласны, мы связаны на жизнь и на смерть! Меня зовут граф де Гиш, мой отец - маршал де Граммон. Окажите мне честь назвать себя.
Рауль: (сильно покраснев) Я – виконт де Бражелон.
Гиш: Ваше лицо, ваша смелость и ваша доброта привлекают меня. А мою глубокую признательность вы уже заслужили. Будем друзьями! (раскрывая объятия) Обнимемся!
Рауль: (следуя предложению де Гиша обнимает его от всего сердца) Располагайте мною, прошу вас, как преданным другом.
Гиш: ( с любопытством) А куда вы направляетесь?
Рауль: В армию принца.
Гиш: (радостно) И я тоже! Значит, мы вместе получим боевое крещение.
Воспитатель: Отлично! Вы оба, наверное, родились под одной звездой, и вам суждено было встретиться. Вам надо переодеться, и ваши слуги уже в гостинице, где все для вас приготовлено.

Все трое сели на своих лошадей и отправились на отдых.

На следующее утро они уже были в седле и ехали, весело болтая. Вернее, Рауль с улыбкой слушал де Гиша, который вводил его в курс дворцовых интриг и сплетен.
Гиш: Я воспитывался при дворе и знаю всю его подноготную. А она, смею вас заверить, достаточно забавна.
Рауль: (стеснительно) Все мои парижские знакомства пока ограничиваются только посещением салона господина Скаррона.
Гиш: (со смехом придерживает коня) В самом деле? Так вы повидали всех? У него, бедного больного королевы, по случаю опалы перебывало пол Парижа. И кого же вам удалось повидать?
Рауль: (нерешительно, запинаясь) Ну, я видел там мадемуазель Поле…
Гиш: Старая львица не упустит возможность показать свои зубы.
Рауль: Нет, она никого не задела своими остротами.
Гиш: (чуть свысока) Видно, друг мой, что вы в таких салонах человек новый. Если их и посещают, то лишь для сплетен и новостей. Но оставим мадемуазель Поле. Кого еще вы там видели?
Рауль: Господ Скюдери, господина Менажа, мадемуазель д'Обиньи…
Гиш: Ну, без их участия не одно заседание Сената не обходится. Последнее слово всегда должно принадлежать господину со шпагой. А кто был из знати? Я имею в виду – настоящих аристократов.
Рауль: (краснея) Герцогиня де Шеврез.
Гиш: (удивленно) О, вот это уже серьезно: не какие-то поэтишки, а сама герцогиня! Что она там забыла?
Рауль: (становясь пунцовым) Это ей я обязан рекомендательным письмом к Принцу. Герцогиня была чрезвычайно любезна со мной.
Гиш: (доброжелательно) А не будет ли нескромным спросить вас, как вы у нее оказались?
Рауль: (строго) Мой опекун представил меня Ее светлости и ходатайствовал перед ней за меня.
Гиш: (бросив внимательный взгляд на Рауля) Вот как! Герцогиня де Шеврез всегда выполняет свои обещания. К тому же она не только одна из самых красивых женщин королевства, но и чертовски умна. Вам повезло, виконт, что о вас заботится сама герцогиня де Шеврез. Но ваш опекун…
Рауль: Граф де Ла Фер состоит в родстве с Роанами и Монморанси.
Гиш: (пришпоривая своего коня) Тогда ваше будущее в надежных руках, Бражелон.

Путники приблизились к Аррасу, который наводнили беженцы. Крики, плач, проклятия, повозки с нехитрым скарбом, усталые, замученные люди – через этот поток всадники пробивались с трудом. Добравшись до гостиницы, молодые люди легли спать в одной комнате, пока слуги чистили оружие. Утром, отправившись в путь, они уже обсуждали, как поведут себя, если случай подкинет им стычку.
Гиш: Нас сейчас трое, и с нами трое хорошо вооруженных слуг. Ваш мне кажется довольно стойким.
Рауль: Я никогда не видел его в деле, но он бретонец: это обещает многое.
Гиш: При случае он сумеет стрелять. Мои люди – надежные, бывавшие в походах с моим отцом. Значит, нас шестеро воинов. Если мы натолкнемся на такой же по численности неприятельский отряд, или даже немного превышающий наш, разве мы не нападем на него, Рауль?
Рауль: (пожимая плечами) Разумеется!
Воспитатель: Тише, молодые люди, тише! Вот вы о чем размечтались! У меня, граф, четкие инструкции, данные мне маршалом. Я должен доставить вас к Принцу целыми и невредимыми, а вот когда будете в армии – лезьте под пули, если вам угодно. А до тех пор приказываю вам: повернуться тылом, завидев хоть один вражеский шлем! Я и сам так поступлю.

Молодые люди только переглянулись с улыбкой на эти слова. Путь пролегал уже по лесистой местности, и двое слуг впереди проверяли кустарник. Неожиданно прозвучали оружейные выстрелы и тут же галопом вернулись слуги.

Гиш: (быстро) Вам преградили путь?
Слуга: Нет, выстрелы были впереди, в самой чаще. Мы вернулись за указаниями.
Воспитатель: Мой приказ – отступать. Это может быть засада.
Гиш: И вы ничего не видели?
Слуга: Видели двух всадников в желтом, спускавшихся по руслу реки.
Воспитатель: Мы наткнулись на отряд испанцев. Назад!

Пистолетный выстрел и крик о помощи все решили. В последний раз обменявшись взглядами, молодые люди бросились вперед, не реагируя на призывы воспитателя.
Несколько минут скачки, и они увидели всадников.

Гиш: Тише, всадники.
Рауль: Да, трое верхом и трое спешились.
Гиш: Что они делают, вы видите?
Рауль: Обыскивают лежащего: это или раненый или убитый.
Гиш: (передернувшись) Какое-нибудь подлое убийство.
Рауль: Но они же солдаты!
Гиш: Это дезертиры, почти грабители с большой дороги.
Рауль: (решительно) Пришпорим?
Гиш: Пришпорим!
Воспитатель: Стойте!

Крик воспитателя, на который ни Гиш, ни виконт не обратили внимания, только предупредил бандитов, трое из которых бросили свое занятие и устремились навстречу. Гиш выстрелил и промахнулся, испанец выстрелил – и Рауль почувствовал боль в левой руке. Тогда он своим выстрелом сразил испанца наповал.
И тут Рауль увидел, что на него направляется дуло мушкета. Замедленная съемка показывает вылетающую пулю, поднятая на дыбы лошадь виконта получает ее прямо в живот, и отпрыгнув в сторону падает, придавив ногу Рауля. Уже обычный кадр показывает, как испанец замахивается прикладом мушкета на Рауля, тот, беспомощный под лошадиной тушей, зажмуривается… темнота на экране и голос Гиша: "Сдавайтесь, или смерть вам!" Мушкет падает из рук грабителя и двое солдат графа де Гиша берут его в плен.

Рауль: Ну, граф, вы быстро расплачиваетесь со своими долгами. Если бы не вы, я бы уже был трижды мертв.
Гиш: Мой противник удрал и я смог прийти вам на помощь. Но вы ранены!
Рауль: Мне, как будто, оцарапало руку. Помогите мне выбраться из-под лошади, и мы сможем продолжить путь.

Воспитатель и Оливен оттащили лошадь, бившуюся в агонии и д'Арменж пристрелил ее.

Гиш: (подавая руку виконту и помогая ему встать) Ничего не повредили?
Рауль: Ничего, по счастью. А что с теми несчастными, которых хотели убить?
Гиш: Мы пришли слишком поздно.

Молодые люди, вновь вскочив в седло, двинулись по направлению к погибшим.

 Отправлено: 09.12.18 14:31. Заголовок: Глава 34 -36. Скудн..

Глава 34 -36.

Скудный подлесок позволял видеть небольшую поляну, окруженную искореженными ветром елями. У одиноко торчащего дуба Бражелон и Гиш заметили своих спутников-солдат, которые сопровождали де Гиша по распоряжению маршала де Граммона. Они усадили одного из найденных раненых спиной к стволу, и окружили второго, который лежал лицом в землю. Его выбритая и посиневшая тонзура обличала покойника, откинутая рука и скрюченные пальцы свидетельствовали, что он до последнего вздоха пытался что-то удержать.

Рауль: Это – священник. Негодяи, поднять руку на священнослужителя!
Солдат: (указывая в сторону дуба) Пожалуйте сюда, господа. Этого еще можно спасти.
Раненый: (прижимая руку к животу) Нет! Мне можно помочь умереть.
Рауль: Вы священник?
Раненый: Нет.
Рауль: Мне показалось, что ваш спутник принадлежал к церкви, потому я и спросил.
Раненый: Это бетюнский священник. Я помогал ему спрятать казну и священные сосуды его церкви. Принц оставил город, мы ждем испанцев, их шайки рыщут вокруг.
Рауль: Эти негодяи напали на вас! Стреляли в священника!
Раненый: (оглядываясь) Господа, нельзя ли перенести меня в какой-нибудь дом, где бы я мог исповедоваться?
Гиш: Но вы можете ошибаться и ваша рана совсем не смертельна.
Раненый: Господа, умоляю вас! Я понимаю в ранениях и знаю, что моя рана смертельна. Умоляю вас: тело мое погибло, но душу еще можно спасти. Нужен священник, но где его взять? Из страха перед испанцами никто не рискнет прийти. (с ужасом) Господи, ты не допустишь, чтобы я умер без покаяния! Тут поблизости есть деревня Грене, священника можно поискать и в августинском монастыре. Нужен кто-нибудь, кто обладает правом отпускать грехи в смертный час.
Гиш: (обращаясь к воспитателю) Господин д'Арменж, позаботьтесь о раненом, а мы с виконтом поедем вперед, искать священника.
Воспитатель: Езжайте, но будьте осторожны.
Гиш: Не беспокойтесь! Вы же знаете правило: "не дважды об одном же".

Молодые люди пришпорили лошадей и умчались вперед, по направлению к указанному им в придорожном трактире августинскому монастырю. Уже показались его крыши, как вдруг, на пыльной дороге, они разглядели едущего им навстречу монаха, верхом на муле.
Камера скользит по ногам мула, резво семенящего по пыльной дороге, останавливается на ботфорте, торчащем из-под серой сутаны, поднимается выше, задерживаясь на рукоятке кинжала, выглядывающей из-за широкого кожаного пояса, и прыжком поднимается выше, к лицу всадника. Унылое лицо, короткие, светлые волосы, запавшие губы и опущенные глаза – лицо аскета под широкими, обвисшими полями шляпы.

Рауль: (останавливая монаха, намеревавшегося проехать мимо) Позвольте вас спросить, вы священник?
Монах: А вы зачем спрашиваете?
Гиш: (надменно) Чтобы знать. (увидев, что монах не отвечает и намерен проехать мимо, скачком оказывается перед ним) Отвечайте! Вас спросили вежливо, а каждый вопрос требует ответа.
Монах: (с безразличным видом) Но не первому встречному, который спрашивает об этом.
Гиш: Мы не первые встречные. И спрашиваем вас об этом не из прихоти. (представляется) Мой друг – виконт де Бражелон. А я – граф де Гиш. Раненный человек нуждается в помощи священника, и если вы действительно являетесь таковым – помогите несчастному и исполните свой долг.
Монах: Я поеду туда.
Гиш: Не вздумайте нас обманывать: наши лошади легко догонят вашего мула. И расправа будет коротка: найти дерево и крепкую веревку несложно.
Монах: (сверкнув глазами и ударив мула пятками) Я поеду туда!
Гиш: (Раулю) Поедем за ним. (следуют за монахом на почтительном расстоянии, заметив, что тот пару раз оглянулся) Хорошо, что мы поехали за ним. Ужасное у него лицо.
Рауль: (с отвращением) Ужасное! В особенности это его выражение: желтые волосы, тусклые глаза, проваливающиеся при каждом слове губы…
Гиш: Странное лицо. Но знаете, говорят, что монахи подвергают себя уродующим человека мучениям! Посты, бичевания делают их лицемерными, они оплакивают житейские блага, которых лишились.
Рауль: Мне кажется, у кающегося совесть чище, чем у этого духовника. Какое несчастье для раненого умирать на руках у подобного монаха!
Гиш: (философски) Ну, положим, разрешение идет не от него, а от Бога. Но я бы предпочел умереть без покаяния, чем получить его от подобного духовника. Я видел, как красноречиво вы поглаживали рукоять своего пистолета, значит, и вы не в восторге от такого выбора?
Рауль: (с дрожью омерзения) Признаюсь, в его присутствии я испытал такой же неописуемый ужас, как и в присутствии змеи. Вам не приходилось встречаться со змеей, граф?
Гиш: Никогда!
Рауль: Со мной это часто случалось в наших лесах в Блуа. В первый раз я, словно зачарованный, смотрел, как она, покачиваясь, следит за мной, покачиваясь на хвосте… смотрел, пока граф де Ла Фер…
Гиш: (перебивает его) Ваш отец?
Рауль: (краснея) Опекун.
Гиш: (подбадривая его) Ну, ну!
Рауль: Пока граф не воскликнул: "Ну что же, Бражелон, скорей за шпагу!" Только тогда я очнулся и разрубил ее.
Гиш: А теперь жалеете, что не рассекли монаха, как ту змею?
Рауль: Ну да, почти.

Молодые люди подоспели к гостинице в ту минуту, когда туда заносили раненого. Трактирщик стоял на пороге, и сообщил, что он послал за лекарем и все готово для перевязки.

Трактирщик: Господа, у меня все готово к приему раненых. Сударь, (обращаясь к Раулю и указывая на его окровавленный рукав) а вы не желаете заняться своей раной?
Рауль: Это просто царапина, и я займусь ею попозже. Прошу вас об одном: если к вам обратиться всадник и спросит вас о молодом человеке на рыжей лошади, скажите ему, что я рассчитываю обедать в Мазенгарбе, а ночевать – в Камбрене. Этот всадник – мой слуга. Меня зовут виконт де Бражелон, а его – Гримо.
Гиш: Нам пора, виконт. А вот и монах, и раненый.

В это время монах спешивался, а носилки с раненым поднесли ко входу. Трактирщица стояла в дверях, и увидев раненого схватила мужа за руку.

Трактирщик: Что с тобой? Тебе дурно?
Трактирщица: (дрожа и бледнея) Посмотри на раненого!
Трактирщик: Ему очень плохо.
Трактирщица: Узнаешь его? А, ты тоже побледнел!
Трактирщик: Горе нашему дому! Это бывший бетюнский палач!
Монах: (останавливаясь на пороге, с отвращением) Бывший палач!
Воспитатель: Сеньер монах, кем бы он не был – он человек. Окажите ему последнюю помощь, ваш поступок от этого будет еще достойнее.

Раненого уложили в нижней комнате, после этого д'Арменж и солдаты отправились нагонять виконта и де Гиша.
Почти в это же время на пороге трактира показался новый посетитель: высокий, жилистый, с характерным худым лицом, одетый добротно, но просто.

Трактирщик: Что вам угодно, сударь?

Путник жестом показывает, что хочет пить и прочит почистить лошадь.

Трактирщик: (бормочет) Черт возьми! А вот еще и немой, кажется. (громко) Где хотите вы пить?
Гримо: (указывает на стол) Здесь.
Хозяин: (с выражением недоумения на лице идет за вином и ставит кувшин перед посетителем.) Угодно ли вам, сударь, еще что-нибудь?
Гримо: Да. Не проезжал ли здесь молодой человек пятнадцати лет верхом на рыжей лошади и в сопровождении слуги?
Трактирщик: Виконт де Бражелон?
Гримо: Именно.
Трактирщик: Значит, вы господин Гримо? Ваш молодой барин был здесь четверть часа назад и велел вам передать, что он обедает в Мазенгарбе, это в двух милях отсюда. Ночевать он собирается в Камбрене.

Гримо, успокоившись, отер лоб и устроился за столом.

Камера показывает комнату, куда перенесли бывшего палача. Входит монах и садится у изголовья раненого. На лице монаха явное неудовольствие, и раненый это подмечает.
Палач: (удивленно) Вы очень молоды, отец мой.
Монах: (сухо) В моем звании люди не имеют возраста.
Палач: ( жалобно) Не будьте со мной так суровы, отец мой. В свои последние минуты я нуждаюсь в утешении.
Монах: Ваши страдания велики?
Палач: (задыхаясь) Душа моя страждет сильнее тела.
Монах: Мы спасем вашу душу. Но вы действительно бетюнский палач?
Палач: (торопливо) Я был им, но уже пятнадцать лет, как я только присутствую на казнях, но сам не казню. О, я сложил с себя эту должность.
Монах: (с пробудившимся интересом) Значит, она вас тяготит?
Палач: С некоторых пор – тяготит. (тяжело вздыхает) Пока я лишал жизни во имя закона и правосудия, я был спокоен, потому что был под их покровом. Но с той ужасной ночи…
Монах: (уже всерьез заинтересованный) Ну, ну, смелее… я с вами, друг мой.
Палач: С той ночи, когда я стал орудием личной мести и поднял меч на божье создание…
Монах: Говорите все!
Палач: (собираясь с силами) Я старался заглушить угрызения совести доброй жизнью, отучив себя от жестокости. Я не жалел своей жизни, если мог спасти кого-нибудь. Все свои деньги я пожертвовал бедным, я стал посещать церковь, ко мне привыкли те, кто ранее избегал меня. Меня простили, некоторые даже полюбили, но Бог меня не простил, потому что воспоминание об этой казни преследует меня еженощно, и каждую ночь передо мной встает тень этой женщины.
Монах: (потрясенно) Так вы убили женщину?
Палач: Вот! Вот и вы тоже говорите "убили"! Значит, я убил, а не казнил! Я убийца, а не служитель правосудия.
Монах: Я пока ничего не знаю; продолжайте, и мы – Бог и я – рассудим вас.
Палач: (зажмурившись) О, отец мой! Особенный ужас я испытываю ночью и на воде и я не в силах победить его. Моя рука тяжелеет, словно в руках у меня топор, вода окрашивается кровью, а все вокруг: шелест деревьев, шум ветра, плеск волн – все сливается в один ужасающий вопль: " Да свершится правосудие божье!"
Монах: Бред!
Палач: (хватая его за руку) Бред? О, нет, потому что именно вечером я бросил ее тело в реку, эти слова я повторял в своей гордыне. Я возомнил себя орудием небесной справедливости.
Монах: И как это все случилось? Расскажите же!
Палач: (закрыв глаза и вспоминая) Однажды вечером ко мне пришел человек с приказом. Я надел маску и последовал за ним. Нас ждали еще четверо. Мы поехали к Лису и на его берегу увидели маленький домик, в котором мне показали женщину. Ее, согласно приказу, следовало казнить.
Монах: ( с силой проводит ладонями по лицу) Ужасно! И вы повиновались?
Палач: Отец мой, эта женщина была чудовище. Она отравила своего второго мужа, пыталась убить деверя, который был среди этих людей. Перед этим она отравила женщину, свою соперницу, а в Англии, где она жила, по ее проискам был убит любимец короля.
Монах: Бэкингем?
Палач: Да!
Монах: (подавшись вперед, горя от непонятного возбуждения) Эта женщина была англичанка?
Палач: Нет, она была француженка, но вышла замуж в Англии.
Монах: (встал и запер дверь, потом вернулся к постели умирающего) Рассказывайте дальше. Кто были эти люди?
Палач: Один, кажется, англичанин. Четверо остальных – французы и в форме мушкетеров.
Монах: И как их звали?
Палач: Не знаю, но к англичанину они обращались "милорд".
Монах: А эта женщина? Она была красива?
Палач: (качая головой по подушке) Красавица! Она молила меня о пощаде! Не могу теперь понять, как я решился отрубить эту прекрасную голову.
Монах: (дрожа всем телом, не решается задать какой-то вопрос) Как ее звали?
Палач: Не знаю! Но она была молода: лет двадцати пяти, необыкновенно хороша собой: белокурая, пышноволосая…
Монах: (задыхаясь) С выразительным взором и приятным голосом?
Палач: (приподнявшись, с испугом) Откуда вы это знаете?
Монах: (задыхаясь от возмущения) И вы убили ее? Послужили орудием для трусов, которые не осмелились сделать это сами, не сжалились над ее красотой, молодостью, слабостью, наконец?!
Палач: Но в этой женщине под ее ангельской внешностью скрывался демон, который и мне сумел причинить зло
Монах: (с презрением) Тебе?
Палач: Она соблазнила и погубила моего брата, священника. Он бежал с ней. Он был ее первым любовником. Она стала причиной смерти и моего брата.
Монах: Если хочешь прощения, говори все, что знаешь. Ее девичье имя должно быть тебе известно.
Палач: (задыхаясь) Я умираю. Отпущение, отец мой, ради Бога, отпущение!
Монах: Ну же, говори ее имя!
Палач: ( с тяжким стоном) Анна де Бейль!
Монах: (воздевая сцепленные руки над головой) Моя мать! Это была моя мать!
Палач: (хрипя) Отпущение, я умираю!
Монах: Я не священник, чтобы давать тебе отпущение.
Палач: (помертвевшими губами, едва слышно) Кто вы?
Монах: Я Джон-Френсис Винтер, и эта женщина – моя мать.
Палач: (испускает душераздирающий крик) Простите меня!
Монах: Бог, может, и простит, но я - никогда! Вот тебе мое отпущение! (всаживает палачу в грудь кинжал по самую рукоятку и выпрыгивает через окно в сад).

В двери стучат, потом ее просто выламывают, и в комнате, залитой кровью, оказывается Гримо в сопровождении трактирщика. Окно открыто, монаха след простыл, а на кровати хрипит умирающий.

Трактирщик: (слуге на дворе) Посмотри, мул на месте?
Слуга: Мула нет!
Гримо: (трактирщику, кивая на умирающего) Вы знаете этого человека?
Трактирщик: Это бывший бетюнский палач.
Гримо: (отшатнувшись в первое мгновение, потом снова нагибается над умирающим и вглядывается в него) Нет сомнения, это он.
Хозяин: Он еще жив?
Гримо: (нагибаясь над палачом и расстегивая его камзол, обнаруживает кинжал) Бегите за помощью!

Пока трактирщик, под причитания жены, бросился за лекарем, Гримо склонился над умирающим, который открыл глаза.

Палач: (шепчет едва слышно) Помогите! Боже мой, неужели во всем мире не осталось человека, который бы помог мне!? (приподнимает руку к груди и натыкается на кинжал) А! (рука падает)
Гримо. Не падайте духом! Послали за лекарем.
Палач: Кто вы?
Гримо: Старый знакомый.
Палач: (напряженно) Я вас не помню.
Гримо: Двадцать лет назад мой господин явился в Бетюн и повез вас в Армантьер.
Палач: (мрачно) Я узнал вас. Вы один из четырех слуг. Как вы здесь очутились?
Гримо: Проездом. Я случайно остановился в этом трактире. Я был рядом, когда вы закричали.
Палач: Вы видели монаха?
Гримо: Какого монаха?
Палач: Того, что был здесь. Это он нанес мне удар кинжалом.
Гримо: (вставая) Я нагоню его.
Палач: (слабо шевельнув рукой) Не надо, прошу вас. Он отомстил мне и хорошо сделал. Теперь бог помилует меня, ведь я искупил свою вину.
Гримо: Объяснитесь.
Палач: Та женщина, которую ваши господа и вы заставили меня убить…
Гримо: (насторожившись) Миледи? Что общего между ней и монахом?
Палач: (на выдохе) Это была… его мать.
Гримо: (отшатываясь с полубезумным взглядом) Так он знает эту тайну?
Палач: Я принял его за монаха и открылся ему на исповеди.
Гримо: (схватившись за голову) Надеюсь, несчастный, вы никого не назвали?
Палач: Ему известно, что его дядя был в числе людей, вынесших приговор. (увидев, что Гримо протянул руку к кинжалу) Как только вы его вытащите, я умру.
Гримо: Но мой господин в опасности!
Палач: Предупредите его, если еще не поздно.
Гримо: Но как он оказался у вас?
Палач: Его привели ко мне двое юношей, одного из них звали виконт де Бражелон.
Гримо: (поднимая глаза к небу) Такова воля Всевышнего.

Тут вошел врач и разговор прекратился. Гримо задержался в комнате до того момента, пока врач удалил кинжал из раны. Как и предсказал умирающий, это привело к его немедленной смерти. Гримо поднял залитый кровью кинжал и спрятал на груди. Потом он забрал из конюшни своего коня и галопом понесся в Мазенгерб. Виконт сидел за столом вместе с Гишем и воспитателем, и появление Гримо воспринял с восторгом.

Рауль: (вскакивая) Гримо, мой дорогой, наконец-то ты здесь. (оборачиваясь к сидящим за столом) Извините, господа, это не слуга, это друг. Граф здоров? Он скучает по мне? Ты его видел после того, как мы расстались? Мне тоже есть что тебе рассказать: за три дня у нас было достаточно приключений! Но что с тобой? Ты так бледен, ты в крови? Отвечай же! Откуда эта кровь?
Гримо: Это не моя кровь. Тот несчастный, что вы оставили в гостинице, умер у меня на руках.
Рауль: А ты знаешь, кто он такой?
Гримо: Знаю.
Рауль: (удивленный) Так ты и раньше знал этого палача из Бетюна?
Гримо: Да.
Гиш: Так он умер?
Гримо: Да.
Воспитатель: Да, я сразу понял, что дело палача плохо. Да и он сам понимал это, не зря же он просил монаха. За стол господа, закончим обед.
Рауль: Гримо, распоряжайся, приказывай себе подать, а когда отдохнешь – потолкуем.
Гримо: Я не могу оставаться ни одной минуты – я должен сейчас же ехать в Париж.
Рауль: Граф велел тебе остаться со мной, а в Париж поедет Оливен.
Гримо: Не при теперешних обстоятельствах.
Рауль: Почему такая перемена?
Гримо: Не могу сказать.
Рауль: Объясни!
Гримо: Не могу!
Рауль: Что за шутки? Вы собираетесь ослушаться приказания графа и меня?
Гримо: Не при данных обстоятельствах, господин Рауль. Так надо! (кланяется, и направляется к дверям) Желаю счастья!
Рауль: (бежит за ним и хватает за руку, жалобно) Гримо, останьтесь, я хочу, чтобы вы остались!
Гримо: (строго) Значит, вы желаете, чтобы я дозволил убить графа?
Рауль: (потрясенный, опускается в стоящее рядом кресло) Убить графа? О, объяснись же, ради Бога!
Гримо: Я могу вам сказать только одно: вы встретили монаха?
Все : Да!
Гримо: Где бы вы не встретили его впредь – раздавите его, как гадину, без жалости, без сострадания, и не уходите, не убедившись, что он действительно мертв. Пока он жив, жизнь пяти человек в опасности. (поспешно уходит)

 Отправлено: 08.01.19 19:57. Заголовок: Глава 37. Палатка пр..

Глава 37.
Палатка принца Конде была полна офицеров. Принц сидел у стола, заваленного картами, и похлопывал себя по ладони небольшой, но довольно мощной подзорной трубой. Он молчал, ожидая донесений, а стоящие у стен палатки офицеры едва слышно переговаривались, пытаясь объяснить себе и другим, куда подевались войска испанцев. Полог палатки приподнялся и возник дежурный офицер. Завидев маршала де Граммона, он громко обратился к нему.

Дежурный офицер: Господин маршал, какие-то молодые люди просят разрешения обратиться к вам.

Граммон, взглядом испросив разрешения Принца, вышел из палатки. Принц провел его взглядом, и в палатке повисло тяжелое безмолвие. Внезапно раздался пушечный грохот. Прошло несколько минут, и маршал вновь появился на пороге. Лицо его светилось от восторга.

Граммон: Монсеньер, не угодно ли будет вашему высочеству разрешить моему сыну, графу де Гишу, и его спутнику, виконту де Бражелону, войти сюда и сообщить сведения о неприятеле, которого мы ищем, а они уже нашли.
Принц: Разумеется! Не только разрешаю, но хочу этого. Пусть войдут.

Вошли де Гиш и Рауль и поклонились Конде.

Принц: Говорите, господа! Сейчас не до взаимных приветствий, самое главное: знать, где находится неприятель и что он делает.
Гиш: (выходит вперед) Ваше высочество, мы повстречали… (дальше голос Гиша идет фоном, а действие камеры сфокусировано на Принце: невысоком, хорошо сложенном молодом человеке с профилем коршуна, и пышными локонами ниже плеч. Он внимательно вслушивается в рассказ графа, постукивая себя по сапогу хлыстиком. По мере того, как Гиш рассказываете, эти похлопывания становятся все нетерпеливее.)
Принц: Граф, вы можете мне сказать, как велики силы неприятеля?
Гиш: (сильно покраснев) Увы, монсеньер, на этот вопрос я не могу вам ответить.
Рауль: (робко делает шаг вперед) Не позволено ли будет мне, монсеньор, сказать по этому поводу несколько слов, которые, возможно, выведут вас из затруднения?
Принц: (оборачивается и с улыбкой окидывает взглядом фигурку мальчика) Конечно, сударь, говорите!
Рауль: Монсеньор мог бы расспросить пленного испанца.
Принц: Вы захватили пленного?
Рауль: Да, монсеньор.
Гиш: В самом деле, а я и забыл про него.
Рауль: (улыбаясь) Это вполне понятно, ведь именно вы и захватили его.
Принц: Молодой человек прав, пусть приведут пленного! (отводит де Гиша в сторону, и они шепчутся, поглядывая на виконта, который отчаянно краснеет.) Виконт, оказывается, у вас есть письмо от моей сестры, герцогини де Лонгвиль, но я вижу, что вы предпочли зарекомендовать себя сами, дав мне дельный совет.
Рауль: Монсеньор, я не хотел мешать вашему важному разговору с графом. Вот это письмо! (достает письмо, но Принц делает отрицательный жест.)
Принц: Отдадите его после, а пока у нас более неотложное дело: займемся пленным. (Пленного вводят два солдата, руки его связаны за спиной, одежда представляет из себя причудливый маскарад из разных мундиров.) Какой ты нации? (пленный что-то бормочет) Ага! Он, кажется, испанец. Граммон, вы говорите по-испански?
Граммон: Очень плохо.
Принц: А я совсем не говорю. Господа, есть ли кто-нибудь, кто говорит по-испански и послужит нам переводчиком?
Рауль: (в полной тишине) Я, монсеньор.
Принц: Вы говорите по-испански?
Рауль: Мне кажется, достаточно, чтобы послужить Вашему высочеству в настоящем случае.

Пленный стоит неподвижно, не реагируя ни на что.

Рауль: (на испанском) Монсеньор спрашивает, какой вы нации?
Пленный: Ich bin ein Deutscher.
Принц: Что он там бормочет? Что это за тарабарщина?
Рауль: Он говорит, что он немец, но у него плохой акцент и произношение неправильное.
Принц: Вы, что, и по-немецки говорите?
Рауль: Да, монсеньер. Достаточно, чтобы помочь вам допросить пленного.
Принц: Тогда спросите его, какова численность войска.

Но пленный что-то бормочет на дикой смеси языков, отворачивается, хлопает глазами
с непонимающим видом, изворачивается, как может.

Рауль: Non siete spagnuolo, non siete Tedesco? Siete italiano.
Принц: А вот это я понимаю и сам и смогу вести допрос самостоятельно. Благодарю вас, виконт, и отныне назначаю вас своим переводчиком.

Но пленник перестал отвечать на вопросы и Конде понял, что есть только один способ заставить его говорить.

Принц: Этот человек был пойман за грабежом и убийством. Раз он не хочет отвечать на вопросы, значит, он не хочет спасти свою жизнь. Уведите его и расстреляйте.

Стража подтолкнула пленного к выходу, и он решился.

Пленный: Одну минуту! Я готов отвечать, монсеньер.
Принц: (со смехом) Я знал, что этим кончится: мне известен отличный способ развязывать языки.
Пленный: (с некоторой наглостью) Но при условии, чтобы Ваше высочество обещали даровать мне жизнь.
Принц: (сразу становясь серьезным) Честное слово дворянина.
Пленный: (приободрившись) В таком случае спрашивайте меня, монсеньер.
Принц: Где армия перешла Лис и кто ей командует?
Пленный: Армия перешла реку между Сен-Венаном и Эром. Командуют граф Фуонсальданья, генерал Бек и эрцгерцог.
Принц: Численность армии и направление наступления?
Пленный: Наступает на Ланс при численности в восемнадцать тысяч человек при тридцати шести орудиях.
Принц: Я угадал, господа, вы видите, я угадал. Соберите войска, мы выступаем сегодня ночью: завтра мы нападем на неприятеля.
Маршал Граммон: Но у нас не наберется и тринадцати тысяч, даже если мы соберем все наличные силы.
Принц: (сверкнув глазами) Господин маршал, большие сражения выигрываются и малыми армиями. (поворачивается к пленному) Уведите этого человека и не спускайте с него глаз: его жизнь напрямую зависит от того, насколько верны его сведения. Если они верны – он получит свободу. Если же он лгал, его расстреляют. А теперь, займемся вами, молодые люди. Граф де Гиш, вы остаетесь с отцом, вы давно с ним не виделись. А вы, молодой человек (с улыбкой смотрит на виконта), если не очень устали – следуйте за мной.
Рауль: (горячо) Хоть на край света, монсеньер!
Принц: Вы хороший советчик, а завтра посмотрим, каковы вы в деле. У вас хорошая лошадь?
Рауль: Моя лошадь была убита сегодня утром, я пока взял лошадь своего слуги.
Принц: В таком случае, выберите себе лошадь из моей конюшни. И не вздумайте стесняться! Возьмите ту, которая покажется вам лучшей: завтра она вам наверняка понадобится.

Рауль убежал в конюшни и очень скоро появился верхом на прекрасном андалузце. Принц встретил его с улыбкой.

Принц: А теперь, сударь, давайте мне письмо, которое вы привезли и держитесь рядом.

Конде зацепил поводья за луку седла, на ходу распечатал письмо и принялся читать на полном скаку. Рауль и небольшой конвой следовали за ним, а нарочные с приказом собрать войска неслись по всем направлениям.

Принц: Здесь пишут о вас много лестного, сударь, но я рад, что смог составить себе о вас еще лучшее мнение. Надеюсь, вы не подведете тех, кто вас рекомендовал.

Рауль поклонился до самой шеи своей лошади и теперь уже ни на шаг не отступал от принца.
Со стороны Ланса раздавались пушечные залпы. По дороге спешили жители окрестных деревень, стремясь подальше от наступавших испанцев. Завидев принца, к нему подошли несколько крестьян, один из них узнал принца. Он стащил с головы шапку, и теперь мял ее в руках, глядя на Конде с надеждой.

Крестьянин: Вы прогоните, монсеньер, этих грабителей?
Принц: Да, если ты послужишь мне проводником.
Крестьянин: А куда прикажете проводить вас?
Принц: На какую-нибудь возвышенность, откуда я бы мог видеть Ланс и его окрестности.

Дальше они продвигались лесными тропинками под неумолчную и близкую канонаду, пока не достигли вершины холма. Здесь, осмотревшись и составив себе представление о положении врага и собственной армии, Конде написал записку и вручил ее Раулю. Виконт стрелой бросился назад, в ставку Принца, где он вручил ее Граммону. И тут же, в сгущавшейся темноте, началось передвижение французской армии на указанные Принцем позиции. Все происходило максимально тихо, и к ночи армия была на позициях.
Рауль и де Гиш ночевали в одной палатке. Каждый сидел в своем углу и писал письмо, время от времени поднимая голову и глядя в ночь невидящим взглядом. Наконец, письма были написаны, молодые люди запечатали их в двойные конверты, обменялись этими пакетами со словами :"Если я буду убит…", обнялись, и улеглись спать каждый в своем углу.

 Отправлено: 23.01.19 12:33. Заголовок: Глава 38 . Атос, сид..

Глава 38
.
Атос, сидя у стола, писал письма. Три, уже запечатанных его гербом, лежали перед ним на столе. Закончив четвертое, он посыпал его песком, сложил, и подписав адресата, приложил кольцо-печатку к воску. «Лейтенанту королевских мушкетеров господину шевалье д”Артаньяну в собственные руки». Потом он позвонил в стоящий перед ним колокольчик, и на звонок зашел высокий, румяный, и по-деревенски нескладный парень – приехавший с Атосом из Блуа лакей по прозвищу Блезуа.

Атос: (вручая письма слуге) Вот четыре письма, которые ты должен побыстрее отдать господам, чьи имена я написал. Нигде не болтайся и не задавай лишних вопросов. Адреса я написал на обороте писем. Когда вернешься, доложишь, как обстоят дела.

После ухода Блезуа Атос устроился у окна и стал рассеяно разглядывать улицу. Мысли его были далеко, с сыном. За этим занятием мы его и оставим, а встретимся с ним уже на пороге «Отшельника», куда собрались на обед все четверо приглашенных на обед Атосом, друзей. И, к удивлению собравшихся, все явились на зов графа с замечательной точностью, а встретившись – раскланялись с максимальной приязнью.

Атос: Господа, я позволил себе пригласить всех вас в этот трактир, потому что хозяин гостиницы, где я остановился, признал, что после него, здесь лучшая в Париже кухня.
Портос: А вот сейчас мы это и проверим.
Атос: Так войдем. Нас уже ждут. (и он указал на мальчугана, который мялся на пороге, всем своим видом демонстрируя, что он послан именно этим господам).

Легкая заминка при входе образовалась, потому что Арамис и мушкетер стали уступать друг другу дорогу. Атос с улыбкой это наблюдал, зато у Портоса терпение закончилось, и он решительно втолкнул обоих. Мальчик провел друзей на второй этаж, где их ждала отдельная комната и уже накрытый стол. Все чинно расселись, но за этой скованностью и неуверенностью ощущалась общая неловкость. Атос, бросив беглый взгляд на друзей и стол, приказал подать вино. Четыре бутылки шампанского мигом разрядили обстановку. Арамис, не скрывая своего изумления, наблюдал, как Атос залпом выпил свой бокал. Покачав головой, аббат налил и себе и выпил не спеша. После этого он расстегнул воротник камзола. Увидев, что сделал Арамис, Портос тут же расстегнул свой камзол и развалился на стуле. Выпитое подействовало, и гул голосов стал громче. Сразу стало шумно и непринужденно: стучали тарелки, булькало льющееся вино, звучал смех. Говорили все сразу и обо всем.
Атос, бывший хозяином на этом дружеском застолье, наблюдал картину не без удовольствия: старый, испытанный метод подействовал, вино развязало языки и изгнало дурные мысли. Продолжение прибыло лично с хозяином, который принес еще вина.

Д’Артаньян: Друзья, вам наш обед ничего не напоминает?
Арамис: (с энтузиазмом) Еще бы не напоминает! Но в этот раз мы не едим лошадей Бэкингема? (и он повернулся к Атосу).
Атос: (сдержанно улыбнувшись) Ручаюсь, что все – за счет заведения!
Д’Артаньян: Атос, вы всегда умели устраиваться по-королевски. Это – от Бога.
Атос: (со смехом) Нет, от Бофора! Хозяин, ярый сторонник герцога, пришел в восторг, узнав, что тот на свободе, и сегодня решил кормить всех за свой счет.
Портос: С нами он рискует разориться.
Арамис: (с тревогой) Откуда он узнал? Атос, вы не похожи на человека, способного проговориться или похвалиться нашим участием в этом деле.
Атос: Да об этом уже весь Париж говорит, аббат.
Арамис: Излишняя известность нам ни к чему, граф. Но в своем кругу меня разобрало желание посплетничать насчет кардинала.
Портос: Какого кардинала? Того, что умер, или теперешнего?
Арамис: Теперешнего, разумеется. О покойном – только хорошее. Итак, дело было вот в чем: Мазарини предложил некоему вельможе, союза с которым домогался, прислать ему письменные условия, на которых тот готов вступить с ним в соглашение. Вельможа, скрепя сердце, все же написал кардиналу. В числе условий было три, которые Мазарини не понравились, и он предложил принцу за десять тысяч экю отказаться от них.
Портос: Это не слишком-то щедро!
Атос: Что же сделал вельможа?
Арамис: Он тотчас отослал Мазарини пятьдесят тысяч ливров с просьбой больше никогда не писать ему, и пообещал еще двадцать, с условием, что Мазарини обяжется никогда с ним не разговаривать.
Атос: И что же Мазарини?
Портос: Приказал отколотить посланного?
Д’Артаньян: Взял деньги?
Арамис: (смеясь) Вы угадали, д’Артаньян. (все хохочут так громко, что в дверь осторожно просовывает голову хозяин. Атос, смеясь, жестом успокаивает его)
Д’Артаньян: (утирая слезы) А можно, я пройдусь насчет де Бофора?
Арамис: (лукаво) Пожалуйста!
Д’Артаньян: Атос, а вы разрешите?
Атос: (с забавной серьезностью) Мы посмеемся, если ваш анекдот забавен.
Д’Артаньян: Тогда я начинаю. Бофор, в беседе с одним из друзей Принца, сказал, что в свое время основательно оттузил Шавиньи, известного своей привязанностью к Мазарини. Бофор, по своим взглядам, был близок старому кардиналу, а зная его горячность, легко было его заподозрить и в рукоприкладстве. Собеседник герцога поспешил передать эту новость Конде и история получила огласку. От Шавиньи все отвернулись, и бедняга не мог понять причины этой холодности к нему окружающих. Он доискивался причины, пока кто-то не решился открыть ему глаза. «А кто сказал, что Бофор меня поколотил?» «Он сам!» - был ответ. Доискались источника слухов, и он сам, под честным словом, подтвердил, что герцог именно так и сказал ему: «оттузил»! Шавиньи не осталось ничего другого, как послать к де Бофору двух секундантов.
Атос: И что Бофор?
Д’Артаньян: Подтвердил, что так и было. «Но побои – позор для дворянина!»- заявили секунданты. «А кто говорит о побоях?» - удивился Бофор. «Но ведь вы сами, монсеньер, заявляете, что побили…» «Кого?» - «Шавиньи». – «Я?» - « Разве вы не сказали, что оттузили его?» «Я? Вот мои слова: Шавиньи, вы заслуживаете глубочайшего порицания за помощь, оказываемую вами такому пройдохе, как этот Мазарини. Вы…» И тут секундант понял: « Теперь я понимаю: вы хотите сказать, что отделали его!» И тут Бофор важно изрек: « Оттузил, оттделал – разве это не одно и тоже? Эти ваши сочинители слов ужасные педанты!»

Новый взрыв смеха последовал за этой историей.

Арамис: Право слово, филологические промахи нашего принца вошли в историю!
Д’Артаньян: Право, господа, а у вас есть все основания недолюбливать кардинала, потому что и вас он не особенно жалует.
Атос: В самом деле? Если бы мне сказали, что этот мошенник знает меня по имени, я бы перекрестился заново, чтобы меня только не заподозрили в знакомстве с ним.
Д’Артаньян: Ему не известно ваше имя, зато известны ваши дела. Он знает о деятельном участии двух дворян в освобождении герцога, и уже велел их разыскать. Можете мне поверить, господа, он жаждет свести знакомство с вами.
Арамис: (насмешливо) Даже так? И кому же он поручил нас разыскать, хотел бы я знать?
Д’Артаньян: Мне.
Атос: Вам?
Д’Артаньян: Он еще утром прислал за мной, чтобы узнать, не нашел ли я вас.
Арамис: И что вы ему ответили?
Д’Артаньян: (скорчив серьезную мину) Что я пока ничего не узнал, зато сегодня обедаю с двумя лицами, которые могут мне кое-что сообщить.
Портос: (улыбаясь во весь рот) Так и сказали? Браво! Атос, вам совсем не страшно?
Атос: Нет! И я боюсь совсем не розысков Мазарини.
Арамис: А чего же вы боитесь? Признайтесь.
Атос: Ничего. (чуть тише) По крайней мере в настоящее время.
Портос: А в прошлом?
Атос: (подавив вздох) А в прошлом – это другое дело. В прошлом и в будущем.
Арамис: Вы боитесь за вашего Рауля?
Д’Артаньян: Полно! В первом деле никто не гибнет.
Арамис: Ни во втором!
Портос: (распрямляя плечи) Ни в третьем! Но и убитые иной раз воскресают: мы сами – лучшее тому доказательство.
.Атос: (как-то сразу сникнув) Нет, господа, не Рауль меня беспокоит: он будет вести себя, надеюсь, как подобает дворянину, а если и падет, то с честью. Но дело в том… если с ним случится несчастье, то… (проводит рукой по лбу, словно оттирая пот)
Арамис: (подавшись к нему) То?..
Атос: (глухо) То я усмотрю в этом возмездие.
Д'Артаньян: А… Понимаю, что вы хотите сказать.
Арамис: Я тоже. Но только об этом не надо думать: что прошло, тому конец.
Портос: Я ничего не понимаю!
Д’Артаньян: (шепотом ему на ухо) Армантьерское дело.
Портос: (смотрит на друга непонимающими глазами) Армантьерское дело? О чем это вы?
Д’Артаньян: Ну, помните, миледи…
Портос: Ах, да! А я совсем забыл эту историю.
Атос: (пристально смотрит на него) Вы забыли, Портос? Действительно забыли?
Портос: Честное слово, забыл. Это же было так давно!
Атос: Значит, это не тяготит вашу совесть?
Портос: (простодушно) Нисколько!
Атос: (переводит взгляд на Арамиса) А вы что скажете?
Арамис: (с видом философа) Ну, если уж говорить о совести, то этот случай мне кажется подчас очень спорным.
Атос: А вы, д’Артаньян?
Д’Артаньян: Честно говоря, когда я вспоминаю эти ужасные дни, я думаю только об окоченевшем теле госпожи Бонасье. (тихо) Я часто думаю о бедняжке, но никогда не мучусь угрызениями совести из-за ее убийцы.
Арамис: (с видом проповедника) Если вы признаете божественное правосудие и его участие в делах земных, то эта женщина была наказана по воле божьей. Мы были только орудиями. Вот и все!
Атос: (с выражением недоверия к сказанному Арамисом) А свободная воля, Арамис?
Арамис: (убежденно) А что делает судья? Он тоже волен судить или оправдать и осуждает без боязни. (Атос смертельно бледнеет) Что делает палач? Он владыка своей руки и казнит без угрызений совести.
Атос: (опуская глаза и уходя в себя) Палач…
Д’Артаньян: Я знаю, это было ужасно, но, с другой стороны, если припомнить, скольких мы убили просто потому, что они были менее ловки, или им просто не повезло, то я, со своей стороны, оправдываю свое участие в убийстве этой женщины, даю вам честное слово.
При слове «убийство» Атос вздрагивает.

Портос: Теперь, когда вы мне все напомнили, я даже вижу эту сцену, помню, кто где стоял, даже помню, что при мне была моя любимая шпага. А знаете что? Клянусь вам, что если бы не подвернулся этот палач из Бетюна… - кажется он был из Бетюна…- да, именно оттуда, я бы сам отрубил голову этой злодейке. И рука у меня бы не дрогнула, потому что это была ужасная женщина. (и Портос от души хлопает по столу так, что подскакивает вся посуда.)
Арамис: (философски-безразличным тоном) В конце концов, зачем думать об этом? Что сделано, то сделано. На смертном одре покаемся в этом грехе, а Господь сам рассудит, что это было: грех, преступление или доброе дело. Раскаяния я не испытываю, жалею, что это была женщина, это да.
Д’Артаньян: Хорошо, что от этого не осталось и следа.
Атос: У нее был сын.
Д’Артаньян: Я помню, вы говорили мне об этом. Но конец змее – конец и змеенышу. Ну, не стал же лорд Винтер воспитывать это отродье? Он бы осудил сына так же, как мать.
Атос: (мрачно) В таком случае, горе Винтеру, ибо ребенок ни в чем не повинен.
Портос: Выжить в стране с такими туманами! Ребенка давно нет в живых.

Слабые улыбки на лицах друзей были остановлены шагами на лестнице и осторожным стуком.

Атос: Войдите.
Хозяин: Господа, какой-то человек желает видеть одного из вас.
Атос: Кого?
Хозяин: Того, кого зовут графом де Ла Фер.
Атос: Это я. А как зовут этого человека?
Хозяин: Гримо.
Атос: (бледнея и сжимая кулаки) Уже вернулся! Что же могло случиться с Бражелоном?

Гримо, усталый и покрытый пылью, вбежал в комнату, и, знаком приказав хозяину удалиться, тяжело оперся о стол. Он был бледен и взволнован, а друзья молча ждали от него известий.

Гримо: Господа, у этой женщины был ребенок, и он стал мужчиной. Детеныш тигрицы идет на вас. Берегитесь!

Атос с меланхолической улыбкой оглядел друзей, но не двинулся с места. Д’Артаньян встал, Портос стал искать шпагу на боку, Арамис схватил нож.

Д’Артаньян: Гримо, что ты хочешь сказать?
Гримо: Сын миледи во Франции и едет в Париж, если еще не приехал.
Портос: Черт! Ты уверен?
Гримо: Уверен. (и он без сил опустился на стул. Атос налил стакан вина и протянул ему, наблюдая, как Гримо пьет).
Д’Артаньян: (заводя себя) Пусть едет, мы и не таких видывали. Пусть является.
Портос: (поглаживая эфес) Пусть пожалует.
Арамис: (не очень уверенно) К тому же это всего-навсего ребенок.
Гримо: (возмущенно) Ребенок!? Да знаете ли вы, что сделал этот ребенок? Переодетый монахом, он выведал всю историю у бетюнского палача, а после исповеди вместо отпущения грехов воткнул ему нож в сердце. Еще и двух суток не прошло с тех пор! (кидает на стол окровавленный нож. Все, кроме Атоса, бросаются к своему оружию. Атос молча и неподвижно сидит на своем месте. Потом поднимает глаза на Гримо.)
Атос: Так он одет монахом?
Гримо: Да, августинцем.
Атос: Как он выглядит?
Гримо: По словам трактирщика, он моего роста, худой, бледный, глаза светло-голубые. Светловолосый.
Атос: И… (с тайной надеждой) он не видел Рауля?
Гримо: (устало) Напротив, именно виконт и привел его к умирающему.

Атос молча снимает со стены свою шпагу.

Д’Артаньян: (с деланным смехом) Однако, мы походим на девчонок! Мы, мы дрожим перед ребенком, а шли вчетвером против армий!
Атос: Этот ребенок послан нам судьбой.

Все поспешно покидают гостиницу, а на столе остается опрокинутый впопыхах стакан вина и под ним на белой скатерти медленно расплывается красное пятно.