Мы рады приветствовать Вас на историко-литературном форуме, посвящённом жизни и творчеству Александра Дюма (отца).
1. Общение на Дюмании строится на принципах вежливости и взаимного уважения участников, поэтому на форуме строго запрещены:
• высказывания, провоцирующие возникновение межэтнических, межгендерных, политических, религиозных и расовых конфликтов;
• мат и оскорбление участников форума в любой форме;
• обсуждение личности участников (в любой форме) и личные разборки;
• обсуждение действий администраторов и политики администрирования форума.
Злостные нарушители этого правила получают окончательный бан и после этого могут посещать форум лишь в качестве гостей.
Примечание. В случае нарушения правил форума, администраторы выносят замечание участнику, нарушившему доброжелательную атмосферу Дюмании. Если эта мера не приносит ожидаемого результата, участник получает второе замечание, после чего выносится временный бан, срок действия которого зависит от конкретных обстоятельств. На время действия бана участник лишается возможности оставлять сообщения во всех разделах форума.
Если же и временный бан не побуждает нарушителя пересмотреть стиль своего поведения, форум Дюмания прощается с ним навсегда.
Если в течение месяца с момента вынесения замечания участник, которому оно было объявлено, демонстрирует лишь миролюбие и уважение к другим обитателям форума, замечание снимается.
2. Администрация Дюмании принимает решение о регистрации новых участников в индивидуальном порядке– поэтому на форуме действует режим премодерации.
3. Официальный язык общения на форуме - русский. Иные языки общения не приветствуются. Потрудитесь использовать нормативную лексику и грамотную речь. Если вы выкладываете цитаты на иностранных языках, то вы же должны их перевести на русский язык.
4. На Дюмании запрещено писать транслитом. Если у вас нет возможности писать кириллицей, пользуйтесь услугами соответствующих сайтов, например, https://translit.net/ и http://translit-online.ru/ или встроенным транслитером форума.
5. Администрация Дюмании настоятельно рекомендует участникам открывать новые темы в соответствующих разделах форума. Если вы не находите открытую вами тему - она была перенесена в другой, более подходящий (на взгляд администратора) раздел. Это также касается сообщений. Исключение - темы и сообщения, нарушающие правило номер 1, которые удалены.
6. Любое сообщение, опубликованное на Дюмании, становится неотъемлемой частью форума. Решение о сохранении или удалении постов зависит только от администрации. Самостоятельно внести изменения или удалить свой пост участник может в течение часа с момента его отправки.
7. Посты, состоящие из одних смайликов, предложений, не выражающих какую-то связную мысль, а так же анимированные подписи и gif-аватары уместны только в разделе «Восторги и мечты». Во всех прочих разделах такие посты, а также флуд и оффтопик без предупреждения удаляются администрацией.
8. Мы оставляем за собой право ошибаться, ибо дюманы - тоже люди, и выражаем надежду, что участники будут жить на Дюмании долго и счастливо, соблюдая вышеизложенные правила.
«Мушкетеры» Драма в пяти актах и трех картинах с прологом. Это — инсценировка романа «Двадцать лет спустя». Написана Александром Дюма в соавторстве с Огюстом Маке, впервые была поставлена на сцене театра Амбигю Комик 27 октября 1845 года. Роль д’Артаньяна иполнял актер Этьенн Мелинг.
Вдохновившись примером LS и мадмуазель Нитуш, хочу предложить форумчанам перевод пьесы с французского. Перевод частично выполнен с помощью ПРОМТ, частично с помощью словаря. Местами получилось довольно коряво, так что если у кого будут идеи, как можно изменить ту или иную фразу, то прошу высказываться. Пока готов только пролог. Потихоньку буду выкладывать продолжение.
Арамис: Ах, друзья мои, восхитительное приключение!.. Добрый день, граф; добрый день, д’Артаньян. Д’Артаньян: Дорогой Арамис, вы здесь! Арамис: Собственной персоной. Представьте себе, прелестная женщина, с которой я встретился в церкви. Д’Артаньян: И за которой вы последовали? Арамис: До ее носилок. Д’Артаньян: А от носилок?... Арамис: До ворот великолепного особняка... Очаровательная особа, она напомнила мне бедняжку Мари Мишон. Д’Артаньян: Повеса! Атос: Видите, он все тот же. Арамис: Я менее лицемерен; ибо прежде, признаюсь, я был отъявленным лицемером...
СЦЕНА ДВЕНАДЦАТАЯ
Те же, входит Портос в боевых доспехах.
Портос: Вот это да. Арамис: Это вы, Портос! Добрый день. Портос: Значит, это сюрприз? Д’Артаньян: Да, дорогой Портос, сюрприз, устроенный Атосом, и к тому же чрезвычайно приятный, как видите. Портос (прижимая Арамиса к груди): Ах, Арамис, позвольте мне прижать вас к сердцу, дорогой друг... Арамис (задыхаясь): Вы меня прижимаете не к сердцу, а к вашей кирасе. Атос (протягивая руку Портосу): Так вы отправляетесь в поход, дорогой дю Валлон? Портос: Клянусь честью, не знаю; я знаю, что уезжаю, вот и все. Д’Артаньян: Тс! Они не на нашей стороне. Портос: Ого! Арамис (тихо, Атосу): Вы им говорили о принцах и о приезде Винтера в Париж? Атос (тихо): Безполезно, они за Мазарини. Арамис (тихо): Будем действовать без них. Портос (тихо, д’Артаньяну): Ну, как мы поступим? Д’Артаньян (тихо): Обойдемся без них. Мадлен (которая в это время накрывала на стол): Господа, стол накрыт. Д’Артаньян: Воспользуемся дарами, которое нам посылает Господь Бог; это истинная мудрость, не правда ли, Арамис? К столу, господа, к столу! Портос: Это тем лучшее рассуждение, что я умираю с голоду. Атос (садясь): Что это за салфетка? Д’Артаньян: Вы не узнаете, Атос? Арамис: Это салфетка с бастиона Сен-Жерве. Портос: На которой прежний кардинал велел вышить французский герб в местах, где она была пробита тремя пулями. Атос: Почему эта салфетка у меня? Д’Артаньян: Потому что вы всегда были самым благородным и отважным среди нас! Атос: Тогда, господа, этим знаменем, единственным, за которым мы должны следовать среди междоусобных распрей, которые непременно появятся, и которые нас, возможно, разделят, поклянемся остаться друг для друга добрыми секундантами на дуэлях, преданными друзьями в серьезных делах, веселыми товарищами в веселье. Д’Артаньян: О, охотно! Атос: И если когда-нибудь случайно мы окажемся в двух враждебных лагерях, то каждый раз, когда нам придется встретиться в бою, при одном слове «Мушкетеры!» возьмем шпагу в левую руку и протянем друг другу правую, хотя бы это было посреди резни. Арамис: Да, черт возьми, да! Портос: Как это хорошо сказано, Атос, как вы красноречивы! Честное слово, у меня слезы наворачиваются на глаза!
Атос (с мрачным видом): И нет ли между нами иного договора, чем договора дружбы? Нет ли кровавого договора? Д’Артаньян: Вы говорите о миледи? Атос: И вы тоже о ней думали, д’Артаньян. Д’Артаньян: Атос, вы ужасны с вашим взглядом... Ну что ж, да, господа... я спрашиваю вас: вспоминая порой эту ужасную ночь в Армантьере, этого человека, закутанного в красный плащ, оказавшегося палачом, эту ночную казнь, эту реку, по которой, казалось, текли потоки крови, и этот голос, прокричавший в ночи: «Да свершится правосудие божие!», вы никогда не испытывали ужасного чувства, похожего на... Атос: На угрызения совести, вы это хотели сказать? Я закончил вашу мысль... Д’Артаньян, а вы испытываете угрызения совести? Д’Артаньян: Нет, у меня нет угрызений совести, потому что, если бы мы позволили ей жить, она бы продолжала свои злодеяния; но одна вещь, которая всегда меня удивляла, мой друг... хотите, чтобы я сказал? Атос: Говорите... Д’Артаньян: Дело в том, что вы, единственный из нас, кому эта женщина ничего не сделала, единственный, у кого нет причины жаловаться на нее, именно вы, Атос, были так добры, что взяли на себя все приготовления этой армантьерской поездки, разыскали палача, привели нас к хижине; наконец, именно вы, как посланник божественного правосудия, объявили ей приговор; и когда я сам, всем телом дрожа от холода, задыхаясь, со слезами на глазах, готов был простить, именно вы приказали нанести удар. Атос: Это вас всегда удивляло, не правда ли? Д’Артаньян: Признаюсь, да; вы нам не говорили об этом, я хранил молчание; но вы первый открылись, тогда я сказал вам, что об этом думал. Простите меня, если это каким-нибудь образом причинит вам боль. Атос: Друзья, позвольте мне поведать вам об одном эпизоде из моей жизни, о котором я никогда никому не рассказывал... Возможно, он вам все разъяснит.. Арамис: Говорите, милый друг. Атос: Я не взываю к вашей скромности; когда вы услышите то, что я собираюсь вам рассказать, вы сможете судить об одной вещи, достаточно ужасной, чтобы, если не забыть о ней, то, по крайней мере, чтобы похоронить ее в самой глубине вашего сердца. Д’Артаньян: Мы вас слушаем, Атос!
Атос: Слушайте... Мне было двадцать пять лет, я был графом и первым в моей провинции, над которой мои предки властвовали почти как короли. Я обладал княжеским состоянием, у меня были все мечты о любви, счастье и славе, которые мы имеем в двадцать пять лет; в остальном, я был полностью свободен с моим именем и состоянием. Однажды в своей деревне я повстречал шестнадцатилетнюю девушку, прекрасную, как ангел, как сама любовь. Сквозь свойственную ее возрасту наивность просвечивал кипучий ум, неженский ум, ум поэта. Она не просто нравилась — она опьяняла. Она жила у своего брата, меланхоличного и угрюмого молодого человека; оба жили в тех краях уже полгода, никто не знал, откуда они явились, но благодаря ее красоте и благочестию ее брата никому не приходило в голову расспрашивать их об этом. Я был владетелем тех мест, я мог соблазнить ее или увезти силой... К несчастью, я был честным человеком и женился на ней. Д’Артаньян: Но раз вы ее любили... Атос: Подождите! Я привез ее в свой замок и сделал из нее первую даму провинции... О! Надо отдать ей справедливость — она в совершенстве справлялась со своей ролью. Д’Артаньян: И что же? Атос: Однажды, когда мы были на охоте, ее лошадь, испугавшись, отскочила в сторону, и она упала без чувств... Мы были одни, я бросился ей на помощь; так как она задыхалась в своем платье, я разрезал его кинжалом... Угадайте, что было у нее на плече, д’Артаньян? Цветок лилии... Она была заклеймена! Д’Артаньян: Какой ужас! Что вы такое говорите, Атос? Атос: Чистую правду... Мой дорогой, ангел оказался демоном, прекрасная и наивная девушка украла священные сосуды из церкви со своим мнимым братом, который оказался ни кем иным, как ее любовником; я узнал все это потом, когда брат был арестован и осужден. Д’Артаньян: А она, что вы с ней сделали? Атос: Ах, она... Я был, как уже сказал, полновластным господином, и на своей земле имел право казнить и миловать; я совершенно разорвал платье на графине, взял веревку и повесил ее на дереве. Д’Артаньян: Вы убили ее!.. Атос: Нет, к несчастью; ибо, в то время, как я во весь дух летел от этого места и из этих проклятых краев, несомненно, пришел кто-то, кто ее спас. Тогда она покинула Францию и пробралась в Англию, вышла замуж за лорда и родила сына; затем лорд умер и она вернулась во Францию, поступила на службу к Ришелье, срезала на балу подвески королевы, с помощью Фельтона организовала убийство Бэкингема... и, простите меня, д’Артаньян, если я разбережу вашу рану, в августинском монастыре в Бетюне отравила женщину, которую вы обожали, эту прелестную Констанцию Бонасье. Д’Артаньян: Так это была она?.. Атос: Она! Все зло, которые было нам причинено, исходило от нее; однажды она ускользнула от меня для того, чтобы совершить три убийства... Я поклялся, что на этот раз она не ускользнет и что она закончит череду своих злодеяний; вот почему я разыскал бетюнского палача, вот почему я привел вас к хижине, где она скрывалась, вот почему я произнес смертный приговор; вот почему когда колебались вы, Портос, когда дрожали вы, Арамис, когда плакали вы, д’Артаньян... вот почему я приказал привести приговор в исполнение. Д’Артаньян: Черт побери! Теперь я понимаю все.. Портос: И я тоже!.. Арамис: Она была бесчестной; давайте больше не будем думать об этом... Д’Артаньян: По счастью, прошлое не оставило никаких следов... Атос: У нее был сын от лорда Винтера... брата того, которого мы знаем. Д’Артаньян: Я это хорошо помню, потому что в момент ее смерти вы воскликнули: «Она даже не вспомнила о своем сыне!» Арамис: Кто знает, что с ним сталось? Умирает змея — умирает весь выводок. Вы полагаете, что Винтер, наш сообщник, который помогал нам в исполнении акта правосудия, будет развлекаться тем, что приютит ее сына?.. Впрочем, если этот сын существует, он находится в Англии; он едва знал свою мать... И потом, все было сделано тайно, ночью, каждый из нас был заинтересован в том, чтобы хранить тайну, и хранил ее... Ее сын не знает ничего, он не может ничего знать. (Они садятся.) Портос: Ба! Этот ребенок умер, или его черт побрал! В этой проклятой Англии столько туманов.. Давайте поедим. Мадлен (входя): Посыльный от его преосвященства... Атос: Что такое?.. Д’Артаньян: Ничего! Арамис: Если это дама, милый друг, мы вас оставляем. Д’Артаньян: Нет, господа, это мужчина. Портос: Ну, если это мужчина, пусть он войдет и садится за стол. Д’Артаньян: Нет; он был бы слишком плохой компанией... для Атоса и Арамиса; это посыльный Мазарини, какой-нибудь прохвост, как и он сам; ему нужно сказать мне всего одно слово; оставайтесь здесь, и не сердитесь, если мы будем говорить вполголоса. Портос: Конечно; но отправьте его побыстрее. Пора завтракать. (Три друга уходят в угол.) Д’Артаньян: Введите его, госпожа Тюркенн.
Те же, Мордаунт в костюме пуританина. Мадлен единственная, кто может слышать разговор д’Артаньяна и посыльного Мазарини.
Мордаунт: Шевалье д’Артаньян? Д’Артаньян: Это я, сударь. Мордаунт: Лейтенант мушкетеров ее величества, роты де Тревиля? Д’Артаньян: Это я. Мордаунт: Вы ожидаете чего-нибудь, сударь? Д’Артаньян: Да, послания от его преосвященства, которое он должен был мне отправить с доверенным лицом. Мордаунт (вручает ему письмо): Вот это послание, сударь, и я этот посланец. Д’Артаньян (читает): «Сделайте то, что вам прикажет податель письма, что касается депеши, которую он вам должен вручить, откройте ее только в открытом море!» Мадлен (в сторону): Ах! В открытом море... И вот я опять вдова. Мордаунт: Вы прочитали? Д’Артаньян: Да. Мордаунт: Вы готовы повиноваться приказам, которые его преосвященство передает через меня? Д’Артаньян: Несомненно; разве я не состою у него на службе? Мордаунт: Тогда снарядитесь по-военному и будьте с вашими друзьями, которых вы обещали кардиналу, в будущий четверг, в восемь часов вечера, на молу в Булони. Мадлен (в сторону): На молу в Булони... Кажется, они собираются в Англию. Д’Артаньян: В четверг, вы говорите? Сегодня у нас суббота... Это пять дней... Великолепно, я буду там. Мордаунт: В четверг, в восемь часов вечера, в Булони, и знайте, если вы не прибудете в указанный день и час, я не имею права ожидать вас ни одной минутой дольше. Д’Артаньян: Излишне напоминать солдату о точности. Мордаунт: Прощайте, сударь. Д’Артаньян: До свидания...
Мадлен: Теперь мы вдвоем. Д’Артаньян: Вы нас слушали? Мадлен: Я? О!.. Кажется, вы собираетесь покинуть Францию? Д’Артаньян: Вероятно, госпожа Тюркенн. Мадлен: И поехать в Англию? Д’Артаньян: И это вероятно, мой друг. Мадлен: Ну так я воспользуюсь этим, чтобы дать вам один совет. Д’Артаньян: Совет? Мадлен: Да. Моя сестра держит гостиницу «Олений рог» на Парламентской площади в Лондоне; если вы туда поедете... Д’Артаньян: Я буду у нее постояльцем. Мадлен: Правда? Д’Артаньян: Правда. Мадлен: Благодарю. (Уходит.) Портос: Мы как будто завтракали... Д’Артаньян: Я здесь. Атос: Я вам говорил, д’Артаньян, что Мазарини — гадкий человек. Д’Артаньян: Почему? Атос: Потому что его посланцы поистине гадкие люди. Как! В этом углу находятся трое дворян, а он делает нам троим всего один поклон, которого едва хватило бы одному! Д’Артаньян: Господа, надо его простить, я полагаю, что он пуританин. Атос: Он приехал из Англии? Д’Артаньян: Подозреваю, что да. Атос: Тогда это посланец Кромвеля? Д’Артаньян: Может быть. Атос: В любом случае, мне этот ваш посланец не внушает доверия. Портос: И мне нет. Арамис: И мне. Атос: А как зовут этого господина? Д’Артаньян: Я не знаю. Портос: Господа, давайте завтракать!
Гримо (снаружи): На пятом этаже? Дверь налево... Мадлен: Да!.. Гримо (снаружи): Хорошо! Д’Артаньян: Пятый этаж, дверь налево, это здесь. Атос: Это голос Гримо. Д’Артаньян: Так он теперь говорит? Атос: Да, в важных случаях. (Гримо стремительно входит.) Атос: О! Господа! Что-то произошло... Гримо, почему ты так бледен, почему так взволнован? Гримо: Господа, у миледи Винтер был ребенок; этот ребенок стал мужчиной... У тигрицы был детеныш, тигр вырвался и идет на вас, берегитесь! Д’Артаньян: Что ты хочешь этим сказать? Атос: Что ты говоришь? Гримо: Я говорю, господин граф, что сын миледи покинул Англию, что он во Франции и едет в Париж, если не приехал уже. Арамис: Черт! А ты уверен? Портос: Ну что ж, пусть едет в Париж, мы и не таких видывали. Пусть приезжает! Д’Артаньян: К тому же это ребенок. Гримо: Ребенок, господа!.. Вы знаете, что он сделал, этот ребенок? Переодевшись монахом, он выведал у бетюнского палача всю историю его матери, которую он не знал, и после исповеди он, вместо отпущения грехов, вонзил ему в сердце вот этот кинжал... Смотрите, на нем еще влажная кровь! Арамис: Ты его видел? Гримо: Да. Д’Артаньян: Ты знаешь, как его зовут? Гримо: Не знаю. Атос (вставая): Я знаю!.. Его имя — месть!
*грустно* оно на французском.... И взять домой я его не смогла -- не выдают издания 19 века на руки.... Смогла только сделать ксерокс титульного листа для музея.... * совсем уж расстроенно* а еще я сегодня смотрела первые издания мушкетерской трилогии. С роскошными иллюстрациями. Но там не дали даже ксерокс сделать:(((((
Nataly Я Вас очень хорошо понимаю! Точно так же бываю в расстроенных чувствах после просмотра первых изданий Дюма в интернет-магазинах. А в собственных руках подержать их еще не приходилось.
Там были такие иллюстрации! Там ВСЕ были, до Фрике и Оливена:(((((( И стоила эта благодать всего-то ничего.... 1000 руб за один снимок иллюстраций.....
Там были такие иллюстрации! Там ВСЕ были, до Фрике и Оливена:(((((( И стоила эта благодать всего-то ничего.... 1000 руб за один снимок иллюстраций..... Я на неделе отсканирую и выложу то, что я смогла сделать, хорошо?:)) И в музей сразу кинем, Вы не против?:)))
...А нельзя ли снять цифровым фотиком? Или в библиотеку не пускают с фотоаппаратом?
Не пускают, но я бы фотик протащила.... беда в том, что книги с иллюстрациями хранятся в Музее Книги, а там физически нельзя сфотографировать -- маленькое помещение и все просматривается... Еще и видеокамеры стоят!!!! Я отксерила титульные листы первых изданий трилогии (тех, которые без картинок:)))))
Салон лорда Винтера в особняке на Королевской площади.
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Винтер, Атос.
Винтер: Что вы говорите ? Атос: Я говорю, что Гримо приехал, как только тот умер, и принес нам еще дымящийся от крови нож. Винтер: Тогда он все знает. Атос: Все, кроме наших имен. Винтер: Но почему он уехал из Англии? Атос: Так он был в Англии? Винтер: Да. Атос: Что он там делал? Винтер: Он один из наиболее ярых приверженцев Оливера Кромвеля. Атос: Каким образом он к ним примкнул? Полагаю, его отец и мать были католиками. Винтер: По моей просьбе король объявил его незаконнорожденным, лишил его состояния и запретил носить имя Винтера. Ненависть к Карлу I заставила его принять сторону Кромвеля. Атос: И как он зовется теперь? Винтер: Мордаунт. Атос: Я запомню... Провидение предупредило нас, будем держаться настороже. Но вернемся к делу, которое привело вас в Париж, милорд. Винтер: Сперва два слова... Господа Портос и Арамис по-прежнему ваши друзья? Атос: И прибавьте также д’Артаньяна, милорд; нас по-прежнему четверо друзей, преданных друг другу... Однако, когда речь идет о том, быть ли фрондером, нас только двое: Арамис и я. Винтер: Узнаю вас! Вы встали на сторону принцев, это великое дело; единственное, которое могло подойти вам с вашим благородным и великодушным сердцем. Не буду скрывать от вас, я приехал во Францию в надежде на него. Атос: Мы можем быть вам чем-нибудь полезны? Винтер: Да, граф, вы нужны мне оба... Вы предупредили Арамиса? Атос: А вот и он.
Винтер: Добрый день, шевалье. Великолепно, что вы пришли, я собирался просить у графа позволения представить вас обоих королеве Англии. Арамис: Королеве Англии? Атос: Генриетте Французской?.. Простите, милорд, я знаю только о несчастьях и о изгнании ее величества. Винтер: Зато я знаю вас... И я обещал ей привести вас к ней сегодня утром. Атос: В Лувр?.. Винтер: Нет, в монастырь кармелиток... Вы готовы, господа? Атос: Как скажете, милорд.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Те же, Томи, также Парри.
Винтер: Чего вы хотите, Томи? Томи: Камердинер ее величества королевы Англии просит позволения передать вашей светлости письмо от его августейшей повелительницы. Винтер: Входите, Парри, входите. Как поживает ее величество? Парри: Она здорова, но очень печальна, милорд. Винтер: Вам поручено что-то передать мне? Парри: Вот это письмо, милорд. Винтер (ломает печать, разворачивает письмо и читает): «Милорд, я опасаюсь, что, если вы будете меня искать в Лувре или в монастыре кармелиток, за вами будут следить, или нас подслушают; поэтому я предпочитаю сама приехать к вам. Чем больше я поступаю против королевских обычаев, тем меньше за мной шпионят... Ожидайте меня у себя вместо того, чтобы прийти меня искать; я буду там почти в одно время с моим посланцем. Благосклонная к вам, Генриетта.» Хорошо!.. Парри, я ожидаю вашу госпожу. Томи: Милорд позволит сказать слово? Винтер: Говорите. Томи: Я только что расспрашивал Парри... и этот человек, который сегодня утром следил за нами... Винтер: И что? Томи: Он еще стоит на углу... Парри видел его, и узнал по примете, которую я ему сообщил. Винтер: И вы не знаете, кто этот человек мог бы быть? Томи: При виде меня он отвернулся, к тому же вы все утро задерживали меня здесь, милорд. Винтер: Хорошо, я буду остерегаться; ступайте... Благодарю вас, Парри! Атос: Это письмо нарушило ваши планы, милорд? Винтер: Нет. Атос: Кажется, оно вызвало ваше неудовольствие. Винтер: Я только удивился той великой чести, о которой в нем сообщалось. Парри (открывая дверь): Милорд... Винтер: Это та особа, которая оказала мне честь своим письмом? Парри: Да; ее носилки только что остановились у двери. Винтер: Ступайте встречать ее, Парри, ступайте. Арамис: Женщина? Винтер: Нет, королева. Атос: Ее величество королева Генриетта? Винтер: Да, господа. Атос: Тогда мы удаляемся, милорд. Винтер (поднимает гобелен): Ни в коем случае; напротив, оставайтесь здесь и слушайте, о чем мы будем говорить с ее величеством; вы вольны показаться или оставаться скрытыми; если вы покажетесь, это будет означать, что вы согласны; если останетесь скрытыми, это будет означать, что вы отказываетесь. Арамис: Милорд, мы ничего не понимаем. Винтер: Поймете позже... Входите, входите!
Винтер: Откройте двери на обе створки, Томи. (Томи открывает, склоняясь.) Королева (приподнимая вуаль): Ах, милорд, это действительно вы! Я думала, что плохо прочитала, я боялась, как бы письмо, подписанное вашим именем, не обмануло меня. Вы приехали по поручению короля?.. Говорите же! Что вы должны мне сказать? Винтер: Я должен вручить вашему величеству это послание. (Преклоняет колено и подает королеве золотой футляр.) Королева (Открывает футляр и вынимает письмо.): Милорд, вы привезли мне три вещи, которых я очень долго не видела: золото, письмо и преданность друга... Поднимитесь, милорд... (Протягивает ему руку.) Благодарю вас, мой друг, благодарю! Винтер: Ваше величество слишком добры ко мне. Королева: Теперь посмотрим, что содержит это ценное послание... Ах! Это в самом деле почерк и подпись моего мужа... (Читает.) «Королева и дорогая супруга, мы дошли до предела; все силы, которыми я располагаю, собраны в лагере в Ньюкастле, откуда я вам пишу; здесь я ожидаю армию моих мятежных подданых, и с помощью моих храбрых шотландцев собираюсь сразиться с ними в последний раз. В случае победы я продолжу борьбу; побежденный, я погиб окончательно; в этом последнем случае я могу только добраться до берегов Франции; но захотят ли там принять несчастного короля, который послужит столь погубным примером в стране, уже взволнованной междоусобными раздорами? Податель этого письма, которого вы знаете как самого старого и самого верного из моих друзей... (Прерывает чтение и протягивает руку Винтеру.) О, да, милорд!... (Продолжает.) «Податель этого письма скажет вам то, чего я не мог доверить случайным опасностям. Он объяснит вам, чего я ожидаю от вас; также поручаю ему передать благословение моим дорогим детям, которые находятся во Франции, а вам всю любовь моего сердца, королева и дорогая супруга. Карл, пока еще король. — Господь позаботится о том, чтобы наши дети, принцесса Елизавета и герцог Глочестер, находящиеся в Лондоне, были в здравии.» Ах, Боже мой! Пусть он не будет больше королем, пусть будет побежден, изгнан, но пусть он останется в живых! О, скажите мне, милорд, положение короля так безнадежно? Винтер: Наверное, еще безнадежней, чем он сам думает, ваше величество. Королева: И чего он ожидает от меня? Ну, говорите же. Винтер: Чтобы ваше величество просили у Мазарини помощи или, по крайней мере, убежища во Франции. Королева: Увы! Вы полагаете, я стала бы ждать этого письма, чтобы сделать, со своей стороны, все возможное? Винтер: Итак?.. Королева: Итак, помощь, убежище... деньги, Мазарини отказал мне во всем. Винтер: Как! Он отказал в убежище королю Карлу, зятю Людовика XIII, дяде короля Людовика XIV? Королева: Увы! Я его тревожила вполне достаточно... Наше с дочерью присутствие ему в тягость... тем более будет в тягость присутствие короля... Милорд, послушайте... Об этом тяжело и стыдно говорить, но мы с Генриеттой пережили зиму в Лувре без денег, без белья, почти без хлеба, зачастую оставаясь часть дня в постели, потому что нечем было разжечь огонь!.. Так что мы обе умерли бы без подаяний, любезно оказываемых нам парламентом. Винтер: Какой ужас! Дочь Генриха IV умирает от голода на родине, где ее отец хотел, чтобы последний крестьянин имел больше того, в чем нуждается!.. Почему вы не обратились к любому из нас, ваше величество?.. Он разделил бы свое состояние с вами, или, вернее, положил бы все то, чем владеет, к ногам своей королевы. Королева: Вы видите, Винтер, что мне остается единственная вещь: уехать с вами в Англию. Винтер: Для чего, ваше величество? Королева: Чтобы умереть вместе с королем, раз я не могу его спасти. Винтер: Ах! Ваше величество, вот то, чего особенно опасался король, вот то, чего он просит, а если нужно, приказывает, не делать.
Королева: Милорд, в душе короля говорит страх, а не любовь ... Разве он не знает, что неизвестность хуже всего?.. Мы примиряемся со своим несчастьем, когда смотрим ему в лицо, ибо когда мы его знаем, мы находим в себе силы противостоять ему... Но когда несчастье неясно, смутно, неопределенно, не остается других средств, кроме молитвы... И я столько молилась, милорд, без всякой перемены в судьбе короля или в моей, что начинаю приходить в отчаяние... Милорд, если король в том несчастье, в котором оказался, хочет отдалить меня от себя, то он меня не любит. Винтер: Ваше величество, вы сами знаете, что подобный упрек несправедлив. Нет, король боится стольких опасностей... стольких тягот... Королева: Опасности, тяготы... Разве я не привыкла к ним?.. Разве не пришлось мне, одной, под тем предлогом, что сопровождаю свою дочь в Голландию, выпрашивать у Гийома Оранского помощи войсками и деньгами?.. А на обратном пути разве не разразился ужасный шторм, как будто на нас одновременно обрушился гнев людей и гнев Бога?.. И посреди этого шторма покинула ли я палубу? На все протесты капитана и экипажа, который я подбрадривала своим присутствием, отвечала ли я что-нибудь иное, кроме того, что не было еще в истории примера, чтобы королева когда-нибудь утонула?.. Наконец, потеряв два корабля, часть той помощи, которую я везла, выброшенная на голландский берег, разве я колебалась при первом же попутном ветре выйти опять в море?.. На этот раз Бог молчал, устав меня преследовать!... Я добралась до берега... Но, едва оказавшись на земле... Дом, в котором я укрылась, был окружен, атакован; вы это знаете, милорд, потому что именно вы явились, чтобы освободить меня... Где вы меня нашли, милорд? Говорите!.. В бреши, только что проделанной пушкой в этом полуразрушенном доме... среди огня, среди раненых и убитых, залитая кровью тех, кто меня защищал, и моей собственной, так как меня ранило осколком... Смотря на вас, разве я думала о себе?.. К кому было обращено мое первое слово? К Карлу... Когда я должна была переодеться в мужскую одежду, чтобы добраться до него, разве я колебалась?.. Три дня и три ночи вы видели меня рядом с собой... Вздыхала ли я? Жаловалась ли?.. Просила ли я чего-нибудь другого, чем последний из ваших офицеров?.. Нет; ибо усталость, лишения, опасности, все было забыто, когда я снова увидела моего супруга и моего короля... Целый год я провела около него... в горах, в лагере, почти всегда ночуя в палатке, и очень редко в доме... Дворец, увы! давно уже нам не принадлежит!.. Кто вынудил меня оставить его?.. Только воля Бога и любовь моего ребенка... Я собиралась стать матерью... Я не боялась умереть, я боялась убить мою бедную маленькую Генриетту... Я говорила вам о несчастье, милорд!.. Но в тот момент разве не была я самой несчастной из женщин?.. Здесь, по крайней мере, у меня есть Лувр, каким бы жалким мне его ни предложили; монастырь кармелиток, каким бы мрачным он ни был. Что у меня было в Эксетере?... Только хижина... Мой бедный ребенок увидел свет на убогом ложе, без матраса и одеял. Это случилось в то время, когда ко мне прибыл посланец моей сестры королевы; этот посланец привез мне двести тысяч ливров... Разве я оставила себе хоть один ливр, милорд?.. Нет, все до последнего экю я послала Карлу, потому что он для меня — все, вы видите... И когда я должна была оставить его, чтобы вернуться во Францию... милорд, вы тоже там были, вы видели мою боль, мои слезы, мое отчаяние!.. И, когда вы приходите мне сказать, что его положение еще более безнадежно, чем он сам думает, что его свобода под угрозой, его жизнь, может быть!.. вы говорите мне об опасностях и тяготах, мне, чье царствование было чередой тягот, а жизнь — чередой опасностей?.. Ах, милорд, если король вам так сказал, то он ничего не помнит, и, если вы противитесь моему желанию присоединиться к нему, то вы, милорд, о! вы не испытываете жалости! Винтер: Именно потому, что король помнит, что вам пришлось вытерпеть, он хочет, чтобы вы остались во Франции; именно поэтому, простите мне мои слова, что я испытываю жалость к моей королеве, я не хочу, чтобы она ехала в Англию. Королева: Хорошо, не будем больше говорить об этом, милорд; я не хочу ставить вас а положение между почтительностью, которую вы должны оказывать вашей королеве, и повиновением, которое вы должны оказывать вашему королю... Поговорим о вас... Не имел ли ваш приезд во Францию иной цели, чем та, о которой вы мне сказали? Винтер: Имел, ваше величество. Королева: Ну, говорите, посмотрим... Винтер: Когда-то я знал во Франции четверых дворян. Королева (печально): Четверых дворян! И это та помощь, которую вы намереваетесь привезти королю? Винтер: Ах, если бы у меня были все четверо, я поручился бы за многое, ваше величество... Приходилось ли вам слышать о четверых дворянах, защищавших королеву Анну Австрийскую против кардинала Ришелье? Королева: Да, это придворная легенда. Винтер: Четверо дворян, которые пересекли Францию через все засады, оставляя свою кровь на дороге, по которой они ехали в Англию, чтобы привезти знаменитые алмазные подвески, чуть не погубившие Анну Австрийскую? Королева: Да. Винтер: Если бы я рассказал вам все, что сделали эти четверо дворян, вы бы подумали, что я пересказываю главу Ариосто или читаю песнь Тассо... Но, увы! Сегодня утром я узнал, что из этих четырех храбрецов осталось только двое! Королева: Двое других умерли?.. Винтер: Еще хуже... Двое других на стороне кардинала Мазарини. Королева: А двое оставшихся?.. Винтер: Ваше величество, я не знаю еще, удерживает ли их что-нибудь в Париже, а если даже они свободны, не испугаются ли они опасностей, которые угрожают подобному предприятию, и согласятся ли последовать за мной в Англию.
Атос (выходя из кабинета с Арамисом): Милорд, скажите ее величеству, что ради такого прекрасного дела мы пойдем на край света. Королева: О, Боже мой! Эти господа нас слышали... Винтер: И вы видите, ваше величество, что могли все сказать перед ними. Королева: Благодарю, господа, благодарю!.. Милорд, имена этих двух храбрых дворян, которые я благоговейно сохраню в моей памяти... Винтер: Граф де Ла Фер и шевалье д’Эрбле. Королева: Господа, несколько лет тому назад меня окружали придворные, армия, богатства... По одному моему знаку все было готово к моим услугам. Сегодня, взгляните вокруг меня: чтобы осуществить замысел, от которого зависит спасение королевства и жизнь короля, у меня есть только лорд Винтер, который является моим другом в течение двадцати лет, и вы, господа, которых я знаю всего несколько секунд. Атос: Этого достаточно, ваше величество, если жизнью троих людей можно выкупить жизнь вашего венценосного супруга... Теперь приказывайте, что мы должны сделать? Королева (Арамису): А вы, сударь, испытываете ли, как и граф де Ла Фер, сострадание к стольким несчастьям? Арамис: Я, ваше величество, обычно всюду следую за графом де Ла Фер, даже не спрашивая, куда он идет... Но, когда речь идет о службе вашему величеству, я не следую за ним, ваше величество, я его опережаю. Королева: Если вы хотите посвятить себя службе несчастной принцессе, которую покинул весь свет, то вот что нужно сделать... Король один среди шотландцев, которых он опасается, хоть он и сам шотландец. Я много прошу, слишком много, может быть, хотя не имею никакого права просить... но, в конце концов, если вы соглашаетесь служить великому делу королевской власти, униженной в лице короля Карла... поезжайте в Англию, господа, присоединитесь к королю... будьте его друзьями, будьте его телохранителями, в бою не отходите от него ни на шаг, находитесь впереди и позади него в доме, где он живет, там его подстерегают ловушки, более коварные, чем все опасности войны... И взамен этой жертвы, которую вы принесете, я обещаю не вознаградить вас, это слово вас задело бы, я уверена; к тому же не подобает изгнаннице, которая умоляет, говорить о вознаграждении, но любить вас, как любила бы сестра, и отдавать вам предпочтение перед всеми, кто не является моим мужем или детьми. Атос: Ваше величество, когда мы должны выехать? Королева: Значит, вы согласны?.. Ах, господа, это первый миг надежды за пять лет... Вы понимаете, речь больше не идет ни о троне, ни о короне: речь идет о жизни моего Карла, моего супруга, моего короля, которую я вручаю в ваши руки. Атос: Ваше величество, все, что могут сделать два человека, которые не отступят перед любой опасностью, мы сделаем. Королева (протягивая им руку, которую оба дворянина целуют на коленях): Еще раз, о! от всей души благодарю вас, господа! Винтер: Желает ли ваше величество, чтобы я вас проводил? Королева: Нет, вас могут узнать. Атос: Но мы, ваше величество, ничем не рискуем. Королева: У меня носилки, господа. Атос (с поклоном): Тогда мы смиренно будем следовать издалека за носилками вашего величества. Королева: Прощайте, граф; скажите королю, что мои дни — это сплошное страдание, а мои ночи —длинная бессоница... что вся моя жизнь — только вечная молитва, но, когда Бог соединит нас... на земле или на небе... все будет забыто. (Она уходит, через мгновение за ней следуют Атос и Арамис.)
Винтер (выглядывая в окно): Бедная королева! (Появляется Мордаунт и останавливается на пороге двери; Винтер отходит от окна и замечает его.) Кто там?.. Чего вы хотите, сударь?.. Мордаунт: О! О! Неужели вы меня совсем не узнаете? Винтер: Нет, сударь... и в доказательство я повторю вам в Париже то, что сказал в Лондоне: ваше преследование мне надоело, уходите! Или я позову своих людей. Мордаунт: Ах, дядя! Винтер: Я не ваш дядя, я вас не знаю. Мордаунт: Зовите своих людей, если хотите; вам не удастся меня выгнать, как вы это сделали в Лондоне. Что касается того, племянник я вам или нет, то подумайте хорошенько теперь, когда я узнал некоторые вещи, которые мне были неизвестны год назад. Винтер: Какое мне дело до того, что вы узнали? Мордаунт: О, для вас это имеет большое значение, я уверен, и вы сейчас со мной согласитесь. Когда я в Лондоне явился к вам в первый раз, я спросил у вас, что стало с моим состоянием; когда я явился к вам во второй раз, я спросил, чем было запятнано мое имя... И оба раза вы меня прогнали... Но на этот раз я явился, чтобы задать один вопрос, более ужасный, чем все другие... Я явился, чтобы сказать вам, как Бог сказал первому убийце: «Каин, что ты сделал со своим братом?...» Милорд, что вы сделали с вашей сестрой? Винтер: С вашей матерью? Мордаунт: Да, с моей матерью, милорд. Винтер: Узнавайте сами, что с ней стало, несчастный, и спросите об этом в аду, может быть, ад вам ответит. Мордаунт (приближаясь к Винтеру): Я спросил бетюнского палача, и бетюнский палач мне ответил... А! Теперь вы меня понимаете; вот слово, которое все объясняет, вот ключ, открывающий бездну... Моя мать наследовала своему мужу, вы убили мою мать... Мое имя давало мне право на отцовское наследство, вы опозорили мое имя... Я не удивляюсь больше, что вы меня не признаете, непристойно грабителю называть племянником человека, которого он сделал нищим, убийце — человека, которого он сделал сиротой. Винтер: Вы хотите проникнуть в эту ужасную тайну, сударь? Ну хорошо, пусть так; знайте, какова была та женщина, отчета о которой вы сегодня пришли требовать у меня... Эта женщина отравила моего брата; и, чтобы наследовать мне, она собиралась убить и меня, в свою очередь... Что вы на это скажете? Мордаунт: Я скажу, что это была моя мать. Винтер: Она заставила человека, прежде доброго, справедливого и честного, заколоть несчастного герцог Бэкингема... Что вы скажете на это преступление, доказательства которого имеются у меня? Мордаунт: Это была моя мать! Винтер: Вернувшись во Францию после этого убийства, она отравила в монастыре августинок в Бетюне женщину, которую любил один из ее врагов; это преступление убедит вас в справедливости возмездия... Я могу доказать его. Мордаунт: Это была моя мать. Винтер: Наконец, отягощенная убийствами, развратом, ненавистная всем, еще опаснее, чем кровожадная пантера, она пала под ударами людей, которых довела до отчаяния, и которые никогда не причиняли ей ни малейшего вреда... Она нашла, за неимением настоящих судей, судей, которых вызвали ее отвратительные преступления. И этот палач, который вам обо всем рассказал... если он действительно обо всем рассказал, то должен был рассказать, как он дрожал от радости, что может отомстить за позор и самоубийство своего брата... Развратная девушка, неверная супруга, чудовищная сестра, убийца, отравительница, ненавистная всем, кто ее знал, всем народам, которые принимали ее в свое лоно, она умерла, проклятая небом и землей; вот какова была эта женщина. Мордаунт: Замолчите, сударь; это была моя мать! Я не знаю ни ее грехов, ни ее пороков, ни ее преступлений; это была моя мать! Предупреждаю вас, слушайте хорошенько те слова, которые я вам скажу, пусть они врежутся в вашу памать так, чтобы вы их никогда не забыли... За это убийство, лишившее меня всего, отнявшее мое имя, сделавшее меня нищим; за это убийство, сделавшее меня испорченным, злым, жестоким человеком... я призову к ответу ваших сообщников, когда я узнаю, кто они; наконец, всех моих врагов, не исключая короля Карла I. Винтер: Вы хотите убить меня, сударь? В таком случае, я признаю вас своим племянником, ибо вы поистине сын своей матери. Мордаунт: Нет, я вас не убью, по крайней мере, не сейчас; потому что без вас я не смогу обнаружить остальных... Но, когда я узнаю имена четырех мужчин из Армантьера, трепещите, сударь, трепещите за себя и за своих сообщников! Я уже заколол одного без жалости, без сострадания, а он был наименее виновным из вас. (Уходит.) Винтер: Боже, благодарю тебя! Он знает только меня!
Отправлено: 02.12.07 00:06. Заголовок: КАРТИНА ТРЕТЬЯ Дамб..
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Дамба в Булони. — Справа на первом плане рыбацкий домик; на третьем плане бриг «Парламент». В глубине сцены на якоре корвет «Молния»; слева лестница, ведущая на маяк.
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Мордаунт, прохаживается по дамбе; Андре, капитан брига «Парламент».
Мордаунт: Ну что, капитан? Андре: Пока никого, сударь. Мордаунт: Однако вы были в гостинице «Английский герб»... Андре: Да, сударь. Мордаунт: И вы спросили, прибыли ли из Парижа господа д’Артаньян и дю Валлон? Андре: Их еще не видели. Мордаунт: Никого, кто был бы на них похож? Андре: Трое дворян приехали как раз, когда я беседовал с хозяином гостиницы; я стал было надеяться, но ошибся: они собирались остановиться в «Шпаге великого Генриха»; к тому же один из них вошел туда... Двое других только и сделали, что бросили поводья лакеям и спросили дорогу в гавань. Мордаунт: Пусть они хорошенько подумают, я дал им время до восьми часов вечера, и не буду ждать ни одной минутой больше... Ровно в восемь часов, капитан, мы отчаливаем. Андре: Хорошо, сударь; я к вашим услугам.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Те же, Парри.
Парри (подходит к Андре): Сударь, вы капитан этого корабля? Андре: Да, сударь. Парри: Вы отправляетесь сегодня вечером? Андре: В восемь часов. Парри: Вы можете взять на борт меня и мою сестру? Андре (тихо, Мордаунту): Вы слышали. Мордаунт (тихо): Узнайте, что это за сестра. Андре (Парри): А знаете ли вы, куда мы направляемся? Парри: Да, вы едете в Ньюкастл, а так как Ньюкастл находится на границе с Шотландией, нам останется переправиться через Тайн, чтобы оказаться в своей стране. Андре (Мордаунту): Как мне поступить? Мордаунт: Встретьтесь с этой женщиной и постарайтесь узнать, кто она и чего хочет, а затем, если это будет необходимо, я сам на нее посмотрю. Андре: Где ваша сестра? Парри (показывает на маленький домик справа): В этом доме; мне ее позвать? Андре: Нет, не беспокойте ее; я сам приду поговорить с ней. Мордаунт: А! Кажется, вот наши люди. Андре: Нет, это те два путешественника, которые спрашивали дорогу в гавань, в гостинице «Шпага великого Генриха». Мордаунт: Они приехали по парижской дороге? Андре: Да. Мордаунт: Может быть, я узнаю от них какие-нибудь новости. Ступайте... Но вы понимаете, что не будете ничего обещать, пока я не увижу ее сам. Андре: О, будьте спокойны. (Парри): Пойдемте, сударь.
Нет, это не они. Но на самом деле, если не ошибаюсь, это два его друга... те самые, которые были с ними в комнате д’Артаньяна, когда я туда вошел. Не будем пока с ними встречаться.
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Мордаунт, впереди; Атос и Арамис пересекают шлюз, держась посередине.
Арамис: Что вы скажете об этом корабле? Атос: Что он так же готов к отплытию, но не может быть нашим; это бриг, а наш — корвет; этот в порту, а наш ждет нас в море; этот называется «Парламент», а наш, как нам сказал Винтер, называется «Молния». Мордаунт: Винтер!.. Они произнесли имя Винтера? Арамис: Тише!.. Там какой-то человек, который, кажется, нас подслушивает... Атос: Он зря теряет время; мы не говорим ничего такого, мне кажется, чего нельзя было бы слышать. Арамис: Неважно, поговорим о чем-нибудь другом, тем более что он приближается к нам. Мордаунт (ожидая, когда подойдут Атос и Арамис): Извините, господа, если я не ошибаюсь, я имел честь видеть вас в Париже? Атос: Вы, сударь? Не помню, чтобы я имел эту честь. Арамис: И я тоже, сударь. Мордаунт: У господина д’Артаньяна, четыре дня тому назад. Атос: А! Действительно, сударь, я вас вспомнил; прошу вас извинить мою забывчивость. Арамис: Очень хорошо! Мордаунт: Вы не могли бы мне сказать, господин д’Артаньян все еще в Париже? Атос: Мы оставили его в гостинице «Козочка» три дня назад. Мордаунт: И он вам не говорил, собирается ли он в путешествие? Атос: Нет, сударь. Мордаунт: Тогда извините за беспокойство, господа, и примите мою благодарность за вашу любезность. (Кланяется и уходит.)
СЦЕНА ПЯТАЯ
Атос, Арамис
Арамис: Что вы скажете об этом человеке? Атос: Это скучающий провинциал. Арамис: Или шпион, собирающий сведения. Атос: Возможно. Арамис: И вы ему так отвечали? Атос: Я не мог отвечать иначе; он был учтив к нам, и я был учтив к нему. Арамис: Неважно, в нашем положении, Атос, мы должны остерегаться всех на свете. Атос: Скорее вам нужно сделать подобное замечание; вы произнесли имя Винтера. Арамис: Ну и что? Атос: Именно при этом имени молодой человек остановился. Арамис: Вы это заметили? Атос: Отлично заметил. Арамис: Тогда тем больше оснований было предложить ему идти своей дорогой, когда он заговорил с нами. Атос: Ссора? Арамис: А с каких пор вы боитесь ссор? Атос: Я боюсь ссор всегда, когда меня где-нибудь ждут, и эта ссора может меня задержать... Впрочем, хотите, я вам признаюсь кое в чем? Арамис: В чем? Атос: Я узнал в этом юноше посланца Мазарини. Арамис: А, действительно! Атос: И я хотел рассмотреть его вблизи. Арамис: Для чего? Атос: Арамис, вы будете насмехаться надо мной... Арамис, вы скажете, что я всегда повторяю одно и то же... Арамис, вы примете меня за трусливого фантазера. Арамис: Почему? Атос: На кого, по-вашему, похож этот молодой человек, настолько, насколько мужчина может быть похож на женщину? Арамис: О, черт побери! Думаю, вы правы, Атос; этот тонкий впалый рот, этот нос, очерченный как клюв хищной птицы, эти глаза, которые, кажется, всегда подчиняются голосу рассудка, и никогда голосу сердца... Если это был монах!.. Атос: У меня была эта мысль. Арамис: И вы не раздавили эту змею? Атос: Вы с ума сошли!.. не зная?.. К тому же этот юноша нам ничего не сделал. Арамис: Ах, вот где я узнаю моего Атоса!.. Ребячливый из-за своего величия, неосторожный из-за своей честности... Ну, если я узнаю, что это — он, я разобью его голову о первый попавшийся камень! Атос: Тише! Винтер. Арамис: Скажем ему! Он должен узнать своего племянника. Атос: Мы бы показались ему испуганными детьми. Арамис: Действительно... Предоставим событиям идти своим чередом и будем остерегаться этого молодого человека... А это действительно Винтер? Атос: Да, вы же видите; а вот и наши слуги, они идут в двадцати шагах позади него, на углу бастиона. Я узнал Гримо по его неповоротливой голове и длинным ногам, и моего маленького Блезуа по его провинциальному виду. Это тот, который несет наши карабины. Арамис: В самом деле. Но что это с нашим другом? Он похож на грешников в аду Данте, которым Сатана свернул шею и которые смотрят на свои пятки. Что он ищет таким образом позади себя?
Те же, Винтер, также Гримо, Блезуа и второй слуга, также лодочник. Настала вечер, зажигается маяк.
Винтер: А, вот и вы, господа! С большим удовольствием присоединяюсь к вам; мы отправляемся немедленно, не так ли? Арамис: Как раз мы вас не задерживаем... хотя я очень мало люблю море днем и еще того меньше ночью... Но что с вами, почему вы так запыхались? Винтер (оглядываясь): Ничего, ничего... Впрочем, когда я проходил за бастионом, мне показалось... Уедем... Смотрите-ка, вы видите там корабль по ту сторону маяка?.. Это стоит на якоре наш корвет; я бы хотел уже быть на борту! Арамис: Послушайте, вы забыли что-нибудь, милорд? Винтер: Нет; я просто озабочен. Атос (Арамису): Он его видел. Винтер: Давайте спускаться, господа!.. Эй, капитан!.. (Человек, лежащий в лодке, встает.) Это вы лодочник, который должен нас проводить на корвет «Молния», не так ли? Лодочник: Да, сударь. Винтер: Тогда помогите нашим слугам. Лодочник: Подходите сюда.
Мордаунт вновь появляется на другой стороне дамбы и поднимается по лестнице на маяк. Три дворянина садятся в лодку.
Арамис (Атосу): О, вот опять наш молодой человек... Уж не хочет ли он помешать нашему отплытию? Атос: Почему вы думаете, что он имеет это намерение?.. Он один, а нас семеро, включая лодочника. Арамис: Неважно, он, безусловно, что-то замышляет против нас. Винтер: Кто там? Арамис: Молодой человек. Винтер: Какой молодой человек? Арамис: Смотрите-ка, тот, который вон там, на маяке. Винтер: Это он!.. Мне показалось, что я узнал его. Атос: Кто — он? Винтер: Сын миледи. Гримо: Монах! Мордаунт (на дамбе, в месте, где она возвышается над лодкой): Да, это я, дядюшка! Я, сын миледи, я, монах, я, секретарь и друг Кромвеля, и я вас знаю, вас и ваших сообщников! Арамис: А, это племянник! Это монах! Это сын миледи! Винтер: Увы, да! Арамис: Тогда подождите!.. (Берет свой карабин и целится в Мордаунта.) Гримо: Стреляйте! Атос (отводя в сторону дуло): Что вы делаете, мой друг? Арамис: Черт вас побери! Я так хорошо в него прицелился; я бы всадил ему пулю прямо в грудь! Атос: Вполне достаточно, что мы убили его мать.
Лодка начинает отходить.
Мордаунт: А, это вы! Это действительно вы, господа! Теперь я вас знаю, и мы снова встретимся в Англии! (Лодка исчезает; он следит за ней глазами.) Поезжайте!.. (Спускается.) О! Само провидение помогло мне найти их; само провидение посылает их туда, где я всемогущ!.. По крайней мере двое из четырех... Не будем отчаиваться из-за поисков двух других...
Все даты в формате GMT
4 час. Хитов сегодня: 101
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
Если же и временный бан не побуждает нарушителя пересмотреть стиль своего поведения, форум Дюмания прощается с ним навсегда.
Если в течение месяца с момента вынесения замечания участник, которому оно было объявлено, демонстрирует лишь миролюбие и уважение к другим обитателям форума, замечание снимается.
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума